Выпуск № 6 (319) | 1965 - страница 44

тельным. Следовательно, качество исполнения оперных арий нельзя делать общим критерием оценки. Нет, ради подъема культуры камерного пения и ради поощрения молодых вокалистов этого плана стоило бы ввести жанровое разграничение ad libitum и дать возможность всем желающим проходить испытания по избранному руслу. Любой из песенных циклов Мусоргского, коли уж на то пошло, — неплохая замена оперной арии...

Выявил ли конкурс даровитых камерных певцов? Безусловно, да. Борис Мазун, артист Новосибирской филармонии (он хорошо зарекомендовал себя еще на конкурсе им. Глинки и по праву давно мог удостоиться «афишных» концертов в Москве), и рижанин Иссер Бушкин, которого мы услышали впервые, — певцы с интересной и характерной артистической индивидуальностью, глубоко музыкальные, по-настоящему чувствующие Мусоргского и в хлестком, разящем юморе, и в жгучем драматизме. Привлекательна своим задушевным мягким лиризмом киевлянка Лариса Остапенко. Умной музыкальной культурой и тщательностью отделки подкупает Илга Тикнус (Рига). Хорошие перспективы у одаренной и серьезной Лидии Путиловой (Новосибирск), у стихийно артистичного, но совсем еще незрелого Маила Курбанова (Казань), у превосходно спевшей «Детскую» москвички Ларисы Штанько, ученицы Н. Дорлиак. Я сознательно перечисляю здесь только тех, кто определенно тяготеет к камерному жанру, и мне жаль, например, что на третий тур не смогла пройти очень музыкальная и вдумчивая Галина Патрушева (Горький); ее небольшому, неяркому голосу слишком тяжела была программа второго тура — не для нее одной непосильная.

...Ясная, абсолютно внятная дикция. Выразительное донесение текста, опирающееся на проникновение в образ, стоящий за словом, в его психологию и жизненную философию. Осмысленность музыкальной фразировки, динамических нюансов, умение слышать фортепианную партию, реагировать на нее и «сливаться» с ней. Портретная лепка образа, на помощь которой могут быть привлечены мимика и актерский жест, то есть передача индивидуального характера и даже внешних примет действующего лица (в песнях Мусоргского повествование всегда ведется «в лицах», с элементом живописной театрализации!). Подлинный темперамент, цельный и горячий, но контролируемый пониманием правды национального характера, ее неповторимой природы... Этот перечень свойств и профессиональных навыков, необходимых исполнителю Мусоргского, нетрудно продлить. Но не являются ли они столь же необходимыми для исполнения всякой хорошей вокальной музыки — будь то Римский-Корсаков, Чайковский или Верди? Бесспорно и в то же время уровень значения этих требований в разных случаях неодинаков благодаря неодинаковости соотношения собственно вокализации и декламации, мелоса и слова, обобщенного выражения эмоций — и локальной характерности, конкретного драматического действия.

Мусоргский (и камерный, и оперный) больше, чем кто-либо другой из его современников, предвосхищает принципы вокального письма композиторов-реалистов двадцатого века. Можно смело утверждать, что певец, овладевший его стилем, свободно преодолеет трудности вокальной музыки Прокофьева. И наоборот, исполнитель, который чуждается Мусоргского, потому что превыше всего ставит «удобную» кантилену и заботу об эффектности звука, — безоружен перед большей частью современной вокальной музыки (включая и оперы), начиная с Рихарда Штрауса и позднего Пуччини и кончая Шостаковичем, Свиридовым и Бриттеном. Таким образом, проблема исполнения Мусоргского в конечном счете тесно смыкается с проблемой современного репертуара вообще и воспитания вкуса к нему у вокалистов.

Что же произойдет, если певец попытается в песнях или оперных сценах Мусоргского механически использовать приемы, затверженные на образцах bel canto? Технически грамотное с точки зрения подачи звука и дыхания, его исполнение будет вопиюще безграмотным и нелепым в художественном отношении. К счастью, примеров такого рода на конкурсе не попадалось. Зато немало было случаев, так сказать, компромиссных, промежуточных, когда «сквозь Мусоргского» (есть ведь у нас эталоны настоящего исполнения Мусоргского, распространяемые шаляпинскими грамзаписями и некоторыми мастерами старшего поколения!) пробивалась вовсе чуждая ему манера: то гладенькая, бездушная вокализация, затемняющая слово, то чрезмерно броский мелодраматический нажим, чувствительность. Этим грешили и некоторые певцы, прошедшие на третий тур, а значит, — оказавшиеся среди лучших.

Вот ленинградка Карина Словцова. Ее теплый, серебристого тембра голос звучит чудесно, но она на диво равнодушна к образному содержанию текста, даже в трагической «Колыбельной» из «Песен и плясок смерти» или скорбном романсе «Листья шумели уныло»; физическая прелесть звука не искупает однообразия исполни-

тельских красок, поверхностного подхода к произведению. Или Клавдия Кудряшова (Пермь), опытная оперная певица с сильным и звонким меццо-сопрано, наделенная уверенным артистизмом; темперамент порой завлекает ее в область грубоватых, лобовых эффектов и безвкусицы, она форсирует звук в ущерб дикции и деталям фразировки. При всем несходстве исполнительского почерка, обе эти вокалистки пока еще примерно одинаково далеки от цели, — если только они хотят найти путь к музыке Мусоргского, да и вообще к подлинно художественному пению. Более углубленной выразительности, активности мысли и творческого сопереживания надо добиваться и лауреату первой премии — ленинградцу Игорю Наволошникову, обладателю красивого, мягкого баса. Мусоргский перестает быть Мусоргским, когда его только поют...

Любопытная черта конкурса — ведущая роль представителей периферии и братских республик. Среди лауреатов москвичи заняли совсем немного мест, их решительно оттеснили певцы из других городов. Право же, замечательно, что в чутком понимании Мусоргского — сугубо почвенного, национального художника — с русскими исполнителями сейчас успешно соревнуются латыши и армяне, грузины, татары и украинцы! Не случайно ведь звание лауреатов получили Анжелика Арутюнян, Илга Тикнус, Маил Курбанов, Лариса Остапенко и Гарольд Пирцхалава — стало быть, язык Мусоргского они воспринимают как родной и волнующий их, стало быть, они сумеют деятельно популяризировать музыку Мусоргского. Замечательно и то, что «география» конкурса охватила такие города, как Пермь; Новосибирск, Свердловск, Одесса. Из Челябинска приехала победительница конкурса среди певиц — Валентина Афанасьева, из Саратова — студентка местной консерватории Александра Фатькина, которой была присуждена третья премия. А вот среди москвичей — за вычетом Ларисы Штанько и несомненно талантливого, но исполнительски не вполне зрелого Олега Птухи — нельзя назвать никого, кто бы по-настоящему порадовал своим выступлением.

Почему это произошло? Почему к участию в конкурсе не привлекли молодых московских певцов, уже успевших завоевать солидную репутацию (скажем, Александр Ведерников был членом жюри, а ведь он мог бы украсить концерты конкурса)? Разве не почетно для любого признанного вокалиста создать обширную программу из произведений Мусоргского и показать в ней весь свой артистизм, интеллект, размах творческого воображения? Но тут снова возникает тот же роковой вопрос о сравнительно малом удельном весе Мусоргского в филармоническом репертуаре, о недостаточном интересе к нему со стороны концертных организаций, о слабой пропаганде, предшествовавшей соревнованию.

Еще немного о новооткрытиях, принесенных конкурсом. У Валентины Афанасьевой компактное и яркое во всех регистрах оперное меццо-сопрано, с подкупающими низкими грудными нотами, естественная, глубоко эмоциональная музыкальность. Но, пожалуй, самое дорогое из ее достоинств — органическое ощущение народного характера образов Мусоргского, неподдельный, захватывающий драматический темперамент. Она не любуется звуком, не утрирует экспрессию, ее исполнение часто отличается сдержанной простотой и строгостью; так, строго и вместе с тем необычайно выразительно спела она русскую народную песню. Песня «По грибы», в которой большинство исполнительниц подчеркивало удалое, разухабистое озорство, приобрела у нее жутковатый, почти трагический подтекст, а юмористическая жанровая сценка «Ах ты, пьяная тетеря» засверкала щедрыми красками самой жизни: тут и смех пополам со слезами и неистовая сварливость, гнев, лукавство, горькая бабья жалоба... Если Афанасьевой как исполнительнице Мусоргского чего-нибудь не хватает, так это более отточенной дикции — недостаток немаловажный, но при должной настойчивости вполне поправимый.

Александре Фатькиной не хватает многого, она еще очень молода. И все-таки о ней вспоминаешь, перебирая наиболее яркие впечатления конкурса. Пусть у нее пока нет ни певческой свободы, ни контакта с фортепианным сопровождением, иногда даже точности интонирования. Есть у нее превосходный по качеству вокальный материал (на редкость плотное, мощное драматическое сопрано), есть внутренняя сила, одухотворенность, искренность. Коль скоро начинающая певица справилась с «Плачем Ярославны» из «Князя Игоря», притом справилась без скидок на молодость, можно предсказать ей большое будущее.

*

В адрес пианистов-концертмейстеров принято обычно отвешивать под конец несколько лестных, но расплывчатых комплиментов. Уклоняясь от этой традиции, не стану писать, что все пианисты были достойными и отзывчивыми аккомпаниаторами певцов, тем более, что исполнение Мусоргского подразумевает не пение с аккомпанементом, а единый монолитный ансамбль. Не каждый из концертмейстеров

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Содержание