Выпуск № 12 (289) | 1962 - страница 21

а расширяя и освобождая возможности своего естественного восприятия.

Пока же перед нами встает одна из сторон противоречия между действительностью и идеалом художника. Искусство, рабски покоряющееся обстоятельствам, не борющееся за свой идеал, утрачивает огромную долю силы и обаяния.

Мы знаем, между прочим, что героизм души заключается в способности сохранять сдержанность и спокойствие посреди сильнейших тревог и испытаний. Именно такими качествами должно обладать и социалистическое искусство, чтобы выполнить требования своего идеала.

У нас часто говорят о «динамизме» как основе современной жизни, всячески призывая отражать его в искусстве. Но эти призывы к «динамизму» часто скрывают за собой лишь апологию суеты, побуждение заменить глубокое, прочувствованное и продуманное поверхностным, внешне раздражающим, щиплющим нервы. При этом происходит извращение эстетического идеала, вследствие чего недостатки и теневые стороны жизни выдаются за ее достоинства. Примерно так, как если бы человек, вошедший в свободный, бесшумно движущийся вагон, стал сетовать, почему в нем нет давни и не слышно грохота, почему на остановках людям не приходится силой пробкватьоя к выходу. «Нет динамизма!»— воскликнул бы он.

Шутка шуткой, но идеалом является незаметная, а не чванная техника, техника, помогающая жизни, а не увеличивающая шум и суету.

Нашему искусству (и, в частности, музыке) надо много и последовательно работать над возрождением культуры чувств, во многом пострадавшей под влиянием декадентского искусства. Великий упадок буржуазного искусства, о котором мы говорили выше, вызванный резким расхождением интересов индивидуума и общества, привел как раз к подмене полных, глубоких и здоровых эмоций дробностью и суетливостью переживаний, то болезненно нервозных, то замкнутых, статичных. Кому же как не советским художникам стремиться воссоздавать на основе социалистического реализма (не натурализма!) тот мир переживаний, проникновенных и сердечных, несущих в себе высшее начало человечности, который стал бы великим образцом красивой, доброй и умной гуманности!

Ведь лучшие произведения советской музыки движутся именно по этому пути. Но вершины еще не достигнуты, они впереди.

В жизни всего мира пока много сложного, остро противоречивого, жестокого. Замалчивать все это нет оснований. Однако в подлинно передовом искусстве правда должна быть всесторонней, а не узкой, ограниченной. Вероятно, самым завидным и самым желанным качеством художника является широта его взглядов. Как хорошо, когда художник, взволнованный каким-нибудь трагическим событием, видит одновременно неистребимость и красоту жизни! В сущности именно таковы истинные классики, несмотря на все различия индивидуальностей. Их искусство утверждает жизнь, облегчает ее, делает людей сильнее и чище. А средства для этого так многообразны — от грандиозных до самых непритязательных, от возвышенной героики до веселого, радостного смеха.

И декаденты различных направлений, различных оттенков родственны между собой тем, что они не верят в силу жизни, кажутся не хозяевами, а недолгими гостями ее, которым предстоит вскоре с насмешками или проклятиями, с сарказмом или плачем исчезнуть в небытии...

Вполне ли понятны нам причины неувядаемости классиков? Думается, все-таки нет, хотя об этом написано немало. Часто говорят, что классики были новаторами, «непризнанными», затем вошли в сонм великих, стали более или менее общедоступными. Неужели же популярность классиков — результат одной лишь привычки? Нет, они по-настоящему волнуют и теперь: их искусство сохранило свою глубокую жизненность, хотя многое в мире изменилось.

Вот тут и секрет долговечности. Новаторство классиков не мешало им постигать и глубоко претворять те основы жизни, которые меняются медленно, сохраняясь порою на протяжении веков. Способность искусства влиять на людей была классикам дороже всего и, в частности, дороже их личной индивидуальности. Но именно поэтому их индивидуальность не гибла, а наполнялась общезначимым содержанием. Глубоко индивидуальны Бетховен или Чайковский, но в музыке каждого из них слушатели находят близкие себе чувства, находят самую жизнь.

Совсем иными оказались пути декадентов, разрывающих связи с обществом, разочаровывающихся в жизни, ищущих прежде всего «самовыражения». Быть оригинальным, не повторять никого, пребывать только самим собой — вот постоянная забота декадентов. Среди них мы можем насчитать немало высокоодаренных, своеобразных и изобретательных художников. Многим из них удалось достичь заветного — резко очерченной индивидуальности, заметной даже «непосвященным». Войдя в музей новой живописи, мы легко отличим Модильяни от Руо, мы сможем различить даже некоторых абстракциони-

стов, скажем, Миро и Клее. Каждый из этих и подобных им художников отличается заметной индивидуальностью. Но если классики стремились в своем духовном существе объять весь мир, то декаденты, наоборот, сужают мир до личных настроений и переживаний.

Поэтому и надо нам твердо помнить о сущности декадентской оригинальности. Что греха таить, ведь есть еще среди советских музыкантов люди, видящие свою главную творческую задачу в поисках оригинальности, а не в том, чтобы верно, правдиво отразить жизнь.

Между тем талант только средство, только залог подлинных творческих достижений, а не гарантия их. Конечно, всякий большой талант — большая сила, но сила эта может быть направлена и в хорошую, и в дурную сторону. В последнем случае сила таланта становится отрицательной. Кроме него, необходима ответственность художника перед советским обществом, сознание необходимости отдать стремления своего таланта общественным нуждам.

И тут встает очень важный вопрос о выборе тем или иным талантливым художником поля деятельности. Конечно, необходимо развивать знания и умения каждого музыканта в различных областях музыки. Но в дальнейшем успех таланта зависит от выбора наиболее близкого ему пути, любимых сфер деятельности. У одного может оказаться много таких сфер, у другого — меньше. Но, различаясь в масштабах, подлинные таланты незаменимы в силу своего своеобразия.

Наша социалистическая культура выдвинула впервые в истории замечательную задачу: создать идейно-художественное единство бесчисленного множества творческих исканий. Это единство будет достигнуто в результате развития нашего общества, в результате огромной воспитательной работы. Тут равно недопустимы и деспотизм, и невзыскательность. Чем строже, последовательнее и идейно чище будут наши требования и чем терпеливее — их осуществление, тем вернее и быстрее добьемся мы решающих успехов.

Конечно, никогда не следует забывать основное положение материализма о примате бытия над сознанием. Идеологические явления должны иметь свою материальную общественную базу.

Мы знаем, например, что будущее принесет слияние наций, отмирание национальных различий. Но такое слияние может быть достигнуто только на основе развития всемерных и всесторонних связей между нациями. Покуда же надо исчерпать все возможности, имеющиеся в национальных культурах. Не показательно ли, что когда порою композиторы пытаются как бы вырваться из круга особенностей национальной культуры, преждевременно перескочить сохранившиеся национальные различия, их творчество становится бледнее и ординарнее?

А вот еще пример зависимости сознания от бытия. Разве можно ожидать полного отмирания низкопробной бытовой музыки, пока не преодолена отсталость в осознании, в быте?

Но сказанное о примате бытия над сознанием не должно приводить нас к недооценке силы и созидающего воздействия идеологии.

Не порывая с национальными основами своей культуры, с творческими заветами своего народа, музыкант, однако, должен обогащать их восприятием и претворением широкого опыта всемирной музыкальной культуры, приближая тем самым время слияния национальных культур.

Автор песен, стремящийся к сочетанию доступности с высоким эстетическим и этическим качеством музыки, тем самым воздействует на вкусы своих современников, на их мораль и в конечном счете на их жизненное поведение. Он приближает таким образом время отмирания реальных бытовых основ низкопробного искусства. В подобной борьбе композитора наглядно выступает чувство его ответственности за вкусы народа. У нас часто говорят о необходимости непосредственной связи художника с жизнью народа, с процессом труда его современников. Это положение бесспорно, но оно нередко трактуется поверхностно. Связь помогает лишь тогда, когда приводит к истинному пониманию и сопереживанию. Можно даже сказать, что такое понимание важнее внешней связи. Известно, что глубокий мыслитель, изучивший и постигнувший законы развития общества, может, находясь вдали от какого-либо исторического события, истолковать его гораздо проницательнее и правильнее, чем некоторые непосредственные очевидцы этого события. Поэтому и для художника, для музыканта, для композитора первостепенной задачей остается выработка последовательного и продуманного мировоззрения. Только такое мировоззрение обусловливает истинную оценку всего многообразия событий и явлений, проходящих перед ним. Одно же лишь наблюдение жизни не гарантирует от ее ложного истолкования.

Мы стоим на пороге развития коммунистической этики и эстетики. Громадное, невиданное значение приобретает теперь активность мысли, та способность предвидеть и формировать будущее, о которой мы говорили в начале этой статьи. От подлинно творческой деятельности нашей эстетики и критики в большой мере зависят дальнейшие успехи советского музыкального искусства.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание