Выпуск № 6 | 1964 (307)

лодого композитора, также преобладает «графическая суховатость» тематического материала. Конечно, по нескольким пьесам нельзя судить о творческих склонностях автора (к «сухости» или к «эмоциональной сочности»). Кстати, сравнение этих прелюдий с «Мимолетностями» Прокофьева (в аннотации к программе концерта) не лишено основания; но при этом сразу же возникают представления о совершенно обаятельном светлом лиризме и чарующей нежности многих «Мимолетностей», чего в исполненных прелюдиях, увы, недостает.

Как пример ярко-эмоционального мелоса и выразительного фактурного решения музыкального образа хочется выделить вокальные произведения композиторов: А. Пресленева — «Про мальчика-чеканщика», «Люди в кандалах» и другие произведения и Ж. Металлиди — романсы на стихи М. Цветаевой. Особенно ярко, выразительно прозвучал «В огромном городе моем — ночь...».

Хочется от души поблагодарить организаторов творческого смотра и исполнителей, принимавших в нем участие. За эти семь дней, насыщенных сегодняшней ленинградской музыкой, слушатели познакомились с разными интересными и талантливыми произведениями непрерывно растущего отряда композиторов.

*

По большому счету

А. Ладыгина

Не будет ошибкой сказать, что по своему творческому значению, да и по организованности прошедший пленум Союза композиторов Белоруссии не уступает иному съезду. В трех открытых концертах пленума, а также в магнитофонной записи были исполнены созданные в основном за последние полтора года пять симфоний, два инструментальных концерта, симфоническая увертюра, кантата и оратория (последняя не полностью), струнный квартет, вокальные и инструментальные пьесы. Вне программы участникам и гостям пленума был показан балет Г. Вагнера «Свет и тени», также написанный сравнительно недавно, и симфонии Л. Абелиовича и Д. Смольского, с которыми мы познакомились еще на IV съезде композиторов республики.

Что характерно для лучших произведений белорусской музыки, показанных на пленуме? Во-первых, обостренное внимание к современной советской действительности, к темам и образам, рожденным эпохой созидания коммунистического общества, настойчивые попытки отразить психологию советского человека наших дней, его мировосприятие. Во-вторых, поиски новых средств выразительности, новых музыкальных форм, могущих воплотить новый круг музыкальных образов, а отсюда решительный поворот к новым реалистическим традициям, сформировавшимся уже в советской музыке.

Так не всегда бывало в советской музыке вообще, в белорусской в частности. Совсем недавно в композиторской среде критиковались увлечение части молодежи ложно понятой трагедийностью, мрачными, пессимистическими образами, нарочитым глубокомыслием, боязнь писать простую, естественную, согретую теплом человеческого сердца музыку.

Когда в Белоруссии впервые исполнялась Симфония Д. Смольского, высказывались опасения, что молодой композитор замкнулся в узкой сфере субъективных переживаний, искусственно ограничил круг своих эмоциональных интересов, сосредоточив их на образах мрачных, пессимистических. С тех пор прошло два года. За это время Д. Смольский успел испробовать свои силы в музыке разнообразной не только по жанрам, но и по характеру образности. И здесь уже ни в коей мере не приходится говорить об одноплановой трагедийности, об увлечении мрачными эмоциями и т. п. Да, кстати, так ли уж в самом деле односторонне субъективна Симфония Д. Смольского? Мы прослушали ее на пленуме (в механической записи) еще раз и убедились: основной эмоциональный тонус музыки — постепенное просветление, высвобождение жизнеутверждающего начала. Разумеется, не все здесь удалось молодому комзитору, но сегодня, во всяком случае, у нас нет оснований тревожиться по поводу принципиальной направленности его творчества.

Примечательна в этом отношении Симфоническая увертюра Д. Смольского, показанная на пленуме. Это безбрежное ликование, радость, свет. Целеустремленная, стремительная — какой-то вихрь звуков; острая интонационно, ритмически, гармонически; лаконичная — увертюра отмечена также стремлением избежать внешней помпезности, которой, чего скрывать, до сих пор часто грешат праздничные увертюры, торжественные кантаты, финалы симфоний.

Кстати, кантату И. Кузнецова «Гимн Родине и человеку-творцу», как и фрагменты из оратории Ю. Бельзацкого «Моей Родине», можно упрекнуть именно в этом «грехе». Впрочем, кантата И. Кузнецова, в целом написанная просто и доступно, без претензий на философскую значимость, заслуживает положительной оценки.

Самый крупный успех на пленуме выпал на долю двух симфонических произведений, очень светлых и приподнятых по своему эмоционально-

му тонусу, ярких, талантливых, подлинно современных по звучанию. Речь идет о Второй симфонии Е. Глебова и Втором концерте для скрипки с оркестром Д. Каминского. Вообще достижения белорусских композиторов в области симфонической музыки, настойчивые попытки расширить круг эмоциональных интересов за последние годы очень характерны. IV наш съезд, как известно, принес первый крупный успех симфониям Л. Абелиовича1, Р. Бутвиловского, Д. Смольского и В. Чередниченко. Сейчас этот успех закреплен рядом новых произведений.

Талант Е. Глебова растет от произведения к произведению, работоспособность и продуктивность молодого композитора радуют. В музыке его все явственнее обнаруживаются черты зрелости: в ней не встретишь уже злоупотребления однообразной громкой звучностью, оркестровыми tutti, всем тем, что недавно еще встречалось в его сочинениях. Вторая симфония несет большой заряд эмоциональной энергии. Свежесть чувства, простота и изящество развития главной, очень емкой по образности темы первой части, лежащей в основе всего цикла и свободно видоизменяющейся в зависимости от намерений композитора; мягкий эмоциональный контраст, вносимый второй частью с ее трепещущей звучностью, единым безмятежным настроением (какая-то волшебная, зачарованная музыка, колористическая пейзажная зарисовка); напористость, задор, энергическое движение финала — все это талантливо, легко (но не облегчённо) и стройно по форме.

Пожалуй, финал симфонии в целом менее удачен, чем первые две части. Думается, причина этого кроется в недостаточной продуманности кульминаций (их здесь две) и чрезмерном обилии используемых автором музыкальных средств — вплоть до органной звучности. Несмотря на то, что добавление органа в заключительных тактах симфонии способствует выразительности коды, эффект этот не воспринимается как естественный, органический в силу своей чрезмерной краткости и так и остается просто эффектом. Если, прослушав первые две части, ловишь себя на мысли, что музыка прочно овладела тобой и ты не успел ни на минуту отвлечься, то в финале слушательское воображение подчас рассеивается, отмечая куски деланной (хорошо сделанной, но именно деланной, а не творимой) музыки. Вот если бы можно было здесь кое-что доработать!

Яркое впечатление оставляет концерт Д. Каминского. Чем больше его слушаешь, тем больше он нравится. Активные, упругие темы, четкий волевой импульс, не оставляющий места никакой расслабленности и своеобразно «организующий» даже лирику; наконец, сжатость, лаконизм изложения — все это заставляет вспомнить о лучших традициях советского инструментального концерта, в особенности «о молодежных» концертах Д. Кабалевского. Сочинение Д. Каминского написано с виртуозным блеском и, как говорится, на одном дыхании. Его образы, то энергичные и напористые, то светло-лирические, то, наконец, забавные, шутливые, наполненные юмором, характеризуются одним драгоценным качеством — непосредственной, открытой эмоциональностью (ни в коей мере не тождественной чувствительности), общительностью музыки.

Эту сторону дарования композитора особенно хочется подчеркнуть, ибо, с легкой руки безыменного автора аннотации к концерту, музыка Д. Каминского объявлена эмоционально сдержанной и само это качество квалифицировано как чуть ли не одно из определяющих проявлений «современности» искусства. Трудно со всем этим согласиться.

Хочется возразить и против еще одного положения, сформулированного в той же аннотации, — положения о том, что у Д. Каминского некоторые образы якобы приобретают «иронически-гротесковое освещение», опять же «характерное для искусства нашей эпохи»; что это лирика, «скрытая под шутовской маской» иронически относящегося к ней «человека современного склада ума». Образы забавного вальса-шутки из второй части концерта, которые так произвольно истолкованы в аннотации, пронизаны не иронией, а юмором. А ведь это совершенно разные градации комического. В последнем нет ни грана издевки, так или иначе наличествующей в иронии, нет и гротескового преувеличения. Зачем же подгонять музыку под заранее выработанную схему, выдавая к тому же эту схему за «проявление, характерное для искусства нашей эпохи»?

Нельзя не отдать должного творческой смелости старейшего белорусского композитора Е. Тикоцкого, попытавшегося в своей новой, Шестой симфонии решить ответственную и актуальную тему, навеянную размышлениями над Программой КПСС. Однако симфония получилась громоздкой, торжественная многообещающая заявка философски-обобщающего плана во вступлении оказалась нереализованной. Музыка, основанная на претворении интонаций ряда очень ярких народных песен, но рыхлая в драматургическом отношении, не содержащая подлинных конфликтов, мало соответствует тем заголовкам, которые предпосланы каждой части: первая часть — «Вперед, Человек!», вторая — «Труд, Мир, Новый Труд», третья — «Свобода, Равенство, Братство», финал — «Счастье всем». Быть может, так получилось потому, что музыкальные темы, использованные автором, не всегда давали возможность для симфонического развития. Ведь далеко не каждая тема симфонична. Этого нельзя не учитывать при отборе музыкально-тематического материала.

Неэкономно использованы в симфонии оркестровые краски. Преобладают tutti, из-за чего в особенности музыка кажется утяжеленной, перегруженной. Многие интересно задуманные, эмоционально насыщенные эпизоды тонут в этом звуковом каскаде.

Как же тут не попенять на музыковедов, которые иной раз избегают принципиального разговора о музыке по существу. В данном случае имеется в виду статья В. Сизко в республиканской газете «Літаратура i мастацтва», в которой Шестая симфония Е. Тикоцкого высоко оценивается за актуальность и значительность темы и сравни-

_________

1 Симфония Л. Абелиовича также была показана в механической записи вне основной программы пленума и снова вызвала единодушное одобрение зрелостью и вместе с тем молодостью своих образов, утверждающих радость бытия, красоту жизни.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет