нес эту фразу, в зале засмеялись. Я не понял причины такой реакции. К счастью, среди зрителей был мой большой друг еще по работе в Свердловске, балетмейстер М. Ф. Моисеев. Когда по скончании оперы я с ним встретился, то прежде всего спросил: почему засмеялась публика?

— Ты здесь был так искренен, — сказал он, — спел с такой неподдельной уверенностью в чувстве к тебе Джильды, что публика не могла этого не оценить.

Мне это понравилось. Я стал специально выделять эту фразу, но, увы, так уже не получалось. Тут я серьезно задумался. Значит, находка — это еще не признак мастерства. Что же нужно сделать, чтобы сознательно добиваться нужной тебе реакции слушателей, а не ждать случайно вспыхнувшего в этот момент вдохновения? Я стал еще более придирчиво анализировать текст своей партии. И, наконец, пришел к одному, важному для меня выводу. В каждой сцене, арии, эпизоде есть «ударные фразы», которые необходимо интонационно подчеркнуть. Но часто, готовясь к главным фразам, я не замечал тех, которые к ним подводят. А от того, как спеть вот эти, «служебные», места, оказывается во многом зависит и доходчивость, выразительность эмоциональных и смысловых кульминаций. К ним надо готовиться, так же как и к кульминационным верхним нотам. Мне вдруг стало ясно, что если я неправильно возьму фа второй октавы, то верхнее си бемоль у меня и подавно не выйдет. Для того чтобы оно прозвучало свободно, нужно готовиться именно к ноте фа, а не «мазать» ее, будучи загипнотизированным предстоящим си бемолем. Но это получится лишь в том случае, если продумать всю логику построения музыкальной сцены.

Так, в партии герцога, кроме «ударных номеров», всегда с нетерпением ожидаемых слушателями — кроме баллады, арии второго акта, песенки и квартета, я нашел еще немало важных моментов, которые должны прозвучать с особенным смыслом. Тогда я решил вторично более внимательно прочесть драму Гюго. Признаюсь, я очень боялся быть «хорошеньким», тем более что со сцены выглядел как восемнадцатилетний мальчишка. Гюго мне помог сделать своего герцога более дерзким, властным. Например, я заново пересмотрел свое поведение в сцене с Маддаленой. У Гюго на вопрос: «Чем могу служить?» — король отвечает: «Стаканом и сестрицей». Так может ответить человек бывалый, к тому же не привыкший считаться с другими людьми. Но особенно меня обрадовало то, что я нашел у Гюго песенку, которая натолкнула Верди на гениальную находку. Вот несколько ее строк:

Красотки лицемерят
Безумен, кто им верит,
Измены их легки,
Как в мае ветерки.

Я понял, что если с Джильдой герцог непосредствен и восторжен (кстати, я все же нашел в конце концов нужную выразительность фразы перед дуэтом и теперь пел ее почти всегда так, что публика шумно реагировала), то с Маддаленой он развязен, даже немного циничен. Но необходимо, чтобы и за восторженностью, и за развязностью, и за грубостью в нем проглядывала властность. Весь диалог с Маддаленой я старался проводить изящно, легко. Гюго подсказал мне, что женщинам такого сорта это нравится: человек с виду простой, а говорит изысканно. Слова «Нет, будь моей женой» я пел просто нагло, понимая, что вру без зазрения совести.

И если раньше для меня главным было «подать» балладу и другие «номера», то сейчас герцог стал уже человеком, который заявлял какие-то свои права, обязывал меня жить каждым своим словом и даже паузой. Мне стал понятнее и образ Джильды, ее отношения с отцом и служанкой: один ее бережет, другая — предает... Яснее стал представлять окружение: другими словами, я почувствовал «прошлое» своего герцога.

Уже в менуэте, несмотря на всю «церемонность» этого танца, должен проявиться характер герцога — активный, горячий, увлекающийся. Я не только танцую, но и расставляю сети графине ди Чепрано, стремясь вскружить бедняжке голову своими комплиментами, предупредительностью, изысканностью манер. Все это «играет» на характер героя. Смущает меня только Монтероне, напоминая о чем-то неприятном... Не зная, как избавиться от этого чувства, я начинал внутренне злиться и отдавал приказ взять Монтероне под стражу. Но находиться на сцене после этого я не мог, ненавидя и герцога, и себя, и не участвовал в ансамбле. Я не представлял, как петь вместе с толпой придворных льстецов такие слова: «Старик полоумный, как смел ты явиться и дерзкою речью смутить нам веселье? Какой злобный демон тебя надоумил? Иди! И за участь свою опасайся!..»

Неровность характера герцога делает его партию очень трудной для исполнителя. Ария второго акта «Голубка нежная» выбивает из верного самочувствия, тянет к традиционному лирическому герою. Правда, с другой стороны, она позволила мне сделать герцога искренним в своих увлечениях, а это давало возможность не бояться быть обаятельным...

Ю. ОБЪЕДОВ

М. ЯНКОВСКИЙ

П. ГУСЕВ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ ТЕАТР

Ю. Объедов

САТИРА В ОПЕРЕ

Жанр музыкальной сатиры унаследован советскими композиторами от Глинки, Даргомыжского, Мусоргского. Именно поэтому заинтересовал «Памятник» Юрия Левитина, поставленный Куйбышевским театром оперы и балета. По сравнению со своими непосредственными «предшественницами» операми «Нос» Д. Шостаковича, «Бравый солдат Швейк» А. Спадавеккиа, «Клоп» Э. Лазарева «Памятник» более современен. А это немаловажно. Ведь всякая сатира, подобно газетному фельетону, точнее всего бьет с близкой дистанции.

Либретто оперы написано Ю. Левитиным и С. Михалковым по пьесе последнего «Памятник себе»¹. Наиболее сильная сторона его — коллекция сочно выписанных портретов представителей глухого мещанства: здесь и самоуверенный, тупой хозяйственник Почесухин со своей супругой, и хозяин кладбища — спившийся пройдоха Вечеринкин, и отец Никодим, сопровождаемый убогими кладбищенскими старушками, и не по летам бойкая Анфиса, купеческая дочь, продавшая выигранный по лотерейному билету мотороллер для того, чтобы приехать невесть откуда «на могилку» к папеньке... Этот мирок обывателей дополняют Секретарша Почесухина, заведующий парикмахерской Топтунов с «фирменной» прической «а ля колтун» и промышляющий «налево» кладбищенский маляр.

Но как, к сожалению, случается в подобных

_________

¹ Содержание оперы: заведующий отделом коммунального хозяйства в маленьком периферийном городишке купил себе при жизни бесхозный памятник, установленный на могиле купца Почесухина — его однофамильца и чуть ли не тезки. Но дочь купца, престарелая Анфиса, внезапно объявившаяся в городе, разоблачает ретивого хозяйственника. И служебная деятельность Почесухина начинает привлекать к себе внимание общественности. Казалось бы, история с купленным за счет государственного бюджета памятником и случившийся по вине нерадивого руководства пожар в городской бане должны положить конец деятельности Почесухина. Однако полученная им «под занавес» грамота доказывает, что «до области еще не дошло». «Дойдет!» — уверяют положительные герои.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка