Выпуск № 10 (287) | 1962 - страница 12

бытия современности с такой интонационно-образной глубиной и проникновенностью, что находит отклик среди людей разных национальностей. Не эта ли общезначимость украинской песни привлекала классиков и привлекает современных композиторов?

Но, может быть, чем завершенней, обобщенней фольклорная мелодия, тем сложнее ее профессиональная «аранжировка» в глубочайшем, глинкинском смысле этого слова. В самом деле, композитор слабого духа и мастерства побоится прикоснуться к живому изваянию народного гения и слепо повторит в своем произведении внешние его черты, а то еще в меру среднего своего понимания природы искусства дорисует, «дополнит» его так, что сразу поблекнет и скроется живое начало, оставляя за собой холодный, мертвый след. Недаром так опасался Гоголь за судьбу народных песен в руках тех, кто «безжалостно разрывал ее и клеил в свое бесчувственное, деревянное создание».

Нет у профессионального композиторского искусства иного пути, кроме истинного породнения, побратания с песней своего народа, глубочайшего философского и художественного постижения ее «потайного» смысла и значения, смелого открытия и преображения песни. Это, естественно, под силу немногим, но они-то и движут искусство вперед.

Иногда нужен большой исторический период экспериментирования, вслушивания в народный мелос, прежде чем он заронит искру в профессиональное композиторское искусство, придаст ему новое качество, подскажет новые, еще более глубокие обобщения. Год за годом производятся тогда плодотворные опыты — от незатейливых «составных» форм (попурри, венок песен, простейшие сюиты, водевили и т. п.) до более сложных и высоких. Такой долгий и трудный путь проходит и украинская профессиональная композиторская школа.

В нашей критике были слышны (слышны и сейчас) голоса тревоги по поводу замедленных путей развития музыкальной культуры на Украине и в некоторых других братских республиках. Такая критика, имеющая какое-то основание и продиктованная добрыми намерениями, сопровождается порой не всегда продуманными советами и рецептами. Есть тенденция ускоренно «подогнать» национальное искусство под некие образцы. Мы знаем, что творчество больших мастеров бывает широко влиятельным, но дело каждого художника — отобрать для себя наиболее близкое из этого творчества. И сама кристаллизация целых эстетических школ и отдельных индивидуальностей нередко определяется таким отбором. Эталоны здесь неубедительны.

Есть тенденция иного порядка — тенденция призывать к обострению выразительных средств, обострению во что бы то ни стало. Мелодика, гармония, ритмика, полифония — все должно быть «в духе XX века», для которого якобы обязательны напряженность, динамика, дисгармоничность. В этом случае намечаются даже общие рецепты для всех школ и музыкальных культур вне зависимости от исторических традиций, национального своеобразия, творческого опыта. Они иногда сводятся к пожеланию использовать сложные лады, ослабить ощущение единства тонального центра, предельно детализировать мелодический рисунок, инструментализовать вокал и т. д. Такие общие умозрительные панацеи (а они иногда лежат в основе оценочных критериев), способные дезориентировать некоторых художников, сыграли свою отнюдь не положительную роль по отношению к известной части нашей композиторской молодежи. Упоминание о подобных тенденциях важно как иллюстрация методов критики, ищущей решения сложных проблем не во «внутреннем опыте» данной национальной культуры, а в априорном дедуктивном провозглашении некоторых общих, но достаточно регламентированных эстетических «правил».

Каков же опыт становления профессионального композиторского искусства на Украине?

Его вызревание происходило на крепкой основе музыкального быта, широко разветвленного музицирования, пустившего глубокие корни и в русском быту, что особенно характерно для XIX и начала XX веков.

Естественно и закономерно, что творчество основоположников профессиональной украинской музыки — Н. Лысенко, С. Гулак-Артемовского, П. Нищинского и других — возникло как ответ на глубокую потребность обобщения идей и образов, откристаллизовавшихся в народном искусстве, и ответило на жгучие социальные и эстетические запросы тогдашней действительности. При всем различии индивидуальностей этих художников они решали необычайно важную задачу: претворить национальную песенность в одном из самых демократичных жанров музыки — в опере, увековечить наиболее любимые народом темы и сюжеты истории и быта Украины. Создание таких произведений, как «Запорожец за Дунаем», «Наталка-Полтавка», музыкальной картины «Вечерницы», — значительный этап развития национального музыкального театра.

Сила воздействия этих, казалось бы, непритязательных, наивных творений в такой задушев-

ности и искренности, неисчерпаемой мелодичности и неотразимой, безоглядной лиричности, обаятельности народного и национального, что вот уже много десятилетий живут они полной жизнью и до сего дня волнуют и радуют слушателей.

