Закончился смотр сельской художественной самодеятельности Российской Федерации. Заключительный тур проходил в Москве. На нем было представлено свыше 200 коллективов. Выступали люди разных профессий: колхозники, механизаторы, агрономы, врачи, педагоги, домохозяйки — участники хоров, танцевальных и инструментальных ансамблей, певцы-солисты, чтецы, акробаты... Репертуар был необычайно широк: народные песни и танцы, западноевропейская и русская классика, произведения советских композиторов.

Эскимосы-оленеводы с Чукотки поразили зрителей выразительными танцевальными миниатюрами: «Охота на веслах», «Сбор яиц на скале» и «Полет чайки против ветра»; кавказские горцы из Карачаево-Черкесской автономной области — огненными, стремительными плясками. Проникновенно звучали задушевные песни Народного хора поморов из Карелии, а курский народный танец «Тимоня», исполненный коллективом Долженковского сельского клуба, искрился неподдельным молодым задором.

Победители смотра (их более двух с половиной тысяч) награждены дипломами и значками лауреатов.

На снимках:

1. Заключительный концерт в Кремлевском Дворце съездов. Поет объединенный хор сельской самодеятельности.

2. Ансамбль гусляров из Псковской области.

(продолжение «Поют люди революции»)

волюционном прошлом города Ленина.

150 концертов на счету замечательного коллектива. Высокая дисциплина, творческая слаженность, отличное исполнение могут служить примером для молодежных самодеятельных хоров. В день юбилея коллектив поздравили не только ленинградцы. Приветствия пришли из разных городов. Одно из них особенно дорого сердцу каждого участника хора. Оно из Москвы, от старейшего члена Коммунистической партии Елены Дмитриевны Стасовой. В письме говорится: «Продолжайте начатое дело с той же одухотворенностью и организованностью. Больших Вам творческих удач».

А. Бычков, Л. Воробьева

ХУДОЖНИК ОПЕРЫ

С творчеством советских композиторов, с представлением о современном оперном спектакле тесно связано искусство художника Николая Золотарева (выставка работ которого была открыта в московском Доме актера).

Н. Золотарев глубоко чувствует музыку. Эмоциональность, можно даже сказать, удивительная сердечность в ее «передаче» — вот что сделало его за небольшой срок (он дебютировал в Большом театре всего пять лет назад) одним из самобытных художников нашей оперной сцены. Что бы ни предлагал он режиссеру — будь то сожженный, обгорелый, но непобедимый, как сам герой, лес в «Повести о настоящем человеке» (Большой театр), марево небес, сливающееся с просторами степей в «Семене Котко» С. Прокофьева (Тбилиси), пылающие, «вопиющие» руины стен в «Барабанщице» А. Николаева (к готовящейся постановке театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко) или зловещие переплетения колючей проволоки в «Мусе Джалиле» Н. Жиганова (Казань, третья редакция) — всюду ощущаешь самостоятельную образную мысль, биение живого сердца.

Золотарев владеет счастливой особенностью сочетать откровенную театральность с яркой жизненной достоверностью. Секрет этого свойства открывается, когда смотришь на его этюды с натуры. Тихие воды русских рек, неяркие краски сумерек, лесные дали, словно уводящие за пределы картины... Недаром они так органично вошли в экспозицию, так наглядно дополняют его театральное творчество. Эти холсты воочию убеждают, что сегодня живут и обновляются великие реалистические традиции, завещанные мастерами отечественной сценической живописи.

«Борис Годунов». Эскиз «Колокола»

«Повесть о настоящем человеке». Большой театр. 1962 год

Изобразительное прочтение музыки у Золотарева современно во всем: и в умении найти максимально выгодное решение площадки, и в ясном видении мизансцен будущей постановки, и в строгом отборе выразительных средств. Однако лаконизм золотаревских декораций не имеет ничего общего с модным «типовым» лаконизмом, когда художественный образ подменяется штампом: пустая сцена, несколько безликих атрибутов — деталей, не пробуждающих никаких эмоций.

Умение видеть новое в традиционном, любовно и бережно выращивать это новое и вдруг «высветить» неожиданные грани в знакомом произведении — таков Золотарев в «Борисе Годунове» (неосуществленная постановка). Конечно, здесь, можно говорить о замечательной близости к первоисточникам (опять-таки очевидной при знакомстве с этюдами художника, навеянными древнерусскими церковными фресками): о кулисах, преображенных в хоругви; задниках, интерпретированных как монументальные полотна. Можно изумляться утонченности колорита — «симфонии синих тонов» кельи Пимена; погребальной черноте в эпизоде смерти Бориса; неровному холодному свечению и бело-золотому блеску в сцене коронации. Но все это не имело бы значения, не будь главного — Руси Пушкина — Мусоргского. Нищей Руси, с заплетенными-переплетенными «ниточками» дорог под бескрайними суровыми небесами, — страны, изображенной художником с глубокой болью и огромной любовью, со скорбью и восхищением. В декорациях Золотарева к «Борису Годунову» особенно ярко проявились лучшие черты его дарования — «внутренняя» созвучность музыке, полное слияние с режиссерским замыслом.

Е. Луцкая

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка