Выпуск № 6 (307) | 1964 - страница 7

Б. Шехтера с рабочей хоровой самодеятельностью в двадцатых годах; о певцах — друзьях массовой песни, об оркестре Леонида Утесова — активном пропагандисте, можно сказать, «соавторе» многих советских композиторов. Ведь именно на этой основе возник советский эстрадный исполнительский стиль, опирающийся на лучшие традиции русской вокальной школы, на боевые традиции звучания революционной песенности.

Кстати, об исполнительском стиле в песне. Тесно связанный с развитием и тенденциями творческой практики, он, подобно барометру, откликается на каждое «повышение или понижение» творческого «давления». Сегодня этот барометр, образно говоря, показывает ненастье. О чем идет речь? О том, что единственно приемлемой «современной» манерой эстрадного пения стало считаться «безголосое», «микрофонное» исполнение. В такой манере, напевая, мурлыкая или «жарко» шепча в микрофон, пытаются петь все — и героические, и лирические, и юмористические песни. И, естественно, все звучит одинаково. Именно эти свойства «мурлык» и «шептунов» ведут к нивелировке индивидуальности композитора, к унификации манеры исполнения применительно к «моде», к стандартизации сопровождения (гитара — предел мечтаний «микрофонных» исполнителей!). В сочетании с неизбежным оттенком слезливой меланхолии подобное исполнение, которое все более распространяется усилиями эстрады, радио и телевидения, представляет сейчас серьезное бедствие. Особенно для идейно-художественного воспитания молодежи, которая, как неоднократно подчеркивал Н. С. Хрущев, порой еще не умеет самостоятельно разобраться в эстетических достоинствах и недостатках того, что ей преподносится в таком изобилии. К сожалению, находятся у нас даже «теоретики» подобной исполнительской манеры, встречающие поддержку влиятельных органов печати.

15 марта 1964 года газета «Комсомольская правда» опубликовала статью К. Ваншенкина «Слово в песне», вызывающую, мягко говоря, крайнее удивление. Поэт взял на себя неблагодарную роль Герострата вокального искусства. «...В первую очередь, — пишет он, — я хочу поблагодарить так называемых "безголосых", "микрофонных" певцов. Это они главное внимание обратили на слово» (?!). Далее К. Ваншенкин, конечно же, сетует на некие музыкальные учреждения и организации, «не желающие понять, что такие исполнители... приносят огромную пользу».

Что сказать по поводу таких непостижимо странных вкусов и выводов известного поэта? Очевидно, он не любит и не понимает музыку, не ходит в концерты, не знает таких выдающихся исполнителей советской песни, как С. Лемешев, Ирма Яунзем, А. Пирогов, М. Максакова, Георг Отс, А. Эйзен, Г. Виноградов, Г. Абрамов, Е. Флакс, П. Киричек, Н. Исакова и многие другие певцы, которые принесли в песню вокальное мастерство, безукоризненное чувство слова, истинное актерское дарование. Поэт не задумывается над тем, что вводит в заблуждение многомиллионную молодежную читательскую аудиторию, делая вид, будто не существует великих традиций русской вокальной школы, для которой характерно «главное внимание к слову». По К. Ваншенкину, выходит, что до М. Бернеса исполнение всех русских и советских певцов было лишь бессмысленным «звукованием» (ведь слова песен, по его мнению, раньше не доходили до миллионов слушателей).

По-дружески, как журналисты к журналистам, обращаемся мы к редакции «Комсомольской правды»: «Очень велик ваш авторитет, товарищи! Но не используйте его во зло. Мы с вами призваны делать одно дело; чем солидарнее мы будем, тем быстрее пойдет в гору музыкальное воспитание молодежи. Мы всегда охотно поможем вам. Есть вещи, о которых можно и нужно спорить. Но есть веши, которые для интеллигентного человека не могут составить предмета спора — их нужно знать».

О плохом вкусе в исполнении песен убедительно говорил в Союзе композиторов Д. Кабалевский. «У нас появился, — отметил он, — и возведен в ранг "современного стиля" новый стиль "эстрадного" пения. Его характеризуют три элемента, каждый из которых всегда считался великим бедствием для вокалистов, но ныне почитается как достоинство. Первый — отсутствие голоса. Второй — неточная интонация, "подъезды" сверху или снизу — то, чего стесняется каждый настоящий грамотный певец. Тре-

тий — нарочитая неритмичность, словно бы непопадание на нужные доли такта». Кажется, исчерпывающе сказано!

В заключение — о роли профессиональной критики. На ее совести, бесспорно, лежит большая доля вины за сложившуюся «антикритическую» атмосферу на страницах газет и журналов, в Союзе композиторов, за недостатки в пропаганде советской музыки и исполнительского искусства. Верно, на протяжении ряда лет художественная критика испытывала мертвящее воздействие культа личности Сталина с характерной для этого периода атмосферой подозрительности, торжества вкусовщины, нормативного догматизма. Но верно и другое: на протяжении истекшего великого десятилетия партия всячески стремится восстановить значение и авторитет профессиональной критики.

«Некоторые факты свидетельствуют, — говорил Н. С. Хрущев, обращаясь к участникам III съезда писателей, — что вы... не очень охотно друг друга критикуете... Вместе с тем следует сказать, что литературная критика, повседневный глубокий разбор литературных произведений — это важнейшее условие для успешного развития нашей литературы... Это — оттачивание писательского оружия, глубокий разбор произведений, это — совершенствование мастерства литераторов».

«Хороший литературный критик, — подчеркивал Н. С. Хрущев, — даже для самого видного писателя может сделать очень многое: умная критическая статья — это как бы своего рода березовый веник для человека, который любит ходить париться в баню: он парится и веничком себя похлопывает, а если сам себе не хочет этого делать, то сделает ему другой. А париться с веничком — дело неплохое, потому что открываются поры и тело начинает лучше дышать, жить становится легче».

Эти слова прямо относятся и к музыкальной критике. Между тем у нас еще резко проявляется нетерпимость к инакомыслию, ко всему, что не согласуется с привязанностями того или иного музыканта, большое влияние имеют сложившиеся личные отношения и часто полное неприятие критических замечаний в свой адрес. Весь этот печальный груз дурных традиций пока что не преодолен до конца.

Приведем один пример из практики редакции.

Недавно в связи с предстоящим пленумом Союза композиторов СССР и РСФСР редакция начала обсуждение проблем музыкального театра. Но стоило только опубликовать мало-мальски дискуссионную статью композитора К. Молчанова, как некоторые музыканты немедленно высказали претензию сотрудникам редакции: «Почему вы печатаете такие (?!) статьи», — а один из театральных деятелей тут же настрочил жалобу в секретариат СК СССР. Думается, комментировать здесь нечего. Кроме одного: нельзя призывать к дискуссии и одновременно требовать, чтобы в ней не было ничего спорного или острого. Критику, конечно профессиональную, необходимо всемерно поддерживать, поощрять, развивать. Лишь тогда можно будет изгнать полностью дух самоуспокоенности из нашей творческой среды, создать наиболее плодотворные условия для живого обмена мнений, для борьбы с чужеродными влияниями, за высокий художественный вкус народа.

*

Всего только три года впереди у композиторов до празднования 50-летней годовщины Великого Октября. Это совсем немного, если речь идет о крупных замыслах достойных всемирно-исторической даты.

Объявленный Министерством культуры СССР и творческими союзами композиторов и писателей конкурс на лучшие музыкальные спектакли, посвященные нашей современности, открывает перед авторами и театрами благотворные перспективы для успешной встречи торжественной даты 50-летия первого в мире социалистического государства. Все внимание, все таланты, все силы огромной армии творческих работников музыки должны быть направлены к положительному решению конкретной задачи создания новых, высокохудожественных произведений о революции, о народе, его жизни, борьбе, его огромном созидательном труде, преобразивших нашу великую страну и завоевавших ей любовь и доверие всех простых людей мира.

Вперед, к новым достижениям, к новым победам!

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Содержание