Выпуск № 6 | 1963 (295)

зано. Просто далеко не каждому это по плечу. Казалось бы, проще рассказать о Хачатуряне-педагоге. Но и это достаточно сложно. Ведь сказать о своем профессоре: «он блестящий педагог»— значит между строк похвалить и ученика, то есть самого себя. В самом деле, констатировать, что «он умеет прививать хороший вкус, прекрасно учит оркестровать» и т. п., — значит намекать читателю, что и ты, ученик, достиг и хорошего вкуса, и умения «прекрасно» инструментовать. Поэтому, думаю, что если ученик испытывает к учителю чувство огромной благодарности, то эту благодарность уже не надо специально расшифровывать.

До аспирантского класса А. И. Хачатуряна я занимался в классе Г. И. Егиазаряна, тонкого музыканта и педагога; многое из того, что я считаю достижением для себя, написано в классе Егиазаряна.

Однако учеником Арама Ильича я чувствовал себя с того самого дня, когда впервые услышал его музыку, а это было еще в детстве. И, думаю, не я один. Поколения армянских композиторов, пришедших в музыку после того, как творчество Хачатуряна достигло расцвета («пышного расцвета», как пожелал ему, кажется, А. Спендиаров), в той или иной степени находились и находятся под обаянием мошной индивидуальности Хачатуряна. Искусство его — сгусток лучших национальных традиций, и потому так сильно влияние его на художников Армении, да и не. только Армении. В этом смысле творчество Арама Ильича, пожалуй, можно было бы назвать энциклопедией современной армянской музыки. В его сочинениях, даже самых ранних, нет такого «тезиса», нет такого штриха, который не был бы развит в дальнейшем или им самим, или его младшими коллегами. И возможности развития и углубления его даже «невзначай оброненных» мыслей и фраз далеко еще не исчерпаны, и еще не одно поколение композиторов Армении будет припадать к роднику музыки Хачатуряна. Тем более, что если хочешь учиться у мастера, не всегда обязательно посещать его класс — достаточно просто любить его музыку.

*

Что можно сказать о «педагогическом методе» Хачатуряна — человека, придерживающегося чрезвычайно строгого мнения о роли учителя («ни один педагог не может дать того, что дает музыка, музыкальная практика, жизнь»)?

Требователен. Скуп на комплименты. Добивается, чтоб все было понято учеником здесь же, в классе. Нетерпим к лени. Еще более нетерпим к хвастливому бравированию «новациями». Ученик должен отвечать за каждую ноту своего опуса. В особенности если это музыка для сцены или для экрана. Тогда на каждый штрих в партитуре — вопрос: «А что здесь происходит?»

Очень ценит в молодых музыкантах настойчивость. Один из них на каждое занятие приносил по целой части большого циклического произведения. Арам Ильич, казалось, высказал уже все, что хотел, а студент и не думал уходить, снова и снова задавал вопросы буквально по каждому такту. Уставали все, кроме двоих, — ученика и учителя; они не замечали ни времени, ни нас: они работали.

Не выносит делячества. Десятки раз слушает в классе уже готовое сочинение, пока удостоверится, что его можно рекомендовать. Но никогда не «проталкивает» своего студента. Хотя и считает, что исполнение произведения в концерте вместе с репетициями равно году учебы в классе.

Так Хачатурян относится к ученикам. А они к нему? С огромным доверием. Ведь слово учителя подкреплено творческой практикой, оно убедительно в силу убедительности его музыки. В то же время не помню, чтобы Арам Ильич по какому-либо поводу вспоминал свои сочинения. Наоборот, чаще всего от него можно услышать. «Вы, молодые, должны учитывать наш опыт, и не повторять наших, ошибок».

Довольно часто показывает студентам свои новые произведения и с удовольствием выслушивает их мнения. И одно то, что иногда в этих случаях спорит или не соглашается, говорит о серьезности его отношения к этим показам.

Арам Ильич — великолепный товарищ. В его классе всегда хорошая дружеская атмосфера. Любит посидеть с учениками за столом, в домашней обстановке. Очень любит юмор, шутку. Но — никакой фамильярности.

Великолепно рассказывает об увиденном и услышанном в частых поездках. Умеет точно охарактеризовать услышанное, отчего кажется, что ты и сам знаком с этой музыкой. Иной раз подобные интермедии дают не меньше пищи для размышлений и для творчества, чем сами занятия за инструментом.

С большим уважением относится Арам Ильич к творчеству Мясковского, Прокофьева, Шостаковича, Кабалевского, Хренникова. Учит находить в музыке современных композиторов конкретные связи с классикой: «Ничто, даже самое самобытное, не рождается на пустом месте».

*

Мы, ученики, всегда были в курсе всех самых разнообразнейших дел Арама Ильича. При-

знаюсь, меня подчас удивлял непоседливый его характер. Худсоветы и редсоветы. Секретариаты и президиумы. Поездки, концерты, встречи. Приветственные речи и прощальные тосты. Вероятно, в этом есть что-то от «эгоизма» художника — желание еще раз (который!) убедиться, что ты творишь не напрасно, творишь не для себя; желание видеть улыбки и слышать рукоплескания, вызванные твоей музыкой. Хачатурян не может жить без людей, не может не общаться со слушателями.

Особенно любит Арам Ильич, мне кажется, поездки по Армении. Редкий его приезд в Ереван обходится без того, чтобы он не концертировал в районах республики: «Хочу встречаться с народом». И народ платит Хачатуряну огромной любовью. Музыка его, искренняя, правдивая, вызывает у людей бесконечное доверие к автору, великому сыну своего народа.

Я немного уклонился от избранной темы «Хачатурян-педагог». Но ведь настоящий педагог преподает не только в классе. Весь его облик, вся его деятельность — пример для молодежи.

Именно таков Арам Ильич: он учит быть взыскательным к себе, он учит жить и творить для людей, он учит любить жизнь, любить свой народ.

Н. Мар

ШЕСТЬ ЧАСОВ...

«...Художник — это человек, чутко воспринимающий и вбирающий в себя ярчайшие впечатления жизни. Потом все пережитое отражается в музыкальных образах.

...Советский композитор не только сочиняет музыку. Он должен жить интересами общества, интересами народа».

А. Хачатурян
Март, 1963

1. У музыкального «глобуса»

Это началось 29 марта в четыре часа дня. «Началось», потому что в обществе Арама Ильича Хачатуряна я провел, к сожалению, только шесть часов. О них-то и пойдет речь. Они были самыми обыкновенными, ничем не выделяющимися шестью часами в жизни Хачатуряна. Выхваченные из стремительного течения жизни, эти часы, может быть, дадут ощущение того жаркого творческого темперамента, которым уже долгие годы поражает Арам Ильич.

Итак, ровно в четыре я позвонил в квартиру, что на пятом этаже Дома композиторов в центре Москвы.

— A-а, проходите, пожалуйста, — улыбаясь глазами, сказал Хачатурян. — Следовательно, вы не музыковед? — продолжал он, проводив меня в кабинет, в котором нынче можно было устроить небольшую выставку японского искусства. — Признаться, я нередко испытываю смущение перед иными знатоками. Увы, есть такие, которым все сразу понятно и все известно. Только что исполнили твою новую вещь. Ты мучился, надеялся, потел, одним словом, вынашивал новую музыку. Месяцами ждал первого исполнения. Перед концертом дрожал как мышь. Был бледен, и домашние на всякий случай запасались валидолом. А ему, в шестом ряду Большого зала консерватории, все сразу ясно и понятно: это первая тема, это вторая... Что осталось от композиторской души, мечтаний? Так что (буду откровенен) хорошо, что вы не музыковед. Устраивайтесь поудобней и простите наш «бедлам»: я недавно прилетел из Токио, а завтра улетаю в Рим. Это будет мой двадцать седьмой зарубежный маршрут. Улетаю, а еще и не начинал собираться.

...Так мы встретились. Так начался наш разговор. Признаться, тональность, которая была избрана Хачатуряном, мне пришлась по душе. Собираясь к нему, я долго обдумывал, тему предстоящей беседы, вопросы, которые буду задавать, «перелистывая» в памяти все, что я слышал, знал и читал о композиторе. Но сейчас все почему-то вылетело из головы.

Арам Ильич был внимателен, хотя это для него было трудным делом. На высокой конторке то и дело звенел телефон, и хозяин то и дело с кем-то говорил. Говорил горячо и деликатно:

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет