Выпуск № 10 (287) | 1962 - страница 39

Зрители узнают имена Г. Вишневской, И. Архиповой, Т. Милашкиной, К. Леоновой, Е. Кибкало, A. Ведерникова, В. Нечипайло, А. Масленникова, 3. Анджапаридзе, А. Эйзена, М. Решетина, B. Петрова, Г. Панкова, В. Валайтиса и других молодых певцов. Они несут на себе основной репертуар, дают жизнь новым образам, завоевывают признание советских и зарубежных слушателей...

Даже по сравнению с балетом — искусством очень популярным и до сих пор бывшим куда более мобильным — опера выходит вперед. В этом жанре намечается явное накопление нового художественного качества. Постановкой «Повести о настоящем человеке» Большой театр выигрывает битву за нового советского героя, за современную тему в опере. Перед оперной труппой открываются новые великолепные творческие перспективы...

Но не прошло еще полных двух лет со дня премьеры «Повести», как поступательный порыв театра поостыл, среди новых спектаклей его афиши появилось много неудач, а ныне его портфель и вовсе оказался пустым... Кроме уже запущенного в работу (и довольно давно!) вердиевского «Фальстафа» и твердого намерения возобновить «Русалку» Даргомыжского (что, учитывая столетие ее сценической истории в Большом театре, нельзя расценивать как слишком большой творческий подвиг), в репертуарном плане 1962–1963 гг. нет почти ничего реального. Правда, в плане балетной труппы значится постановка балета «Шакунтала» C. Баласаняна. Но работа над ним, вероятно, может начаться только после возвращения труппы из длительной зарубежной поездки, что ставит под сомнение возможность выпуска спектакля в нынешнем сезоне.

Такое состояние репертуарного плана даже на ближайшее время не может не настораживать всех, кому дорого искусство Большого театра. Невозможно, чтобы за последние пять-шесть лет интереснейшей творческой деятельности талантлuвая труппа исчерпала и свой творческий порыв, и свою трудоспособность.

Вероятно, дело в другом: руководство театра утратило точный прицел и ясные перспективы в работе, поэтому названия непрерывно меняются: то появится (в который раз!), то исчезает «Сказание о граде Китеже» Римского-Корсакова, участь которого разделяет «Дон Карлос» Верди, мелькает «Лоэнгрин», которого затем предлагают заменить «Тангейзером» либо «Мейстерзингерами», а теперь «Летучим голландцем». На недолгое время — «В порт вошла “Россия”» В. Соловьева-Седого, чтобы окончательно «уплыть» в Ленинград. Ждет не дождется своего часа давно обещанный «Золотой петушок»...

Список предполагаемого репертуара можно продолжать и далее. И будет он несравненно богаче годовой афиши театра. Казалось бы, это естественно: мечта всегда должна обгонять действительность. Да, если только мечта эта не напоминает гоголевского Манилова, фантазирующего о том, как было бы хорошо сделать «эдакое», «такое» ни на что не похожее...

Вместо наращивания репертуара мы сейчас являемся свидетелями его резкой убыли. С афиши театра начисто исчезло около (а может быть, и более) двадцати пяти спектаклей, в том числе такие советские балеты, как «Золушка», «Петя и волк» Прокофьева, «Красный цветок» Глиэра, «Симфонические танцы» Шостаковича ¹, «Лауренсия» Крейна, «Мирандолина» Василенко и другие, как оперы «Мазепа», «Псковитянка», «Иоланта», «Фиделио», «Проданная невеста», «Ее падчерица», «Фра-Дьяволо»... А ведь этими спектаклями театр законно гордился, на их опыте росло дарование молодых певцов, шлифовалось мастерство более старшего поколения артистов.

Можно ли без горечи воспринимать слова И. Архиповой о том, что «хорошие, способные актеры мало что делают в театре, выступают в одном-двух спектаклях». «У меня, например, — сказала певица на собрании парторганизации театра, — в этом месяце (июне 1962 года. — Ред.) был один спектакль, у Г. Вишневской тоже один спектакль». Можно лн не согласиться с утверждением талантливой артистки, что подобное положение ведет к дисквалификации творческих сил театра? А ведь слабая занятость в репертуаре отмечается и в балетной труппе. Р. Стручкова отмечала, что балеринам приходится выступать в ведущей партии также не более одного раза в месяц. Нельзя не заметить и того, что большинство спектаклей, оставшихся на афише, идет значительно реже, чем раньше, а другие, значительно менее «весомые», неоправданно часто? По официальным сведениям Министерства культуры СССР, в прошлом году ровно в два раза реже стали идти «Декабристы» Ю. Шапорина, и так не очень пользовавшиеся вниманием театра, «Иван Сусанин» прошел 9 раз вместо 16, «Свадьба Фигаро» 10 раз вместо 18, «Садко» 6 раз вместо 11. Но зато 28 раз(!) был показан спектакль «Риголетто», 19 раз —

_________

¹ Два одноактных балета Прокофьева и Шостаковича могли бы составить хорошую компанию «Ванине Ванини», но вместо них зрителям почему-то предоставляется возможность в энный раз посмотреть малооригинальные номера «Балетного дивертисмента».

«Травиата» (кстати, и в первой декаде нынешнего сезона эта опера уже прошла два раза), превысив даже самую любимую нашими зрителями оперу — «Евгений Онегин». А ведь обе оперы Верди поставлены очень слабо.

Конечно, можно сослаться на трудности осваивания сцены Кремлевского Дворца съездов, предоставленной для подлинно массовой пропаганды лучших и монументальнейших спектаклей Большого театра. Но кому не ясно, что новая сценическая площадка огромных возможностей способна только стимулировать репертуарную работу театра, если, конечно, подходить к ней по-хозяйски, с четким организационным планом, продуманной последовательностью. Возможно, при этом театр не должен был так быстро и легко отказываться от малой сцены, пока не были бы найдены и освоены новые плодотворные условия экспериментальной работы над репертуаром, в том числе советским.

Отсутствие последовательной целеустремленности, четких ориентиров и критериев, сказавшееся в планировании репертуара, видимо, мешает руководству театра верно оценить и качество уже проделанной работы. Вот в докладе заместителя директора на общетеатральном производственном совещании было не без удовлетворения сказано, что в 1961 году театр выпустил семь оперных и балетных спектаклей. Звучит солидно! Но если мы зададимся целью выяснить, какие из них по-настоящему обогатили творческий опыт театра (и также зрителей) и какие действительно вошли в репертуар, то картина представится куда менее пышная. С афиши очень скоро исчезли по разным причинам спектакли «Не только любовь», «Джалиль» и «Страницы жизни», от «Гаянэ» остался на память зрителям лишь четвертый акт, «Ночной город» вызвал недоумение всех, кто знает балет Бартока, а «Судьба человека» по качеству музыки была единодушно признана музыкальной общественностью репертуарной ошибкой театра.

Правда, авторы постановок балета Бартока и оперы Дзержинского, они же руководители оперного и балетного коллективов Большого театра, до сих пор решительно не согласны с критикой. Что ж, такая последсвательность в отношении к своим детищам возможна. Ведь критика не директива, она вовсе не должна приводить к оргвыводам, как бывало когда-то. Назначение критики — будить мысль и воспитывать вкусы, не боясь споров, не жалея аргументов.

Но беда в том, что художественные руководители Большого театра вовсе не хотят творческого спора, всячески уходят от него. Примером может послужить обсуждение постановок «Судьбы человека» И. Дзержинского и «Не только любовь» Р. Щедрина, проведенное в начале этого года Союзом композиторов СССР. Большую, очень интересную речь на этом обсуждении произнес Д. Кабалевский, активно выступали известные московские музыковеды и специально приехавшие ленинградские деятели музыки, включая И. Дзержинского. Не пришли только на обсуждение руководители постановки «Судьбы человека», ни одним словом о нем не обмолвилась и многотиражная газета Большого театра «Советский артист». (А ведь когда-то в газете существовала хорошая традиция сообщать коллективу театра отзывы на его работу.) Зато устные и письменные выступления художественных руководителей оперы и балета в стенах театра и на страницах многотиражки обильно уснащены резкими выпадами против критики вообще и конкретных печатных органов в частности, несмотря на то, что почти все спектакли Большого театра последних лет получили отзывы прессы.

Достаточно прочесть в «Советском артисте» выступления главного балетмейстера А. Лавровского и главного режиссера Б. Покровского, чтобы понять их нетерпимее отношение к критике.

Чего стоит хотя бы фраза А. Лавровского, так прямо и заявляющего: «В возникшем споре о балете “Ночной город” я уверен, что рано или поздно, но прав буду я(!). Рецензенты, — пишет далее Лавровский, — слушали музыку этого произведения механически (как легко приклеиваются ярлыки! — Ред.), подтекстовывая ею литературные (выделено Л. Л. — Ред.) образы балета» ¹. Но балетмейстер не объясняет, почему ему оказалось необходимым для осуществления своего замысла внести в партитуру музыку Бартока, которую композитор не писал для данного балета? Ответить на это «почему» очень легко: Лавровский не мог найти опоры в музыкальной драматургии «Чудесного мандарина» для обоснования своего «переосмысления» сюжета и характеров героев ².

Б. А. Покровский же прямо сказал, что критика «приносит большой вред» работе над современными произведениями. Значительно больше им-

_________

¹ Газета «Советский артист», 30 марта 1962 г.

² Кстати, о «переосмыслении». Нечто подобное уже было в нашем театре, когда, например, в начале 20-х годов «Иван Сусанин» превращался в «Серп и Молот», а «Тоска» Пуччини в оперу «За власть Советов» и т. п. Может быть, этих фактов будет достаточно, чтобы Лавровский понял, что его эстетические позиции шаткие и к тому же не самые оригинальные.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание