МАСТЕРА ОБ ИСКУССТВЕ И О СЕБЕ

С. Лемешев

ИЗ АВТОБИОГРАФИИ

На тбилисской сцене

На центральной магистрали города, проспекте Руставели, окруженное с обеих сторон изящными палисадниками, стоит монументальное здание. Кружевные арки и голубые купола в мавританском стиле придают ему легкость и стройность, скрадывая истинный масштаб. Это и есть Государственный театр оперы и балета им. 3. Палиашвили. В те годы он еще назывался просто — Госопера, а композитор, именем которого позднее был назван театр, возглавлял Тбилисскую консерваторию.

Кроме режиссера Н. Боголюбова, с которым я работал в Свердловске, других знакомых не было. В труппе преобладали национальные певцы: прекрасные драматические тенора Д. Андгуладзе и Н. Кумсиашвили, лирические баритоны — тонкий, артистичный А. Инашвили и его брат, талантливый певец Г. Венадзе, драматический баритон Г. Карцивадзе, молодой тогда Датико Бадридзе, исполнявший лирический репертуар, бас В. Шарашидзе (брат режиссера Большого театра Т. Шарашидзе). Из приезжих назову великолепное колоратурное сопрано Е. Попову, работавшую в Тбилиси уже много лет, лирическое сопрано М. Баратову, перешедшую вскоре на сцену Большого театра, прекрасного драматического баритона И. Горелова.

За дирижерским пультом театра стояли Иван Петрович Палиашвили, брат композитора, и А. Павлов-Арбенин, глубокий и своеобразный музыкант. Но особенно поразили мое воображение имена предполагавшихся гастролеррв — Ал. Пирогов, К. Держинская, С. Мигай, Вл. Сливинский, М. Максакова, Н. Печковский, Дм. Головин...

Первым моим спектаклем был «Евгений Онегин». Заглавную партию пел Сандро Инашвили — один из лучших Онегиных, с которыми я когда-либо встречался на сцене. Культурный певец, элегантный, прекрасно носивший фрак, он был красив, благороден и обаятелен. Татьяну пела М. Баратова, Ольгу — молодая талантливая певица В. Ульрих. В моей памяти слабо сохранился этот спектакль возможно потому, что прошел он не очень ярко. Тбилисская публика, помнившая в Ленском еще Вано Сараджишвили, пять лет тому назад приветствовавшая на своей сцене Л. Собинова и примерно за год — И. Козловского, не выражала особого восторга моему герою. На тбилисской сцене с давних пор жил культ «прекрасного пения», блеска вокального мастерства — традиции, оставшейся еще от времен итальянской оперы и отвечавшей характеру национального темперамента, самой роскошной природы Грузии. В партии же Ленского на первом месте глубокая, чистая лирика. Однако дебют, очевидно, прошел все же неплохо. Так как после него я получил весь ведущий репертуар, в том числе и ряд новых партий: герцога в «Риголетто», Рудольфа в «Богеме», Джеральда в «Лакмэ».

_________

Продолжение. См. № 11, 1964 и №№ 1, 2, 5, 6, 1965.

По сравнению со Свердловском и Харбином в Тбилиси была, если можно так сказать, иная звуковая атмосфера. Внимательно вслушиваясь в голоса певцов, несущиеся со сцены в зал, я отмечал наполненное звучание, полный диапазон, ровность регистров, крепкие верха, кантиленность. Все это считалось обязательной нормой исполнения и поощрялось не только дирижерами, но и режиссерами. Именно этим можно объяснить прекрасный состав оперной труппы и то, что столицу Грузии с охотой посещали лучшие артистические силы Москвы и Ленинграда. Меньше увлекались здесь постановочными новациями, но общий уровень сценической культуры был, несомненно, на высоте.

Все, что я нашел в Тбилиси, было для меня просто кладом. Моему вокальному росту много помогли Палиашвили и Павлов-Арбенин, с их огромным опытом подлинно оперных дирижеров, глубокой чуткостью и вниманием именно к вокальному образу. И, наконец, еще одной встрече суждено было сыграть огромную роль в моей творческой жизни.

К началу моего второго сезона вернулся в Тбилиси окончивший Ленинградскую консерваторию Александр Шамильевич Мелик-Пашаев.

Хорошо помню нашу первую встречу. Меня представили ему как исполнителя партии Владимира Игоревича. Молодой человек, с которым меня знакомили, очень мило улыбнулся, пожал мою руку и, как мне показалось, несколько недоверчиво посмотрел на меня. А я недоверчиво посмотрел на него. Я казался молодым ему, а он — мне (как потом выяснилось, Александр Шамильевич был даже на три года моложе меня). Но так как Мелик-Пашаев был дирижером, то я считал его молодость непростительной... Александр Шамильевич сразу же спросил, не хочу ли я пропеть с ним свою партию. Разумеется, я ответил, что хочу. Взяв меня дружески под руку, он пошел со мною в класс. По дороге я вспомнил, что надо пригласить концертмейстера.

— Не надо, — сказал Мелик-Пашаев, я проаккомпанирую.

— Тогда возьмем клавир.

— Не надо...

Окончательно заинтригованный, удивленный и даже огорченный легкомыслием молодого человека, я вошел с ним в класс...

Партию Владимира Игоревича я знал хорошо, так как уже много раз пел спектакль. За себя я не беспокоился. Дирижер сел за рояль, а я внутренне «зажмурился», думая, что-то сейчас будет?! Но вот раздалось несколько аккордов, словно пианист проверяет звучание инструмента, и «пошла» сцена затмения солнца из пролога. Я как загипнотизированный смотрел на руки Мелик-Пашаева, заставившие рояль звучать по-оркестровому. Играл он превосходно, петь с ним было необычайно удобно. Занимались мы долго. Некоторые фразы повторяли по нескольку раз, и так оба увлеклись, что не заметили, как пролетело около двух часов!

Первого урока с Александром Шамильевичем я не забыл до сих пор. Для меня это было какое-то важное творческое приобретение. Хотя буквально с первых же сценических шагов мне довелось работать с очень крупными дирижерами, никогда раньше я не испытывал такой душевной близости, такого музыкального контакта. Весьма возможно, что причина этого отчасти коренилась в нашем возрасте. Ведь обычно дирижеры бывали «в годах». Я испытывал к ним глубокое почтение как к наставникам, а Мелик-Пашаев был моим сверстником, я видел в нем не столько учителя, сколько товарища, и мог позволить себе увлекаться, фантазировать, искать.

С. Инашвили в партии Демона

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

МАСТЕРА ОБ ИСКУССТВЕ И О СЕБЕ

С. Лемешев

ИЗ АВТОБИОГРАФИИ

На тбилисской сцене

С. Инашвили в партии Демона

Содержание