Выпуск № 3 (292) | 1963 - страница 25

ся от нее. Теперь же на мой вопрос Р[имский]-Корсаков ответил:

— Не думаю, чтобы мы выпустили такой клавир.

— Но ведь в «Снегурочке» вы выпустили? — упорствовал я.

— В «Снегурочке» музыка проще, чем в «Китеже», а в «Китеже» мне и так приходилось добавлять дополнительные строчки мелким шрифтом.

На этом разговор окончился. [...]

По консерватории распространился слух, что в Мариинском театре репетируют «Кольцо Нибелунгов» Вагнера.

До сих пор в Мариинском театре ставили из Вагнера больше «Тангейзера» и «Лоэнтрина», а потому «Кольцо» было приятной новостью. Я уже писал здесь о моем интересе к Вагнеру; понятно, я стал расспрашивать, как репетируют, в котором часу и пускают ли на репетиции.

Кто-то объяснил, что репетиции бывают в таком-то часу, сейчас почти каждый день репетируют «Золото Рейна» и дирижирует Блуменфельд ¹¹. Репетиции строго закрытые, но если сказать: «Я от Блуменфельда», — то возможно, что пропустят.

Прежде всего я отправился в нотную библиотеку консерватории и опросил оркестровую партитуру «Золота Рейна». Заведующим библиотекой был некто Фрибус, человек невысокого роста с большим горбом, за что в консерватории его прозвали «Уменьшенная Квинта».

— Что вы, батенька, — ответил Уменьшенная Квинта. — Партитура вагнеровской оперы — это такая ценность, что ее вам и не выдадут.

— А кто же может ее получить?

— Ну... директор Глазунов или, скажем, Р[имский]-Корсаков.

— А я?

— А за вас должен кто-нибудь поручиться. Принесите записку от директора. Но вам записку не выдадут.

— Как же я вам принесу? Сегодня Глазунов никого не принимает, а мне хотелось бы взять партитуру на репетицию.

— Вы идете на репетицию?

— Да.

Фрибус смягчился:

— Ну, извольте. Вот вам перо и бумага... Напишите просьбу, а я сейчас иду к Глазунову по консерваторским делам и как-нибудь подсуну. Только предупреждаю: толку от этого не будет.

Я написал несколько слов, стараясь быть научно-музыкальным в объяснении моей просьбы. Фрибус ушел, проходил около получаса и вернулся с некоторым удивлением на лице.

— Все-таки вам разрешили дать, — сказал он.

— Благодарю вас очень, — расшаркался я.

— Я тут не при чем. Просто партитуру велели дать, а почему, неизвестно.

И он полез куда-то в запертый шкаф, вытащив оттуда огромный том буроватого цвета. Я отправился в Мариинский театр, где уже шла репетиция. Капельдинер у входа в зал спросил:

— Вы от кого?

Ага! Вопрос напрашивается на тот ответ, который рекомендовали мне в консерватории.

— Я, — проговорил я, — на репетицию от Блуменфельда.

Капельдинер пошептался с другим капельдинером и открыл мне дверь в зал. На сцене шла репетиция с оркестром, но не в костюмах. В полуосвещенном, почти пустом зале сидело с полдюжины незанятых певцов и еще несколько человек, среди которых я узнал Р[имского]-Корсакова. Я выбрал местечко посветлее, под полупритушенной люстрой около прохода и, сев, развернул партитуру. На сцене слева стояла группа актеров, которая речитативно, видимо, спорила с другой группой, помещавшейся справа и отвечавшей ей тоже речитативами. Между ними вертелся актер, извивающийся, живой, как ртуть. Я недостаточно знал «Золото Рейна», чтобы понять, что все эти пиджаки были немецкие боги, а извивающийся актер — хитроумный Логе, олицетворяющий огонь. Исполнял его партию Ершов — певец, обладавший очень сильным, хотя и несколько сдавленным голосом и отличным актерским талантом. Я его уже знал по Гришке Кутерьме в «Китеже», здесь же он поднял буквально все «Кольцо», поочередно исполняя Логе, Зигмунда и Зигфрида.

Я постарался разыскать в партитуре место, которое репетируют, но сразу не нашел. Между тем репетиция остановилась и наступил антракт. Немногочисленные слушатели двинулись к выходу покурить, впереди них Р[имский]-Корсаков. Когда он шел по проходу мимо меня, я встал и поклонился. Р[имский]-Корсаков приостановился и спросил:

— Что это у вас за толстый том?

— Партитура «Золота Рейна», я достал ее в библиотеке консерватории.

— Вы хорошо знаете эту оперу?

— Пожалуй, хуже, чем другие оперы из «Кольца».

— В таком случае лучше приходите с клавиром. По клавиру вы сразу охватите всю музы-

ку, а партитура настолько сложная, что вы будете стараться, как бы не сбиться, а музыкой заниматься будет некогда. Когда же лучше ознакомитесь с музыкой, приходите с партитурой.

Я сначала испугался, не заметил ли Р[имский]-Корсаков, что партитура открыта у меня не там, где надо, но Р[имский]-Корсаков не обратил на это внимания.

— У меня есть клавиры остальных опер «Кольца». Теперь же я приобрету «Золото Рейна», — сказал я послушно. Р[имский]-Корсаков кивнул головою и ушел.

Репетиция продолжалась, но «Золото Рейна» понравилось мне меньше, чем «Валькирия» или «Гибель богов». Через несколько дней Мариинский театр объявил продажу билетов на «Кольцо» — абонемент на все четыре оперы. Я поспешил сообщить о том матери, и мы абонировались не без труда, т. к. перед театральной кассой собрался огромный хвост желающих попасть на Вагнера. Несомненно, посещение этих четырех спектаклей произвело на меня большое впечатление. Я любил и «Валькирию» и «Гибель богов». В «Зигфриде» обожал ковку меча: эта сцена представлялась мне очень оперной. Особенно мне нравилось, когда в «Гибели богов» Зигфрид едет по Рейну под звуки рогов и выкрики с берега: этот лихой, расстрепанный вихрь действовал на меня захватывающе. Однако рассказать о «Кольце» и о впечатлении, произведенном на меня спектаклями «Кольца», я здесь не берусь, ибо в следующий сезон мы снова абонировались и еще через сезон — в третий раз, и теперь, через столько лет, у меня смешались подробности впечатлений от этих абонементов. Все же я могу утверждать, что Вагнер в этот период времени имел на меня огромное влияние.

Пока же, да позволено будет, спустившись на несколько ступенек, рассказать здесь об одном уморительном происшествии, когда однажды в «Зигфриде» Ершов, победив в бою дракона, тащил его в пещеру. Музыка в этом месте тихая, и в зале слышно каждое слово, буде оно произнесено.

— Фу, черт, какой тяжелый! — раздался сердитый шепот Ершова из пещеры, куда он с трудом унес огромное чучело дракона. И в ответ на это — осторожное замечание:

— Тише, Иван Васильевич, ведь в зале могут услышать, и выйдет неловкость...

Я действительно услышал и то и другое, забыл о драме на сцене и от души смеялся.

В консерватории подошла ко мне Глаголева ¹² и спросила, не могу ли я рассказать ей об опере Вагнера «Валькирия», на которую она идет сегодня в Мариинский театр. Я был крайне польщен ее просьбой и постарался выложить все, что знал: и о германском мифе о похищенном кольце, и то, что падает на долю оперы «Валькирия», одной из четырех, и об отличительном приеме Вагнера сочинять оперу по системе лейтмотивов, и т. д. Мы спустились в библиотеку к Фрибусу, достали у него «на пять минут» клавир «Валькирии» (клавир не то, что оркестровая партитура, выдается Фрибусом легко, лишь бы ненадолго), затем вернулись в пустой класс, в котором до сих пор сидели и где теперь я демонстрировал лейтмотивы и на что надо обратить внимание сегодня вечером. Словом, я лицом в грязь не ударил, а Глаголева оказалась подавленной обилием моих познаний. Когда мы расстались, она благодарила меня за лекцию, на которую не рассчитывала, и с этого момента наши отношения стали более дружескими, чем до сегодняшнего дня.

Единственно, чего я не могу сейчас установить с точностью, случилось ли это в 1908 году или годом позже.

_________

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Сонцовка — поместье в б. Екатеринославской губернии, где родился и провел детские годы С. С. Прокофьев.

² «Ундина» — опера Прокофьева; он начал сочинять ее в 1904 г. в возрасте 13 лет; вновь к работе над ней Прокофьев возвращался дважды в 1905 и в 1907 гг. Сохранился клавир с пением III и IV акта оперы. (ЦГАЛИ, ф. 1929, oп. I, ед. хр. 2.)

³ Чернов Михаил Михайлович (1879–1938) — композитор и теоретик. В 1904 г., будучи учеником Петербургской консерватории, давал Прокофьеву уроки теории музыки.

⁴ Сергей Иванович — С. И. Танеев (1856–1915).

⁵ Рейнгольд Морицович — Р. М. Глиэр (1875–1956).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание