Выпуск № 6 (295) | 1963 - страница 19

ность. Вскоре мне захотелось по-настоящему изучить симфонию и исполнить ее. С нетерпением ждал я начала сезона. Осенью, по возвращении в Бухарест, я стал работать над Второй симфонией вместе с оркестром, и вскоре симфония была включена в четыре наших концерта, имевших колоссальный успех. Иначе и не могло быть с произведением столь величественным, в котором счастливо сочетаются колорит, поэзия, идущие от народного искусства, и классическая ясность формы. Сочетание оригинальное, свежее! Это произведение полное глубокого драматизма, богатое и разнообразное по звучанию. В симфонии выражены, кажется, все чувства, которые бушуют в сердцах людей, В ее звуках — гнев и возмущение, скорбь, доходящая до отчаяния, но полная энергии, и лирика, интимная и в то же время торжественная.

И всю эту гамму чувств сменяет настроение праздничности, возвещающей торжество радости жизни.

Вторая симфония Хачатуряна прочно вошла в репертуар оркестра Бухарестской филармонии. Она в значительной мере способствовала успеху и наших гастролей за рубежом: в Москве, Киеве, Ленинграде, Варшаве, Праге, Мне приходилось дирижировать ею и в Риме, Белграде, Лейпциге, а также на Первом международном фестивале им. Джордже Энеску в Бухаресте (1958).

Той же искренностью и богатством звучаний, разнообразием ритмических форм отмечены и другие произведения Хачатуряна: Сюита из балета «Гаянэ», Скрипичный и Виолончельный концерты и многие другие. И от «встреч» с этой музыкой у меня в воображении возник свой «образ Хачатуряна». Позже, когда мне удалось с ним встретиться, я убедился, что не ошибся. Я убедился, что наряду с талантом и способностью писать возвышенную и задушевную музыку он обладает и великолепными человеческими качествами — душевной теплотой, искренностью, чуткостью и вниманием. Рядом с ним я чувствовал себя как-то особенно непринужденно, радостно...

Сейчас, в канун шестидесятилетия Арама Ильича, мне особенно приятно выразить ему, моему прославленному другу, чувства любви и восхищения, те чувства, которые в равной степени относятся и к человеку, и к его произведениям.

Бухарест, 1963

Альфред Мендельсон

С трудом верится, что в жизни молодого, горячего, шутливого и степенного, приветливого и проницательного нашего друга наступает 60-я весна.

Да, именно весна, потому что в его музыке весна, весна человечества, весна Советской Армении.

Смычок Джордже Энеску, а затем дирижерская палочка Джордже Джорджеску познакомили меня с его Концертом для скрипки и Второй симфонией...

Я узнал Хачатуряна еще больше, когда увидел великолепные результаты творческих занятий с ним его ученика и моего талантливого коллеги Анатоля Виеру (в прошлом ассистент, ныне преподаватель кафедры композиции).

Несколько раз, правда, в спешке я лично встречался с А. Хачатуряном... В 1949 году в гостеприимной комнате Союза советских композиторов, в кругу коллег, я исполнял на рояле наброски Концерта для виолончели, написанные мною ночью в номере одной из московских гостиниц. Только два слова были тогда сказаны: «Хорошая музыка». А спустя много лет он как-то спросил меня: «Как дела с Концертом для виолончели?» — «Хорошо, маэстро!»

Но не только за эти трогательные слова и воспоминания или, вернее, не столько за это мы ценим народного артиста, нашего искреннего и горячего друга.

Наряду с Дмитрием Шостаковичем Арам Хачатурян самый известный у нас советский композитор. Ему удалось создать средствами музыки одухотворенные картины человеческих страстей, кипучей жизни. Далекие горизонты, нежное мерцание и яркость красок родного неба, сладость человеческих признаний, убедительный призыв трибуна — обо всем повествует его музыка. «Так далеко и все-таки так близко», — будто говорят его мелодии.

Арам Ильич покоряет простотой и неожиданностью. Он учит нас тому, что простота подразумевает непосредственно эмоциональное воздействие, завоевывается упорным трудом над партитурой.

Звуковое оформление его сочинений выдерживает даже самый взыскательный технический анализ. Глубокие басы, пунктирные органные пункты, полное слияние мелодии с гармоническим языком, неожиданные модуляции, своеобразие ладов — все эти и многие другие свойства его почерка говорят о высоком мастерстве.

Ни одной лишней ноты, ни одного аккорда, сколь бы он ни был причудлив, выпадающего из контекста... Мне кажется, что характерной чертой его музыки является, с одной стороны, неистощимая изобретательность мелодии, с другой — полифоническое раскрытие движения, дыхания, органичность этого процесса. То, что на первый взгляд нам кажется самопроизвольным, вытекающим без каких-либо усилий, по существу есть результат последовательной и удивительной логики, тем более удивительной, поскольку «действие» преимущественно развивается в сфере, казалось бы, столь эмоциональной.

Уверен, дорогой Арам Ильич, что все это Вы знаете лучше кого-либо. Ничего нового я не сказал. Новым, всегда новым мы знаем Вас. И мы хотели бы Вас видеть всегда молодым, несмотря на поседевшие виски. Жизнь всегда будет звучать в Вашей музыке.

Бухарест, 1963

Рисунок Ремюза (Франция)

Самюэл Барбер

9 октября 1943 года, только что демобилизовавшись из Военно-воздушных сил, где я сделал далеко не блестящую карьеру, мне довелось побывать в Бостоне, где симфонический оркестр во главе с Кусевицким исполнял мою новую пьесу. Увы, моя композиция оказалась тоже далеко не блестящей!

Зато мне очень приятно вспоминать ошеломляющий успех последовавшей вслед за тем американской премьеры Фортепианного концерта Арама Хачатуряна. Где бы ни появлялся отныне его первый исполнитель, Вильям Капелл, публика всегда заставляла его играть это сочинение. Она так и требовала: «Концерт». Уже во время репетиции Кусевицкий сказал мне со своей таинственной и заинтриговывающей улыбкой, приберегаемой обычно для самых больших событий: «Вы сейчас кое-что услышите, мой дорогой». Он был прав. И сегодня, через двадцать лет, я живо вспоминаю первое впечатление от хачатуряновских красок и ритмов. Оно не стало с годами менее свежим, так как Хачатурян говорит голосом своей страны и голосом своего народа. Композитор, который делает это с такой непосредственностью и непринужденностью, — большая редкость.

Во время визита в СССР в марте прошлого года я имел счастье встретиться с самим Хачатуряном и очень быстро заметил в нем те же самые бесценные качества. Я желаю ему сохранить их и в последующее двадцатилетие и подарить нам еще больше партитур, достоинства которых неподвластны времени. Желаю счастья, дорогой коллега!

Нью-Йорк, 1963

Раймон Лушер

Мне приятно сообщить советским читателям об очень большом успехе Концерта-рапсодии Арама Ильича Хачатуряна, который впервые во Франции была исполнена 17 марта в Париже в «Концертах Колонн».

Без сомнения, в большой мере залогом успеха явилась исключительная виртуозность солиста, Леонида Когана. Для этого произведения необходим превосходнейший исполнитель, способный преодолеть исключительные технические трудности.

Словом, мы пережили настоящий праздник: Концерт-рапсодия Хачатуряна слушался с неослабным вниманием благодаря его ритмической

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Бухарест, 1963

Альфред Мендельсон

Бухарест, 1963

Рисунок Ремюза (Франция)

Самюэл Барбер

Нью-Йорк, 1963

Раймон Лушер

Содержание