смягчен дирижером, а конфликты реальные, хочется даже сказать, конкретно-жизненные как бы переведены в план умозрительный, интеллектуальный. Образ активной борьбы, подчеркнутый и Хиндемитом в его пояснении к симфонии, необходим здесь не только сам по себе, но и потому, что другие две части составляют полный контраст «открытому действию». «Musica humana» (вторая часть) — великолепный образец созерцательной лирики Хиндемита (нашедшей свое первое и, быть может, наиболее полное воплощение в вокальном цикле «Житие Марии» на стихи Р. Рильке). Финал («Musica mundana») — средоточие всего возвышенно-философского в этом произведении. Прозрачная и скромная по фактуре партитура второй части звучала превосходно, а финал захватил своим великолепным размахом. Полифоническое развитие главной темы в начальном фугато и в заключительной пассакалии приобрело яркий образный смысл: бесчисленные проведения лаконичной и угловатой, как бы высеченной из камня, главной темы финала воспринимались как утверждение «разумного и вечного», дающего уверенность и силы для борьбы.

Конечно, симфония могла прозвучать и более мощно в tutti, и с большим внешним блеском. Но достоинством московской премьеры было редкое и особенно ценное в данном случае понимание стиля и формы произведения, создание именно той общей атмосферы звучания, которая соответствует творческому облику композитора. Облик этот хорошо знаком Г. Рождественскому и принят им близко к сердцу. Его работа над «Гармонией мира» вновь подчеркивает справедливость уже установившейся у нас оценки подхода этого дирижера к оркестру и к музыкальному произведению, тонкого ощущения «места и времени», точности стилистического чувства. И на этот раз оркестр прекрасно понял и поддержал намерение дирижера. Музыканты играли с видимым удовольствием. Столь ответственные в этом сочинении партии медных были проведены на редкость удачно. Следует отметить и тонкую игру деревянных духовых во второй части симфонии. Как жаль, что столь удачно прозвучавшее интересное произведение, потребовавшее такого большого труда для подготовки, исполняется всего один раз за целый концертный сезон! В плане Московской филармонии не нашлось места для повторения (а в Ленинграде, между прочим, оно шло дважды подряд).

Второе отделение концерта включало Третий фортепианный концерт Рахманинова и «Шорос» № 10 Вилла-Лобоса. В исполнении Я. Флиера концерт прозвучал с какой-то особенной пылкостью, «от первого лица». Премьера «Шороса» № 10 (1925) покорила слушателей своей непосредственностью. Это небольшая кантата для хора и оркестра на звукоподражательный текст из фольклора индейских племен долины Амазонки, «серенада» бродячих бразильских музыкантов. Музыка также исходит из мелодики народных песен индейцев и заклинающих, «магических» танцевальных ритмов. Большой хор Всесоюзного радио и телевидения (художественный руководитель — К. Птица) спел свою партию увлеченно и искренне. «Шорос» вызвал живой отклик у публики и был повторен «на бис».

О. Леонтьева

*

Письмо из Ленинграда

Фортепианные дуэты

Широко известен ансамбль москвичей Адольфа и Михаила Готлибов; их исполнительский стаж свыше 30 лет. Не приходится говорить о единстве творческих намерений обоих пианистов. Идеальную слитность общего звучания не нарушило даже досадное тембровое несходство роялей в Малом зале филармонии. Все отчетливо в игре Готлибов. И в относительно сложных вещах (Концерт Вивальди — Баха, «Белым и черным» Дебюсси, «Орфей» Листа) из интерпретации изгнан туман ложного глубокомыслия, настоящая глубина предстает ясной. Отличное ощущение эстрады, закономерностей слушательского восприятия и в конструировании программы, и в самом исполнении. Все продумано, выверено. Отсюда артистическая свобода, внутренний покой (коегде в Первой сюите Рахманинова он становится, однако, чрезмерным).

Концерт Пуленка — забавное сочинение. Поначалу идет приятная, умеренно романтическая музыка, немного напоминающая Вебера. И вдруг, по каким-то отдельным штрихам, начинаешь замечать, что это пародия, тонкая и веселая. А потом так же, исподволь, возникает дружеский шарж на галантный стиль клавесинистов, на французскую песенку, на капельмейстерскую музыку «под балет» — остроумный маскарад течений и эпох в искусстве, чем-то напоминающий пуленковский вокальный «Карнавал» (только тот злее, сатиричней). Готлибы играют Концерт с деловитой невозмутимостью: получается смешно!

Артисты сыграли сверх программы много произведений с изяществом, законченностью и виртуозным совершенством. Правда, Десятая рапсодия Листа, пожалуй, не выигрывает от переложения на два рояля, не лучшая среди транскрипций Годовского шубертовский «Музыкальный момент» (видимо, «дополнять» Шуберта невозможно, особенно «подперченными» хроматизмами).

Несколько «моложе» ансамбль эстонских пианистов Анны Клас и Бруно Лукка. Их сотрудничество началось во время войны, в Ярославле, где находилась группа деятелей культуры Эстонии. Тогда, между прочим, Эуген Капп написал для нового дуэта Концертино, которое было сыграно и сейчас, в Ленинграде. Клас и Лукк играют в строгой,

благородной манере. Они часто знакомят слушателей с произведениями, незаслуженно забытыми. Вот и теперь они сыграли Сонату си бемоль мажор Клементи, Andante с вариациями Шумана и Два характерных марша Шуберта (соч. 121). А во втором отделении были новинки. Наиболее интересная — «Вариации на тему Паганини» Витольда Лютославского (1941). В этом раннем сочинении выдающегося польского композитора уже выявилась яркая талантливость автора, щедрость музыкального воображения, ощущение формы целого. Трансформации «вечной» темы далеки от драматургических преобразований, которые она получает, скажем, в Рапсодии Рахманинова: ее видоизменения здесь более внешнего порядка, а используемые фактурно-гармонические средства позволяют вновь вспомнить Годовского с его виртуозными «реставрациями». Прозвучали также пьесы Аарона Копленда — два отрывка из балета «Родео» и «El salón Мéхiсо» (последняя в переложении Л. Бернстайна).

Наконец, третий дуэт — совсем еще «юный». Это студенты Ленинградской консерватории Габриэль Тальрозе и Анатолий Угорский (они играли в консерваторском зале). Два года назад Угорский переложил для двух роялей «Весну священную» Стравинского и сыграл со своей соученицей на вечере класса Н. И. Голубовской. С тех пор они музицируют вместе. Оба пианиста талантливы, увлечены совместной работой, уже накопили немалый репертуар. Их горячая увлеченность передается залу.

Отлично прозвучали вариации Брамса на тему Гайдна — с размахом и очень цельно. В пятичастной сонате Хиндемита (сочинение 1942 года) «насквозь» прослушивалась сложная полифоническая ткань; впечатлял здесь мужественный, властный тон необычного по композиции повествования, где каждая часть добавляет к первоначальному образу нечто новое, что остается уже с ним до конца. Ярко было сыграна и Соната для двух фортепиано и ударных Бартока, но кульминацией концерта оказалась «Весна священная». Удачное фортепианное изложение во многом сохранило свежую красочность партитуры, покоряющее своеволие ее ритмов, — эти качества были полно переданы исполнителями.

Итак, в области фортепианного ансамбля молодые музыканты уверенно вступают на тот путь, по которому с достоинством идут их старшие коллеги.

Знакомые исполнители в незнакомом репертуаре

Республиканская русская хоровая капелла не впервые привозит в Ленинград сочинения, «открытые» ею для слушателей (среди них и произведения советских композиторов, кстати — ленинградцев Н. Шахматова и Я. Вайсбурда, и хоровая музыка классиков — Брамса, Верди, Вагнера). Ныне в исполнении московского хора и органиста Г. Гродберга впервые прозвучал у нас один из поздних опусов Листа, небольшая оратория «Via Crucis». Лишь в 1929 году в Будапеште состоялось первое исполнение этого произведения, только в 1936 году оно было издано.

Это — новый Лист, по его собственному убеждению, обращенный в будущее. Здесь не остается и следа былой романтической «громогласности», декоративности, виртуозного блеска, чувственной прелести мелодий. Вместо них — глубочайшая внутренняя сосредоточенность на одной идее, одном эмоциональном состоянии, аскетическая суровость образов и языка. Восстанавливая некоторые традиции и приемы старинных мастеров, и не только музыкальных (в письме к издателю композитор, между прочим, просил иллюстрировать свое произведение гравюрами А. Дюрера), Лист в то же время обогащает в современной ему музыке и сферу мелодической декламации, и область лада. Многое звучит здесь предвидением (общеизвестно воздействие позднего Листа на Бартока). Но есть, думается, в одноплановости этой музыки, ее печальной отрешенности, и черты кризисные.

Капелла, ее руководитель А. Юрлов, солисты М. Вальковская, Г. Попов, М. Златопольский и органист Г. Гродберг наилучшим образом представили ораторию, проявив высокую исполнительскую культуру. Каждый приезд капеллы обнаруживает ее художественный рост, и это приятно отмечать.

Каждая гастроль Геннадия Рождественского — это тоже, почти как правило, не только удовольствие от общения с хорошим музыкантом, но и первое «очное» знакомство с новыми сочинениями. На этот раз с камерным ансамблем солистов оркестра Ленинградской филармонии в Малом зале им. Глинки, Рождественский исполнил несколько произведений де Фалья и пьесу Малипьеро «Памяти Мануэля де Фалья». Мы лучше знаем музыку испанского композитора, которая блещет жаркими красками его родины, и отражает воздействие французских импрессионистов. В концерте был показан иной де Фалья, стоящий в начале своего «неоклассического» периода (двадцатые годы), протекавшего, как полагают исследователи, не без влияния Стравинского: вокальная поэма «Психея» (солистка — Н. Юренева), Концерт для клавесина с ансамблем (солистка — О. Крылова) и камерная опера «Театрик маэстро Педро») солисты — Н. Юренева, А. Манухов и А. Почиковский).

Опера прозвучала наиболее свежо. Сюжетом для нее послужил один из эпизодов «Дон Кихота» Сервантеса: странствующий рыцарь, заметив опасность, угрожающую героям кукольного представления, ударами меча разрушает театр. Элементы изящной стилизации старинного представления соединяются в музыке с живыми фольклорными оборотами, с лаконичными и точными интонационными характеристиками. Каждый из этих элементов можно было отчетливо расслышать в интерпретации, как всегда у Рождественского, пленяющей естественностью и музыкальностью.

В программки последних концертов Рождественского вложены листки с аннотациями, им самим составленными. Научная серьезность, простота изложения и отсутствие литературных излишеств позволяют считать эти аннотации образцовыми.

М. Бялик

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Письмо из Ленинграда

Фортепианные дуэты

Знакомые исполнители в незнакомом репертуаре

Содержание