ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

М. Сабинина

ИМЕНИ МУСОРГСКОГО

Если я рискну начать с утверждения, что Мусоргского у нас слишком мало исполняют и знают недостаточно глубоко и что с интерпретацией его произведений дело обстоит далеко не блестяще, то, вероятно, вызову бурные протесты. Помилуйте, — ответят мне, — разве не поют Мусоргского все вокалисты, включая самодеятельных, и разве не звучат постоянно по радио и в филармонических концертах его инструментальные и симфонические сочинения, фрагменты из опер? А спектакли музыкальных театров, фильмы-оперы «Борис Годунов» и «Хованщина»? Да и вообще, разве не чтим мы Мусоргского как величайшего из реалистов, национальнейшего художника, смелейшего из новаторов?

Чтим, разумеется. Воздаем ему хвалу устно и печатно, так что самому неискушенному любителю музыки известно, кем и чем был Мусоргский для русского искусства. Но знание знанию рознь. Настоящее знание подразумевает ту степень близости с художественным явлением, когда оно органически входит в жизнь во всей его полноте, а такая «близость» с Мусоргским у нас, думается, еще не достигнута. Об этом говорят и качественные и количественные показатели. Количественные — потому, что произведения, которые бытуют в повседневном репертуаре, можно пересчитать по пальцам. Качественные — потому, что Мусоргский — это особый мир образов, которые требуют и особого, сугубо индивидуального раскрытия. При редком, единичном обращении к ним невозможно подобрать исполнительский «ключ». Точно так же и слушателю, хорошо знакомому только с «Блохой», песней Варлаама и «Рассветом на Москве-реке» не выработать собственной точки зрения на этическую и эстетическую сущность стиля Мусоргского. Ведь стиль этот не легко доступен, не балует слух публики приятной ласковостью, а певца — возможностью в наилучшем виде продемонстрировать звучание голоса. Мысль, родившая этот стиль, — беспокойная, порой суровая и беспощадная, огромный

ее внутренний заряд требует сознательного и творчески активного восприятия, соучастия. В этом кроется специфическая «трудность» музыки Мусоргского и это же, кстати, делает ее необычайно содержательной и современной, гораздо более современной, чем многое, исторически более близкое. По силе воздействия, оказываемого на крупнейших композиторов нашей эпохи, Мусоргскому принадлежит первое место среди гигантов музыки девятнадцатого века, что весьма симптоматично. Однако до сих пор еще не исследуется «прорастание» традиций Мусоргского в мировом музыкальном искусстве наших дней, хотя они оплодотворяют самые прогрессивные, демократические и человеколюбивые его направления. Теоретическая разработка наследия композитора, исполнительская практика, концертный быт не отражают его реальной значимости, не соответствуют его актуальности и масштабам влияний.

Не освоено, прежде всего, наследие вокальное. Между тем неистощимое богатство творчества Мусоргского заключается не в жанровом разнообразии. Как ни самобытны и прекрасны «Картинки с выставки» или «Ночь на Лысой горе», они объединены родственными узами с главной областью его исканий, являясь некими боковыми ветвями от основного ствола — музыки, связанной со словом. Именно она неисчерпаема и почти беспредельно многолика. Каких только разновидностей здесь нет! До сих пор в нашем музыковедческом обиходе не сложилось определений для этих смелых форм, должно быть потому, что они не стали каноническими, общеупотребительными. Но нехватка научных терминов — беда невеликая, печально то, что эти новаторские, ошеломляюще самобытные вокальные шедевры звучат лишь в исключительных случаях, по исключительным поводам (список полузабытых песен получился бы очень длинным; назовем только «Сиротку», «Спесь», «Пирушку», «Ой, честь ли-то молодцу», «Видение», весь цикл «Без солнца»...). Например, на конкурсе певцов, специально посвященном Мусоргскому. Несколько странно, пожалуй, что такой конкурс был проведен впервые и притом в очень скромной обстановке, без широкого предварительного оповещения и тщательной подготовки. Однако хорошо, что он все-таки состоялся и, надо надеяться, будет не последним.

Молодые участники исполнительского конкурса, естественно, видят в нем, прежде всего, состязание, пробный камень для испытания своих талантов и профессионального уменья. Посетители, охотно заполняющие залы (на сей раз небольшой зал Дома композиторов был переполнен до отказа), видят в конкурсе способ знакомства с талантливой молодежью, открытия новых имен. В плане общественном каждый «монографический» конкурс является актом живой пропаганды творчества того или иного композитора-классика, стимулом к интенсивному практическому его изучению (что для Мусоргского, как мы уже говорили, насущно необходимо). Кроме того, в дни конкурса держит ответственный публичный экзамен школа, воспитавшая молодых исполнителей, проверяются ее методы, демонстрируются достижения. В этом-то отношении — если говорить начистоту — картина Всесоюзного конкурса вокалистов им. Мусоргского была не слишком утешительной. Но было бы неверно оценивать его итоги только по таким общим показателям или по успехам и неудачам отдельных певцов. Важнее и плодотворнее всего то, что конкурс привлек внимание к проблеме исполнения Мусоргского, обнажил ее остроту и поднял ряд серьезных вопросов, касающихся подготовки и концертной деятельности наших вокалистов.

Один из таких наболевших вопросов — состояние культуры камерного пения. Недостаток больших мастеров этого жанра ощущается очень сильно, и с годами положение не улучшается. Отсюда можно сделать вывод, что ни в процессе обучения, ни в процессе самостоятельной филармонической работы молодых певцов не ориентируют на камерный репертуар, на овладение тонкой спецификой искусства камерного исполнения. Никто не думает отрицать, что специфика эта в принципе существует. Однако она оказалась не предусмотренной даже при организации конкурса им. Мусоргского: в обязательную часть программы наряду с романсами и песенными циклами входили и крупные оперные арии. Правильно ли это?

Конечно, в идеале желательно, чтобы певец имел такие многосторонние задатки, чтобы ему были по плечу и труднейшие оперные партии, и филигранные произведения камерно-вокального жанра. Только, к сожалению, подобная универсальность встречается редко. Лучшие интерпретаторы песен Мусоргского, например, знаменитая М. Оленина-д’Альгейм или недавно скончавшийся А. Доливо оперных голосов не имели; не имеет такового и Н. Дорлиак, непревзойденная исполнительница «Детской». Если бы эти великолепные камерные певцы вдруг оказались сегодня в числе конкурсантов, то, чего доброго, могли быть «отсеяны» на втором туре, где исполнение оперных фрагментов (притом чрезвычайно трудных в смысле звуковом) было обяза-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

М. Сабинина

ИМЕНИ МУСОРГСКОГО

Содержание