Выпуск № 11 | 1962 (288)

в них нет. В этом особенность драматургии и композиции Симфонии.

Три момента в ее стиле и музыкальном языке кажутся мне особенно существенными.

1) Все части цикла не имеют строго определенного единого тонального центра. Не в силу своей внутренней дисгармоничности, лишенной всякого тонального тяготения, но потому, что тяготений этих слишком много, они возникают на каждом шагу и непринужденно сменяют друг друга. Зато какой выразительностью по контрасту отмечены эпизоды, согретые и освещенные определенной тональностью! Вот некоторые примеры: об экспрессивный f-moll в начале репризы первой части словно с разбегу останавливается «игра» разработки; fis-moll’ный эпизод «Cantabile con sord.» оттеняет неустойчивость остальных страниц второй части, а в достижении апофеоэности финала немалую роль играет Des-dur.

2) При огромной дозе полифонии, то есть собственно мелодического развития, решающим его фактором оказывается все же движение ритмов-тембров. Многие, в том числе важнейшие, кульминационные моменты композиции (особенно в финале) определяются специфическим сочетанием отчетливых тембровых пластов, ведущих «свою» мелодию или фон в «своем» ритме. В этом смысле можно говорить об известной графичности «многоэтажной» партитуры К. Орбеляна и свободном владении тембровой драматургией1

3) Наконец, в этой музыке много отзвуков современного политонального симфоджаза с его плавными и одновременно резкими параллельными сдвигами квартовых гармоний, капризными фиоритурами кларнетов rubato или грациозными, словно невзначай «запоздавшими» синкопами сопровождения. Особенно выразительны эти черты в лирических intermezzo, следующих вслед за срывом посреди накаленной разработки. Хорошо? В значительной степени это вопрос вкуса; помоему, да.

Названные особенности расширяют наше представление о национальной армянской симфонической школе, и, мне кажется, не надо сетовать на то, что произведение К. Орбеляна имеет точки соприкосновения со многими партитурами современных мастеров, в том числе зарубежных, например Стравинского: в реальной практике сегодняшнего симфонизма они существуют.

*

В сочинении молодого армянского художника заключена своеобразная диалектика — диалектика чисто симфонического свойства: в интонационном единообразии — образное многообразие. Здесь сказались талант и техника композитора. То и другое — яркое, не оставляющее сомнений. И вместе с тем то и другое еще не отмечено истинной творческой зрелостью. Не потому, что Симфония пронизана чисто юношеской запальчивостью речи от первого лица — речи искренней, горячей, чуть ли не сбивчивой, на едва переводимом дыхании и лишь временами спокойной и неторопливой. И уж, конечно, не потому, что автор отдает щедрую дань таким притягательным для молодежи тенденциям, как политональность и симфоджаз. Пусть пробует! Ведь и эти тенденции, воспринятые с художественным тактом и чувством меры, могут служить выразительным целям.

Нет, несовершенство Симфонии К. Орбеляна я вижу совсем в другом. 

Трудно требовать от автора абсолютной новизны центральной идеи сочинения, в данном случае идеи драматического «преодоления». Дело в том, как она воплощена. 

Интенсивность тематизма, напряженность и масштабность драматургии, словом, тот тип лирико-драматического симфонизма, который избрал для своего произведения К. Орбелян, обязывает. Не только к умению строить («ваять») крупную форму, но прежде всего к сильным образным открытиям. Лишь они могут придать симфонической концепции то ощущение неповторимости, «первозданности», которое в искусстве ничем заменить нельзя.

В сочинении Орбеляна такие открытия есть. Это, прежде всего, центральный лейтмотив, затем очаровательные «игровые» моменты в разработке первой части и некоторые лирические эпизоды с воздействием симфоджаза. При обычных, традиционных методах обработки материала этих открытий, возможно, и хватило бы. Но с первого своего шага на симфоническом поприще Орбелян стремится к новаторству — мы ведь видели своеобразие драматургии его сочинения. И вот для такой драматургии этих образных открытий недостаточно.

Вернемся на минуту к важнейшим этапам концепции Симфонии, например, к разработке первой части, а затем к финалу, пронизанным лейтинтонациями. Представляете, какой мощный образный заряд должны они нести в себе, чтобы его хватило на такое «расстояние»! На самом же деле заряд этот не так велик; недостаточно рель

_________

1 Стоило, например, специально рассказать о позванивающих пассажах в виртуозной партии деревянных духовых, да и о многом другом в оркестровке!

ефными именно по содержанию представляются мне оба мотива вступления, особенно второй. Возможности их как «строительного материала» безграничны. Но возможности их как носителей определенного характера образности ограниченны. И понятно, что с помощью этих мотивов композитору трудно, пожалуй, невозможно все время поддерживать органичное развитие целого. В результате «провода» бегут непрерывно, но ток-то в них есть не всегда: кульминации подобны вспышкам короткого замыкания. Вот откуда эти срывы, эта внезапная «нирвана», эта «разорванность» движения мысли, вообще часто встречающаяся у молодых симфонистов. Иначе говоря, эмоциональная щедрость и затрата энергии в Симфонии (свойства так называемого стихийного дарования) пока что превышают «золотой запас» ее образности.

В этом слабость позиции композитора. Но здесь же заключена и слабость позиции критика: все это доказать — бесспорно, неопровержимо, раз навсегда — нечем. Такое уж искусство музыка, что многое в оценках остается здесь «на совести» непосредственного ощущения — и при первом, и при десятом прослушивании. Впрочем, чего стоила бы эстетическая оценка вне непосредственного ощущения и чего стоила бы сама музыка вне способности сильнейшим образом воздействовать на него?..

Несовершенства авторской концепции — это те «щели», в которые проникает воздействие других, аналогичных концепций. И тогда отдельные звенья ее воплощения поблескизают отраженным светом. Есть ли нужда напоминать, сколько существует на свете медленных струнных вступлений именно такого вот сосредоточенно-философического склада? Или болерообразных нарастаний? Или зловещих оркестровых токкат? Упоминание о токкате неслучайно, потому что, хотя и основана она на вполне оригинальном лейтмотиве, сходства ее со сценой расстрела из Одиннадцатой симфонии Д. Шостаковича не заметить нельзя. Сходства этого вообще много в сочинении Орбеляна — в методах преобразования тем, в самой напряженности их пульса.

Этому есть объяснение. К. Орбелян написал первую симфонию, вообще первое крупное произведение для симфонического оркестра. Оно впитало весь его слуховой опыт предыдущих лет — мятежных лет молодости, когда, ветры художнических воздействий зовут в путь особенно яростно и заманчиво. Это естественно. Автор должен был проверить себя, весь арсенал своих возможностей; посмотреть, что он умеет. Его открытия на сегодняшний день ценны прежде всего для него самого, как доказательства того, что экзамен на настоящего композитора он выдержал с блеском. Но экзамен на зрелого художника еще впереди. Как и когда он состоится, зависит от самого Орбеляна, от того, что он хочет взять от искусства и что может отдать ему.

*

Многим, наверное, знакомо это чувство, с каким в последний раз перечитываешь уже законченную статью, проверяешь себя: нет ли просчетов, натяжек, необоснованных утверждений? Не слишком ли настойчивы критические замечания о Симфонии, в которой так много сильной музыки? Чего скрывать, и о совсем слабых произведениях пишутся иногда восторженные статьи, а здесь ведь есть все основания убежденно поддержать автора в его художнических исканиях большого искусства.

Может, правда, убрать о «золотом запасе»? И о «коротких замыканиях»? И об отраженном свете?

Нет, нельзя. Нельзя потому, что дорог незаурядный талант Константина Орбеляна и не все равно, как будет он развиваться дальше. Потому, что недостатки его Симфонии характерны не для него одного. И еще потому, что всякий успех — испытание для человека. 

В тридцать с небольшим лет быть заслуженным артистом искусств своей республики, популярным гастролером, композитором, тепло привечаемым на киностудиях, — все это не так мало, не правда ли? А тут еще Симфония. Не прошло несколько месяцев после создания, как уже исполняется в Москве (и прекрасно: она этого заслуживает). Словом, многое в творческой биографии композитора складывается в последнее время благополучно.

И так легко поверить, что уже достиг всего! Что теперь только и дел развивать найденное, закреплять успех, шагать по обретенной дороге. А на самом деле дорога — вот она, только начинается...

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет