стороннее знать ее, жить одним дыханием с народом, смелее вторгаться своим творчеством в действительность, быть верными помощниками нашей партии в воспитании молодого поколения.

При решении этой важнейшей задачи нам, думается, следует особенно помнить о трех факторах.

Первый — уменье увидеть в окружающем главное, основное. Это уменье зависит от глубины мировоззрения художника, от его кругозора, от того, насколько он в курсе политических событий, насколько он образован в вопросах эстетики, насколько «коротко» знаком с достижениями литературы и искусства в братских республиках, в зарубежных странах. Как мало в этом направлении мы делаем, как редко посещаем выставки, лекции, концерты новой музыки, как мало даже читаем! А ведь Белинский говорил: «...чтобы уметь изображать действительность, мало... дара творчества, нужен еще разум, чтобы понимать действительность».

Второе, о чем мне хотелось бы сказать, — это необходимость в разносторонних и широких связях с действительностью всегда сохранять свое, присущее тебе как художнику, видение жизни. Именно оно придает творчеству индивидуальные черты, порождающие многообразие форм, стилей и жанров искусства социалистического реализма.

Третье — это принципиальность. Казалось бы, само собой разумеющееся качество художника. Но как часто нам его еще недостает, как нужно всем нам еще учиться крепко держать свои творческие позиции, бороться за них!

И, наконец, два слова об организации нашей внутрисоюзной работы. Хорошо известно, что интерес композиторов к оперно-балетному творчеству должен стимулироваться деятельностью комиссии музыкального театра. А между тем ее работа нередко протекает вяло, сухо, формально (этот упрек я отношу также и к себе, руководителю комиссии). Пусть наши собрания происходят реже, но увлекательней. Надо добиться того, чтобы композиторы, критики, исполнители стремились попасть к нам, спрашивая у входа в новое здание союза, нет ли лишнего приглашения? Что нам нужно для этого? Умных, инициативных организаторов, хорошее помещение, где было бы меньше канцелярских столов и телефонов, а больше простоты, свободы в обстановке, располагающей к откровенным, дружеским беседам об искусстве, кибернетике, астрономии, истории, политике, обо всем том, из чего складывается наша многообразная, замечательная советская действительность. Надо пошире раздвинуть рамки духовных интересов наших композиторов. Тогда и музыка их будет богаче, ярче, содержательнее, будет сильнее воздействовать на народ.

Л. КОЛОДУБ

Молодежи — пристальное внимание

В последнее время о воспитании и творчестве молодых авторов говорилось и говорится у нас очень много: на IV республиканском съезде композиторов, на различных пленумах, в прессе и т. п. Высказываются справедливые, дельные мысли, даются разумные советы. Этот вопрос волнует всех, кому дороги судьбы нашей музыки. Пожалуй, для украинской композиторской организации он особенно болезнен. Ведь в нашей республике на один миллион населения пока приходится лишь три композитора (в то время как, например, в Армении соответственно двадцать четыре, а в Эстонии — двадцать пять композиторов). И это на Украине, народ которой по праву считается одним из самых музыкальных!

Видимо, сложная проблема подготовки молодых композиторов «начинается» с обязательного музыкального образования всех школьников. Оно поможет выявить одаренных детей и откроет им дорогу к профессиональному обучению в художественных вузах, в том числе и в консерваториях.

К сожалению, это пока мечта, хотя, разумеется, вполне осуществимая. Начнем с того, что необходимой связи и преемственности между средними и высшими музыкальными учебными заведениями фактически не существует. Как правило, окончившие училище и десятилетку приходят в консерваторию с явно недостаточными знаниями. Особенно плохо дело обстоит с выпускниками Киевской музыкальной школы-одиннадцатилетки. Конечно, они располагают определенной суммой сведений по первой гармонии, истории музыки и т. д., но о навыках самостоятельного творческого мышления не может быть и речи.

Восполняет ли этот существенный пробел вузовская программа обучения? Далеко не всегда: ведь учебный план консерватории во многом дублирует училищные курсы. Об этом говорится очень часто (в том числе и на страницах журнала «Советская музыка»), но пока решительного обновления незаметно.

Как же ускорить такое обновление? На что обратить здесь главное внимание? Мне кажется, что прежде всего нужно придать широкое гуманитарное звучание преподаванию музыкально-теоретических дисциплин в консерватории (не только для композиторов). Ведь, что скрывать, часто оно страдает сухостью, чисто «утилитарным» подходом к художественным явлениям, без широкого их охвата в историческом аспекте, без параллелей со смежными искусствами и т. п.

Подобный утилитаризм необходимо решительно преодолеть. Только так можно будет воспитать художников истинно образованных, мыслящих глубоко, масштабно, проницательно.

С другой стороны, я убежден, что в значительном улучшении нуждается и чисто профессиональная, в том числе технологическая, подготовка молодых композиторов. Чем объяснить, например, отсутствие в учебной программе Киевской консерватории такой важной дисциплины, как история теоретического музыкознания (или история теоретических систем)? В Ленинградской консерватории предполагается ввести семинар по изучению проблем современного музыкального языка. Это необходимо сделать и у нас.

Особое внимание следует уделить методике преподавания истории музыки и самому содержанию этой дисциплины. Нормально ли, что обучение композиторов, призванных в своем творчестве отразить нашу действительность, помочь формированию человека коммунистического завтра, в значительной мере происходит в отрыве от современной музыкальной действительности? Советская музыка и музыка композиторов социалистических стран, достигших ныне значительных художественных завоеваний, фактически еще не стала материалом, на котором должен воспитываться молодой автор. Наши студенты зачастую не знают даже имен выдающихся мастеров, работающих в братских республиках и социалистических странах.

Еще хуже обстоит дело с изучением современной западноевропейской музыки. В этой области, кроме обзорных лекций, в которых западным композиторам нередко дается явно устаревшая оценка, студенты не имеют абсолютно ничего! Что ж удивляться, если, лишенные тактичного и авторитетного руководства, они начинают сами «как попало» знакомиться с творчеством западных художников? Что ж удивляться, если в результате пробуждается повышенный интерес к явлениям, явно его не заслуживающим? Так, некоторые студенты и аспиранты (в том числе В. Сильвестров, Л. Грабовский и другие) увлеклись додекафонией. Сам по себе факт ознакомления с чем-то еще неведомым вполне закономерен. Можно изучать, а в некоторых случаях, быть может, даже применять додекафонию (на мой взгляд, это уместно в иллюстративной музыке). Но ведь самое главное — дать тому, что осваиваешь, верную оценку, понять место «новинки» в поступательном прогрессивном ходе развития искусства. Такая самостоятельная оценка часто не под силу молодежи именно потому, что она не приучена к самостоятельному мышлению и фактически слабо образованна. Вот чем объясняется погоня за «новизной» способных композиторов (Квинтет В. Сильвестрова, Симфонические фрески Л. Грабовского по картинам Б. Пророкова), использовавших приемы додекафонии. Разумеется, эти попытки не имели никакого успеха.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Л. КОЛОДУБ

Молодежи — пристальное внимание

Содержание