Выпуск № 7 (296) | 1963 - страница 70

их появилось немало в последнее десятилетие, небылица об исповеди не нашла сочувствия. Для подкрепления своей точки зрения Бэлза из всей «необозримой литературы о тайне смерти Моцарта, которая возникла на Западе на протяжении последних нескольких лет» (стр. 259), смог сослаться только на... каталог моцартовской выставки в Катовице!

Бэлза по разным поводам называет работы Шенка, Феттера, Слонимского, чешского музыковеда Богумила Карасека. Все эти авторы отвергают легенду об отравлении. Однако Бэлза подает материал из их работ таким образом, что у читателей должно возникнуть представление об их солидарности с ним. Вот характерный пример.

«В некоторых работах, — пишет Бэлза, — приводятся даже малоизвестные данные, которыми мог располагать Пушкин, работая над трагедией. Так, Николай Слонимский напоминает о том, что слухи о «безумии» Сальери, якобы оклеветавшего себя, начали распространяться еще в 1822 году, когда Бетховен спросил Россини: «Как Вы посмели прийти ко мне с отравителем Моцарта?» (стр. 259).

Что можно сказать по этому поводу? Слонимский не «напоминает» о том, что слухи о «безумии» начали распространяться в 1822 г. (известно, что симптомы болезни Сальери появились не раньше 1823 г.); Сальери не сопровождал Россини к Бетховену, и уже по одному этому Бетховен не мог сделать такого заявления; наконец, слова, приписанные Бетховену, Слонимский приводит не как исторический факт, а как характерный образец «фантастических сказок», которые «едва ли нуждаются в опровержении»; он сопоставляет эту сплетню с анекдотом о мнимой находке исповеди Сальери. Вот об этом-то и не сказал Бэлза.

Подытожим сказанное: ни соотечественники Адлера, ни его иностранные коллеги не верят в «находку». Чтобы исчерпать вопрос, обратимся к свидетельству самого Адлера. В статье «Музыка в Австрии», напечатанной в издававшемся под его редакцией ежегоднике, венский ученый упоминает Антонио Сальери, «о котором говорили много дурного, в чем якобы он также сам себя обвинял...» («Studien zur Musikwissenschaft», т. 16, стр. 18). Будь в руках Адлера пресловутый документ, исследователь не мог бы так скептически отнестись к «признанию» мнимого отравителя. Предисловие редактора ежегодника датировано июнем 1928 г. Это как раз то время, когда произошла встреча Адлера с Асафьевым.

Говорил ли Б. Асафьев об «исповеди Сальери»?

Отто Эрих Дёйч отнес «смехотворную выдумку» о находке Адлера за счет «одного из двух русских музыкантов» — либо Бориса Асафьева, которому эта выдумка приписана автором брошюры «Моцарт и Сальери», либо самого автора брошюры — Игоря Бэлзы («Новый музыкальный журнал», 1957, № 4).

Бэлза выставил на суд мирового общественного мнения авторитет академика Асафьева, который никогда в печати не заявлял о находке Адлера и никого на это не уполномачивал. Никто не подтвердил, что Асафьев видел документ, в точности указывающий, «где и при каких обстоятельствах» Сальери подсыпал Моцарту «медленно действующий яд» (брошюра, стр. 59).

Защищаясь в статье от упреков в голословности (стр. 261), Бэлза выдвигает в качестве свидетеля прежде всего... самого себя!

Если вообще позволительно выставлять себя в свидетели, то не могу отказаться от возможности заявить, что мне не раз приходилось беседовать с Асафьевым о Моцарте и никогда ничего о «находке» он не говорил.

А. Оссовский писал мне 21 ноября 1954 года: «Б. В. Асафьев никогда ничего не говорил мне о сенсационной находке Гвидо Адлера. Правда, прямого повода для разговора об "исповеди Сальери" между нами не возникало, хотя Б. В. и делился со мной своими впечатлениями от встречи с Адлером в Вене».

У Асафьева было немало поводов для высказываний об «исповеди Сальери», хотя бы в связи с исполнением в 30-х годах в исторических концертах Эрмитажного театра в Ленинграде отрывков из оперы Сальери «Тарар» на либретто Бомарше, проникнутое революционными тенденциями. На эту тему наталкивали и неоднократно высказывавшиеся Асафьевым соображения относительно обстоятельств смерти и похорон Глинки и отмечавшегося им сходства в жизненной судьбе авторов «Руслана» и «Дон Жуана». Эти параллели академик излагал в беседах, он коснулся их и в книге о Глинке (1947). Однако на «решающий» церковно-архивный «документ» из Вены не было сделано и намека.

Ученица Асафьева Е. Даттель, занимавшаяся Моцартом, справедливо заметила, что если бы такой тонкий исследователь и опытный литератор, как Асафьев, придавал серьезное значение разговорам по поводу исповеди, то он, безусловно, мог бы найти удобную форму, чтобы использовать важные данные, сообщенные Адлером (венский ученый умер в 1941 г.).

Если считаться с информацией Бэлзы, то Адлер как раз и рассчитывал на то, что результаты его исследований обнародуют иностранцы, «считая, видимо, своим долгом предать гласности этот текст, но опасаясь в то время делать это в Вене ex cathedra» (стр. 262). Почему же в таком случае ни Асафьев и никто другой из иностранных ученых не воспользовался возможностью обогатить моцартиану столь важными фактами? И почему этот долг возложил на свои плечи один Бэлза?

Е. Гиппиус, С. Гинзбург и М. Друскин, которым их учитель еще в конце 20-х годов много рассказывал о своей поездке в Вену, о встречах с Адлером и о его работах, на мой запрос ответили, что об «исповеди Сальери» Асафьев им ничего не сообщал.

Не было об этом речи и в беседах Асафьева с его аспирантами Ю. Кремлевым и Б. Загурским. «Не думаю, — пишет Загурский, — чтобы Борис Владимирович кому-нибудь что-либо говорил в том роде, как это теперь ему приписывают...»

Между тем Бэлза в своей статье утверждает, что покойный академик говорил о «документе» не только ему, но и «ныне здравствующим ученикам». Конкретно он называет два имени — Дмитриева и Соловцовой.

На вопрос, действительно ли Асафьев упоминал об исповеди Сальери как о реальном факте, А. Дмитриев ответил, что с полной определенностью он не берется это утверждать. Л. Соловцова же сообщила, что она слыхала о найденной исповеди Сальери, но, исходят ли эти сведения от Асафьева «или от кого-либо другого из близко соприкасавшихся с ним людей», с точностью сказать она теперь не может¹.

«Бремя доказательства» все еще остается на совести Бэлзы.

Медицина, мистика и пропаганда

В статье пушкинского сборника Бэлза стремится убедить советскую и зарубежную музыкальную общественность в том, что с ним согласны едва ли не все музыковеды Советского Союза. Он трижды ссылается на книгу Е. Берлянд-Черной «Моцарт» (1956). Но Берлянд подчеркивает, что злодеяния Сальери «никто не мог доказать», «документальных подтверждений преступности Сальери все еще нет...» (стр 295). В другой книжке («Оперы Моцарта», 1960) тот же автор, излагая биографию композитора, вообще обходится без упоминаний о легенде и о мнимой исповеди. Так же игнорируют домыслы Бэлзы и авторы учебников по истории музыки.

Не найдя поддержки среди музыковедов, Бэлза призвал на помощь медиков. В названной статье 1962 г. он информирует, что еще в 1952 г. «доктор медицины профессор И. М. Саркизов-Серазини, ознакомившись со всеми обстоятельствами смерти Моцарта, пришел к заключению, что он был отравлен двухлористой ртутью, т. е. сулемой. Это мнение И. М. Саркизова-Серазини тогда же было сообщено в докладе, сделанном автором статьи на четвертой Всесоюзной Пушкинской конференции в Ленинграде» (стр. 251).

Мы не знаем, приходил ли к такому заключению московский профессор, — в печати он об этом не заявил. Но почему-то и сам Бэлза в печатном тексте своего доклада (в первой части брошюры 1953 г.) также не осмелился воспроизвести это мнение. В брошюре он от своего собственного имени утверждал, что Моцарт погиб от «медленно действующего яда». Так что автору нет основания разделять с кем-либо приоритет, кроме, конечно, немецкого теолога Фридриха Даумера, который еще за девяносто лет до доклада Бэлзы выдвинул версию о медленно действующем яде, подсыпавшемся масонами в пищу или питье творца «Волшебной флейты».

Главными союзниками Бэлзы оказались врачи Дитер Кернер из Майнца и Гунтер Дуда из Мюнхена. Не ограничиваясь медицинскими соображениями, западногерманские врачи привлекли к делу «вещественные доказательства». Кернер представил три документа. В своей книжке «Смертельная болезнь Моцарта» (1961) он воспроизвел на меловой бумаге фотокопию машинописного текста письма покойного Яна Сибелиуса (1956), репродукцию титульного листа либретто «Волшебной флейты» (1791) и репродукцию почтовой марки, выпущенной в Австрии к двухсотлетнему юбилею Моцарта. Особенно рад он письму Сибелиуса: «очень вероятно, — пишет Кернер, — со временем появятся еще подобные документы» (стр. 27). Ссылаясь на Кернера, Бэлза заканчивает свою заметку «Паломничество к Моцарту» торжественной апелляцией к письму «великого финского композитора Яна Сибелиуса, выразившего уверенность в том, что Моцарт погиб от руки убийцы» («Советская культура», 1962, 26 мая).

Самый факт, что двое исследователей оперируют одним и тем же случайным высказыванием

_________

¹ Письма Е. Гиппиуса, С. Гинзбурга, А. Дмитриева, М. Друскина, Б. Загурского, Ю. Кремлева, А. Оссовского, Л. Соловцовой, как и ранее цитированные письма Г. Кнеплера, М. Рубина и А. Сохора, адресованы автору настоящей статьи.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание