нинградском театре оперы и балета им. Кирова (постановщик — Е. Н. Соковнив).

Встреченная горячим откликом зрителя, получившая доброе напутствие в музыкальной критике, опера «Декабристы» с этих пор прочно вошла в репертуар советского театра. Когда я слушаю музыку этой мужественной, героически приподнятой, а вместе с тем глубоко лирической эпопеи русского революционного героизма, передо мною возникают не только славные образы исторического прошлого, но и живой облик самого композитора, человека широкой русской души, благородного характера и неувядаемого таланта.

Р. ЩЕДРИН

Учитель и друг

Все-таки очень хорошо, что отмечаются юбилеи. В каждодневной суете личных забот они помогают собраться с мыслями, сосредоточиться и задуматься о человеке, которого горячо и искренне любишь. Они дают возможность поделиться своими мыслями вслух, а то и на страницах журнала, не боясь упреков ни в сентиментальности, ни в преувеличении: обстановка юбилея все это прощает. Тем более, если речь идет о твоем учителе. И тем более, если учитель этот — такой человек, как Юрий Александрович Шапорин, а «юбилейная» цифра — 75 лет!

Много написано и еще больше может быть написано о музыке Юрия Александровича. Но сегодня я хочу взять на себя смелость затронуть другую тему: Шапорин-педагог.

Ведь, что греха таить, очень часто мы забываем своих учителей, забываем не в прямом смысле слова — поздороваться или справиться о самочувствии. Нет, забываем о том, что тот арсенал знаний и уменья, которым ты располагаешь, дан тебе другим человеком — человеком, который с бесконечным терпением вот уже в который раз спокойно наставляет каждого нового молодого «открывателя Америк»: здесь «тупик», хотя вход в него и декорирован с манящим блеском, здесь «мель», здесь «оползни»...

Впервые я увидел Юрия Александровича поднимающимся по длинной лестнице Большого зала консерватории перед началом какого-то симфонического концерта. Мы (несколько учеников хорового училища) сразу же узнали его по портретам и долго, вплоть до входа в партер, шли за ним по пятам, как завороженные глядя на его могучую фигуру. Шапорин, словно магнит, притягивал к себе людей. Добрая сотня знакомых или незнакомых останавливалась, заговаривала с ним, просто здоровалась.

Через несколько дней в нашем училище должен был состояться вечер, посвященный творчеству советских композиторов. Мы решили пригласить Шапорина. Лучшие каллиграфисты училища разрисовали пригласительный билет, и мы вдвоем с А. Флярковским (впоследствии тоже учеником Юрия Александровича) отправились на 3-ю Миусскую улицу, чтобы лично его вручить. Долго стояли на лестничной площадке, не решаясь позвонить. Наконец кто-то из нас нажал кнопку электрического звонка. Раздался громкий собачий лай. Бросив приглашение в почтовый ящик, мы, не сговариваясь, стремглав бросились вниз по лестнице. Первое знакомство не состоялось...

В 1950 году, окончив хоровое училище и сдав вступительные экзамены на теоретико-композиторский факультет консерватории, я с затаенной надеждой написал в своем заявлении: «Прошу зачислить меня в класс проф. Шапорина Ю. А.». К великой радости, это желание осуществилось. В классе Шапорина я проучился в общей сложности восемь лет, включая сюда и годы занятий в аспирантуре.

Обычно рассказ об учителе начинают с изложения основ его педагогической системы. Мне же хочется начать с парадоксальной на первый взгляд мысли. Не заключается ли система Шапорина именно в том, что у него нет никакой педантично разработанной, раз навсегда данной системы? Педагогика для него тоже творчество, а в творчестве ведь бывают и неожиданные открытия.

Юрий Александрович не предлагает своим ученикам никаких готовых решений. Он пробуждает, будоражит мысль студента, причем делает это настолько тактично и тонко, что она начинает ему казаться вполне «собственной». Главное же

в педагогическом методе Шапорина состоит, на мой взгляд, в том, что к каждому начинающему художнику он подбирает единственно возможный «ключ», который годится только для данной индивидуальности и ни для какой другой. (Можно сделать рискованное сравнение, что Шапорин-педагог владеет редкой способностью открывания потайных секретных замков в душах молодых музыкантов.) Перефразируя слова Маяковского, можно сказать, что его педагогический девиз: «больше композиторов, хороших и разных!»

Да, именно разных! И это очень важно: ведь, откровенно говоря, ученики ряда крупных советских педагогов вместе с техникой и профессионализмом приобретают, к сожалению, и черты стиля своего учителя, утрачивая при этом какие-то драгоценные зерна собственной индивидуальности. А теперь назову такие имена: Рустем Яхин и Александр Флярковский, Газиза Жубанова и Николай Сидельников, Андрей Волконский и Эмин Махмудов, Евгений Светланов и Алексей Артемьев. Разве можно спутать их музыку с музыкой нашего учителя?

Наверно, никто не будет оспаривать, что находки в искусстве часто рождены импровизацией. Уроки Шапорина — вдохновенная импровизация. Здесь находится место и живым параллелям с другими искусствами, и разносторонним ссылкам на самые различные примеры из музыкальной литературы, и остроумнейшим рассказам из прошлого и настоящего музыкантов, да и не только музыкантов. И все это ярко, броско, увлеченно, насыщено сочными жизненными впечатлениями. Можно понять, почему уроки Шапорина столь необычайно увлекательны, я бы сказал, занимательны, почему на них «аншлаги», почему их посещают даже люди, не имеющие прямого отношения к консерватории.

«Лейтмотивом» этих своеобразных занятий-импровизаций часто бывают конкретные соображения по поводу какой-либо технической детали. Но и они всегда носят обобщающий характер. Ошибка студента менее всего повод для нравоучений Шапорина, но импульс для рождения и развертывания целой оригинальной концепции.

Чтобы не быть голословным, приведу такой пример.

Ю. Шапорин, К. Федин, И. Соколов-Микитов

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Р. ЩЕДРИН

Учитель и друг

Ю. Шапорин, К. Федин, И. Соколов-Микитов

Содержание