Выпуск № 10 (227) | 1957 - страница 53

время лишена налета сентиментальности, которую ей порою навязывали не в меру экспансивные исполнители.

Но уровень вокальной, музыкальной культуры исполнения еще не определяет успех всего спектакля. Одно из важнейших условий — правда сценическая, зависящая в равной мере и от актерского мастерства певцов, и от режиссерского решения. Между тем лишь в последней картине режиссеру С. Лемешеву и исполнителям удалось органически соединить вокальное искусство и сценическую правдивость.

В свое время К. С. Станиславский предостерегал тех, кто отождествлял понятия «действие» и «движение» на оперной сцене, кто в своих поисках «жизненной правдивости» полагал всю задачу оперного режиссера в том, чтобы заставить оперного артиста как можно больше двигаться (порой даже суетиться). В таких случаях вокальное исполнение обычно резко ухудшалось, и до зрительного зала не доходило главное — выразительная сила музыки. Рецидивы этих режиссерских настроений в оперном театре нет-нет и дадут о себе знать в некоторых спектаклях: порою певцы бегают по сцене в те моменты, когда им надо взять трудную ноту, поют полулежа или повернувшись спиной к публике...

Нет, не об отсутствии такого сценического «действия» сожалеешь, глядя на новую постановку «Вертера»! Замедленность действия проистекает здесь от несоответствия музыки и сценического рисунка ролей.

Молодой, пылкий в музыке Вертер делает величественные жесты, застывает в скульптурных позах, ходит степенной поступью почтенного старца... Может быть, режиссеру хотелось внести в образ оперного Вертера «чуть побольше» от Вертера-мыслителя, может быть, он думал, что это углубит образ, приблизит его к гетевскому оригиналу? Думаю, было бы ошибкой такое понимание героя. В том-то и сила, и обаяние гетевского Вертера, что его обширный ум, его большая культура соединены с необычайной живостью характера, наблюдательностью, юмором. Он — типичный сын своего времени, с его бурными и мятежными настроениями, легкосменяющимися меланхолией и отчаянием.

Шарлотта — К. Леонова,
Вертер — С. Лемешев

Очень огорчает, что образы в новой постановке не индивидуализированы по-настоящему, не обрисованы с должной четкостью линии их сценического развития. Альберт, например, приходит к невесте (первый акт) такой уравновешенной походкой, что можно принять его за почтенного супруга, возвращающегося домой после легкой прогулки, а не за влюбленного жениха, вернувшегося после разлуки (артист Е. Белов). Софи же, напротив, много прыгает и суетится (к чести А. Соленковой, это почти не мешает чистоте ее интонаций). Но, несмотря на обилие внешних движений, сценический облик Софи кажется однообразным. Ему не хватает психологического подтекста, своей линии развития. Можно было бы ярче оттенить ее полуребяческую влюбленность в Вертера (сцена во втором акте).

Не использованы в новой постановке и все те небольшие возможности, которые представляет драматургия оперы для создания сценических контрастов — что так-

Софи — А. Соленкова, судья — В. Тютюник

же способствовало бы восприятию действия в развитии. Трое мужчин — судья, Иоганн и Шмидт — не осмеливаются ни на какие комические проделки, хотя музыка и ситуации, казалось бы, прямо толкают их на это. Комическая пара влюбленных, упивающихся стихами Клопштока, встреча пасторской четы, детские игры — все это не использовано постановщиком, хотя яркие жанрово-бытовые сцены могли бы усилить звучание основной лирико-драматической линии спектакля.

В оформлений художника Б. Волкова чувствуется чрезмерное стремление к пышности. Это заметно не только в роскошных туалетах Шарлотты, но и в декорациях первого акта, где вместо скромной прелести сельской природы зритель видит нарядный парк и фонтан с амуром (к последнему поневоле обращает Вертер свои слова о журчащем ручье)...

*

Жизненная правдивость спектакля — что может быть выше этого критерия? Кажется, никто сейчас и не собирается отрицать опыт лучших русских певцов, актеров, режиссеров, утверждавших, что только в единении музыкального и драматического рождается настоящий реалистический оперный спектакль, а не просто «представление» оперы.

Конечно, новая постановка «Вертера» не могла и не должна была стать копией с известной, скажем, работы К. С. Станиславского. Но мы ожидали от нее многого, зная, что она является режиссерской работой С. Лемешева, зная, что бок о бок с ним трудилась талантливая молодежь. Вознагражден ли их труд? Думается, что пока не полностью. Ложная тенденция к отказу от сценического действия, к сосредоточению всего внимания на музыке, на звуке, мстит за себя. Мы не были бы, пожалуй, столь суровы, если бы не появились за последнее время на сцене Большого театра другие спектакли, свидетельствующие о том, что коллектив неустанно творчески ищет и обновляет приемы оперной режиссуры.

«Вертер» Масснэ, конечно, не «Онегин» Чайковского. Тем не менее неоспоримо его право находиться в репертуаре театра, если только в постановке верно, глубоко реалистически раскрывается этический смысл сочинения талантливого мастера французской лирической оперы.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Шарлотта — К. Леонова, Вертер — С. Лемешев

Софи — А. Соленкова, судья — В. Тютюник

*

Содержание

Шарлотта — К. Леонова,
Вертер — С. Лемешев