Если вспомнить столь же большую сценическую жизнь «Аскольдовой могилы», «Кето и Котэ», «Аршин мал алан», то можно поспорить с критиками, которые видят подчас в подобного рода произведениях лишь примитив да простонародность. И в наших поисках путей оперного творчества в совсем иных исторических условиях очень стоит помнить и об этих образцах театральной музыки, столь демократичных и устойчивых. Легко заметить из нашего далека просчеты первенцев украинской оперы, но важней оценить их значение в истории национальной культуры.

На Украине и по сей день властвует и развивается вокальная стихия, что подготовлено всеми ее художественными традициями. В песнях, операх, романсах, хорах, ораториях нашли наиболее полное выражение основные тенденции этой национальной школы. Широкий, вольный песенный распев, звонкая заливчатость радует в вокальном творчестве украинских композиторов, не боящихся от полного сердца изъявлять чувства. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что их достижениям могут позавидовать художники национальных братских школ, столько в их музыке эмоциональной свободы и логики распева, интонационной точности и выразительности, пластичности.

Достаточно вслушаться в лучшие образцы песенного и хорового творчества Л. Ревуцкого, П. Майбороды, А. Кос-Анатольского, А. Филиппенко, Е. Козака, Н. Колессы, Г. Веревки, в вокально-симфонические произведения С. Людкевича, А. Штогаренко, в оперные сцены Г. Майбороды, Ю. Мейтуса, Б. Лятошинского, К. Данькевича, Г. Жуковского, в романсы Ф. Надененко, Д. Клебанова, И. Шамо, Н. Дремлюги, чтобы убедиться в ярком цветении всех вокальных жанров украинской музыки. Надо подчеркнуть и такие их качества, как гармоничность, душевное здоровье, человечность, отсутствие всяких веяний экспрессионизма, гипертрофии чувств, надрыва, искусственной инструментализации. Вопреки суждениям сторонников всемерной «динамизации» искусства как едва ли не главного признака современности, в лучших образцах вокального творчества украинских авторов глубина и жизненная правдивость достигаются красотой мелодического распева, интонационной верностью высказываний, ясностью и национальной определенностью музыкальных образов. Вспоминаются глубоко примечательные слова одного из самых чутких художников, как бы олицетворявшего нашу музыкальную совесть, — Н. Я. Мясковского: «Схема чувствований, настроений не может ограничиться лишь контрастами, а обязывает к какой-то высшей планомерности, объединенности, синтезу...»

К сожалению, мы мало еще думаем о «высшей планомерности, объединенности, синтезе» как о важных критериях музыки. Думается, что сильным образцам украинского вокального творчества присущи некоторые из этих признаков. Здесь хочется вспомнить об одном ярчайшем явлении национального искусства — о творчестве Н. Леонтовича. Его «Украинские песни для хора» (так же как и открытия Балакирева и Комитаса) — образец высокого синтеза народного и профессионального, чувства и интеллекта, гармонии и контраста. Каждая из этих песен — законченная поэма, по существу симфоничная, ибо содержит в своем микромире подлинный художественный синтез. В них намечена перспектива развития не только вокальной музыки, но и украинского симфонизма на почве народной песенности. Примеров можно было бы привести достаточно.

Великолепно расцвело творчество Евгения Козака на Львовщине. В его обработках народных песен (таких, как «Ой не світи, місяченку», «Biтep дує», «Гей, люди ідуть по ліщину») и в оригинальных хоровых песнях («Цвіти, Україно», «Верховино, мій ти краю», «Над річкою, бережком» и другие) щедро раскрыты богатства национального мелоса, плавно и сильно слитые со свойствами профессиональной музыки. Решают здесь индивидуальность и талант автора, ощущающего народное как свое и смело, по-хозяйски обращающегося с ним, не растворяясь в интонациях быта, а творя вместе с народом. И не нужно придирчиво анализировать «верность» природе песни каденций, полифонии, лада, мелодического рисунка; все как в природе, но обогащенной, удесятеренной силой профессионального искусства, талантом мастера.

Песни для детей А. Филиппенко — другой убедительный пример плодотворного переосмысления особенностей народного мелоса. В обаятельном мире фольклорных детских игровых мелодий, «считалок», «дразнилок», в ритмике украинских танцев находит автор интонационную опору для своих произведений, блестяще и по-новому решая труднейшую творческую задачу отражения большой жизненной правды в малых формах. Лучшие сочинения А. Филиппенко крепко вошли в быт детей. Вспоминаются слова

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание