Выпуск № 6 (295) | 1963 - страница 25

1960 г.

русскую музыку и так живо сейчас интересовался ее современным развитием.

— Что нынче пишут ваши композиторы, господин Хачатурян? — Каково содержание современной музыки? — неторопливо расспрашивал Сибелиус, протягивая гостю сигары.

— Я тогда не курил, — вспоминает Хачатурян, — и, представьте, легкомысленно отказался. А спустя несколько дней один из финских друзей выразил мне свое удивление: как я мог отказаться, когда ведь сам Сибелиус предлагал сигару... Я объяснил, что считаю Сибелиуса живым классиком, что семь его симфоний являются великолепным вкладом в скандинавскую школу, что все композиторы мира справедливо гордятся им. Я привел, кажется, самые серьезные свидетельства моего уважения к Сибелиусу. И все равно меня не прощали... А разговор с Сибелиусом был очень интересным. Он сказал, что в современной музыке много хаотически странного, неприемлемого. «Кто сочиняет музыку головой, кто — ногами, а кто — сердцем»...

— Я был в десятках стран, мира, посетил множество концертов. Послушал досыта и так называемую додекафоническую и серийную музыку, слушал и смотрел — а залы-то пустые. Те немногие, кто заходил «на огонек», чувствовали себя словно неловко. Вроде концерт, вроде все как всюду, как всегда, а музыки нет. И, как говорится у Пушкина, народ безмолвствовал. Правильно тогда заметил Ян Сибелиус, не все композиторы музыку пишут сердцем.

...Два часа, проведенные у Яна Сибелиуса, пролетели как одна минута. Кофе было выпито, коньячные рюмки полупусты, а разговор не закончен: Сибелиуса интересовали Москва, молодые советские композиторы... Сибелиус говорил о будущем!

5. В свободной Гаване

— В столице острова Свободы есть старое кафе, «Тропикано», кажется, называется. Сюда с утра и до поздней ночи приходят артисты, поэты, музыканты. Выпьют чашечку кофе, услышат новую песню, обменяются новостями и уходят, — вспоминает Хачатурян. — Кубинские друзья привели меня в «Тропикано» и познакомили с народным певцом. Это был здешний ашуг, гусан, ме-

нестрель... Высокий старый человек с жаркими глазами. Он чудесно играл на гитаре и пел новые песни, в которых ликовала душа народа. Это были песни о земле, которая принадлежит теперь крестьянам. О детях, перед которыми распахнулись двери школ. О любви, которая еще никогда не была такой светлой и счастливой. Признаться, гаванский певец из кафе «Тропикано» потряс мою душу: его устами пела пылающая Куба, в его глазах сияли огни ее революции... Две недели я слушал, как бьется огненное сердце Кубы, и это были счастливейшие дни моей жизни.

...Один из них был проведен на вилле Эрнеста Хемингуэя. Великий писатель пригласил к себе Хачатуряна и его супругу, композитора Нину Макарову.

— Хемингуэй принял нас очень сердечно. Час-другой мы гуляли в его славном саду, и он расспрашивал меня о нашей стране, о нашей жизни, искусстве... В беседе, между прочим, выяснилось, что Хемингуэй знает русскую музыку. Да, Хемингуэй был большим человеком. Мы встретили глубокого, чистого, целеустремленного, настоящего труженика. У него, оказывается, был строгий распорядок дня: утром гулял, днем писал... Все по часам! Весь дом носил на себе печать характера и увлечений хозяина. Больше всего здесь было книг и шкур животных — его охотничьих трофеев. Между прочим, здесь было и чучело льва, убитого на охоте женой писателя. Она шутила: «Лев был старым...»

Хемингуэй сиял доброй, ребячьей радостью, когда говорил о книгах, музыке, о всем, что могут создать на земле люди.

6. В Бейруте, Мехико, Буэнос-Айресе...

В 27-й раз укладывает сейчас Хачатурян чемоданы... В трех из них едва уместились ноты. Певец, скрипач, виолончелист обычно налегке собираются в дальний путь. А у дирижера другое дело: вези ноты!

— Это, так сказать, овеществленный багаж: без него наш брат не двинется в дорогу... Но существует другой, еще более важный багаж. И везешь его не в чемодане, а в своей душе.

Отправляясь за рубеж, советский композитор является послом советской культуры. Он едет представлять наше искусство, нашу советскую жизнь. Нередко он попадает в атмосферу иной идеологии, с которой мы не прекращали и не прекратим борьбы. И он должен быть готов к ней. Когда люди недостойными сочинениями и поступками дают пищу врагам нашего отечества, это отвратительно. Когда люди, попав в среду врагов, не наступают, тушуются, молчат, это унизительно! Итак, речь идет о багаже...

— Я прилетел в Бейрут. Вы, конечно, знаете, что здесь живет много армян. Бейрут — город контрастов, впрочем как все в этих краях: роскошные виллы и жалкие халупы. И в обеих частях города живут армяне. Я виделся со многими из них, в том числе и с такими, которые громко разглагольствовали о любви к родине, не уточняя, однако, что именно они имеют в виду. Было ясно, что эти ораторские упражнения меньше всего относятся к моей родной Советской Армении, где впервые за долгие века мой народ стал хозяином своей страны.

— Однажды эти люди пришли ко мне на беседу. На вид вполне почтенные господа. Отзываясь обо мне в дифирамбических тонах, они вновь принялись расписывать «свою любовь» к некоей вообще родине. Я бывал в бейрутских школах, говорил с детьми. Эти ребятишки почти ничего не знают о земле отцов, о Советской Армении, о цветущем Ереване.

...Бейрут чествовал Хачатуряна с подлинно восточной пышностью. Но это не помешало композитору увидеть все в истинном свете.

— Гостеприимство — это хорошо. Но без спора, видимо, не обойтись, — продолжает Арам Ильич. — И пришлось схватиться с «патриотами». «Что вы играете в жмурки? — сказал я им. — О какой родине вы толкуете? Видно, вы плохо информированы. Видно, вы не знаете, что бывшая деревня Ереван стала теперь великолепной столицей республики, что Советская власть дала Армении подлинный национальный расцвет». Словом, поговорили по душам. Мне, наверное, надо было стать не композитором, а пропагандистом. Впрочем, я это не разъединяю. Не может советский художник, находясь за рубежом, не быть пропагандистом, достойным послом своей страны... Вот этот «багаж» мы несем в своем сердце. Он всюду жизненно нужен. И в Мексике он тоже мне пригодился...

В Мехико Хачатуряна разыскал некий именитый фабрикант, поклонник музыки, богатый меценат. Беседа поначалу шла о концертах, симфонических новинках, а затем коснулась несколько иной темы.

— Вы в самом деле армянин, господин Хачатурян? — спросил промышленник, поигрывая золотой цепью часов.

— Странный, извините, вопрос. А, собственно, что вас интересует?

— Откровенно?! Как там у вас в Ереване дела? Говорят...

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

1960 г.

5. В свободной Гаване

6. В Бейруте, Мехико, Буэнос-Айресе...

Содержание