плане историческом. И самое положение центрального героя вынуждало по-новому решить вопрос: в чем же заключена его бунтарская деятельность? Поскольку авторы либретто и режиссер решили посильно приблизить сюжет к нашим дням, то сам собой напрашивался ответ на этот вопрос: в «Вольном ветре» речь должна пойти ныне о борьбе простых людей с силами реакции, стремящейся задушить освободительное движение в пробуждающихся к самостоятельной жизни молодых государствах. Так возникло новое сюжетное положение: судовладелец Стан под видом фруктов хочет переправить оружие для поддержки реакционной клики в одной из далеких стран. А то, что Стан двадцать лет назад при гитлеровцах был предателем, послужило дополнительной краской для характеристики этого персонажа.

Переделки, собственно, коснулись лишь третьего действия, которое в прежнем варианте было вязким, перегруженным мелкими эпизодами, суматохой погонь и т. п. Сейчас оно стало компактней, драматургически целостней, гораздо удачнее, чем прежде.

Но основное перерождение произведения Дунаевского произошло в театре. Популярнейшая оперетта была по-новому трактована режиссером, художником, артистами. За последние годы Ленинградский театр музыкальной комедии пережил и успехи и неудачи. Он много «петлял», увлекался «постановочными» приемами, недостаточно задумываясь о главном — о сценической правде, достигаемой при помощи богатейших выразительных средств жанра. Было в театре увлечение штукарством, было и злоупотребление практикой вульгарных переделок текстов. Много было трудного в этом театре, где работает большой отряд способных актеров разных поколений.

Но недавно наметились ощутимые перемены. Некоторые спектакли, ныне стоящие на афише («Севастопольский вальс», «Цветок Миссисипи», «Моя прекрасная леди», «Сто чертей и одна девушка»), каждый по-разному и по-своему характеризуют сдвиги, происходящие в одном из старейших опереточных коллективов страны.

И вот сейчас — «Вольный ветер»!

Театр с особой бережностью, я бы сказал, даже с нежностью, отнесся к музыке этого сочинения (дирижер — М. Воловац). Конечно, и сейчас можно было бы кое в чем упрекнуть оркестр — не очень чисто звучат отдельные голоса, иногда злоупотребляет звучностью медь, сказывается неравномерный состав оркестра (беда многих театров оперетты, страдающих из-за недостатка музыкантов). Но главное, что сразу ощущалось, — это повышенная требовательность дирижера к музыкальной стороне спектакля. То же можно сказать и о звучании хора (хормейстер — А. Гротель).

В спектакле ожил народ. Редко столь реальной, свободно дышащей, мыслящей и чувствующей представлена народная масса на сцене опереточного театра, как в этом спектакле. Мы не раз видели прекрасную работу режиссеров оперетты с хором. Но в данном случае речь об ином; не о затейных группировках, не о раздаче персональных заданий отдельным артистам хора. В «Вольном ветре» ощущаешь неизмеримо большее: органично живут матросы, докеры, женщины, дети в спектакле, посвященном их жизни.

Остановлюсь на одном эпизоде — сцене «шапку по кругу». Народ собирает деньги для Клементины и ее дочери. Обычно эта сцена решается как «жанровая». Здесь же она перерастает в эпизод, непосредственно вытекающий из общего настроения «Песни о вольном ветре». Перед нами народ, не дающий в обиду вдову убитого фашистами матроса.

Пепитта — Л. Ермакова,
Берта — Н. Горячева,
Моника — Т. Кульчицкая

«Шапка по кругу» превращается в сцену глубоко патетическую, полную высокого пафоса.

Интересно, по-новому трактован образ Стеллы. Спектакль начинается со сцены встречи босоногой, жизнерадостной девушки и ее возлюбленного. Стеллу трудно отличить от ее подружек из портового района. И ее избранник так же молод, жизнерадостен. В новой постановке 3. Рогозикова и В. Тимошин создали настолько достоверные образы молодых людей южноевропейского портового города, что понятия «герой», «героиня» потеряли свое штампованное значение. И когда подобная же интонация романтизированной правды появилась в поведении массы, сразу ощутились свежие, ранее неизвестные нам черты в этом произведении.

И вновь вернусь к «проблеме» Фомы и Филиппа. Новая задача, предложенная режиссером, сказалась на трактовке этих образов — прежде веселых комиков, буффонных персонажей. В. Лиликин и С. Фраткин такие же матросы, как и все, они соучастники происходящего, верные друзья Янго, Клементины, Стеллы, они — их единомышленники. Поэтому буффонада исчезла. А герои от этого не стали менее веселыми или менее смешными.

Еще одна интересная находка. Резко изменился Микки, всюду изображавшийся деревенским дурачком, который вовремя поумнел. В. Копылов превратил его из трафаретного простака в разумного парня, беда которого лишь в том, что он племянник в свое время разбогатевшего на явных и тайных спекуляциях Стана. И прозревает он не потому, что из глупенького превращается в умненького, а потому, что сумел вовремя разобраться в новой для себя обстановке. Микки В. Копылова и Пепитта В. Серовой образуют не традиционно опереточный, а живой и естественный дуэт.

Можно отметить и удачу нового решения роли Стана (Л. Петропавловский), переставшего походить на опереточного злодея. Теперь это умный враг. Нужно указать на естественную, мягкую трактовку роли Цезаря Галля К. Зориным. Но все еще выделяются своей картонажной «сатиричностью» некоторые «отрицательные фигуры» — Одноглазый, Кляк, мэр города.

И все же в главном спектакль успешен. С. Штейн и художник А. Шелковников, создавший очень светлое, остроумное в своей простоте и выразительности оформление, показали, что поиски в этом жанре становятся действительно новаторством, когда на сцене побеждает правда жизни.

П. Гусев

ГОРДОСТЬ ХУДОЖНИКА

Шестьдесят лет упорного и вдохновенного труда. Редкое счастье. Оно выпало на долю старейшего советского балетмейстера Федора Васильевича Лопухова.

Когда берешься за перо ко дню такого почтенного юбилея, то невольно оказываешься в плену желаний подвести итог в восторженном тоне.

Но трудам Лопухова рано подводить итог, ибо:

Нет у поэтов финиша.
Творчество — это старт.

Долгое время о Лопухове принято было говорить: талантлив и интересен, но... А я хочу воспользоваться юбилейной атмосферой, чтобы выделить в творчестве большого мастера то, что делает его исторической фигурой. Показать его личный вклад в богатство современного советского балета независимо от того, как расценивалось это в свое время — победой или поражением. Сказать главное: Лопухов — это часть русской культуры.

Гете написал как-то, что ошибка гения иногда дает искусству больше, чем решение задачи рядовым творцом. Но гений слово опасное, а жизнь показывает, что и выдающийся талант, каким бесспорно обладает Лопухов, способен дать многое, даже тогда, когда терпит поражение.

Чтобы рассказать и проанализировать многогранное творчество Лопухова, надо создавать книгу, ибо он танцовщик и балетмейстер, репетитор и учитель сцены, сценарист и педагог, организатор и руководитель, практик и теоретик — профессионал до мозга костей.

Казалось бы, простое дело — репетитор балета. Но Лопухов научил всех своих преемников понимать, что репетитор не просто механически разучивает с исполнителями массовые и сольные танцы, сочиненные балетмейстером-постановщиком. Нет, репетитор — душа спектакля и, если хотите, хозяин, знающий его назубок, берегущий его и от искажений и от превращения в музейный экспонат. Он умело, осторожно и тщательно убирает то, что естественно отмерло, и еще более осторожно, с полным проникновением в замысел автора спектакля, стиль, манеру, язык развивает его решение в зависимости от требования времени. Вот что такое репетитор балета в понимании Лопухова.

Теперь такое понимание роли репетитора стало традицией, и мало кто помнит, кому обязан ба-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пепитта — Л. Ермакова,Берта — Н. Горячева,Моника — Т. Кульчицкая

П. Гусев

ГОРДОСТЬ ХУДОЖНИКА

Содержание

Пепитта — Л. Ермакова,
Берта — Н. Горячева,
Моника — Т. Кульчицкая