не было ничего случайного и необоснованного.

Благодаря совершенству технического аппарата, благодаря огромной виртуозности, не имевшей, казалось, границ, ему удавалось перенести звучание произведения в ту трудно достижимую область, где все качественно преображается, получая новую окраску, новую смысловую и эмоциональную проникновенность и захватывающую силу. Такими запомнились в его исполнении мощные нарастания в Первом концерте Чайковского, искрящиеся, необузданные порывы веселья на пороге трагической бездны в листовской фантазии «Дон Жуан», безнадежная борьба за молодую жизнь в «Лесном царе» Шуберта-Листа. Та же исключительная виртуозность и изумительное мастерство позволяли ему еще в юношеские годы с легкостью исполнять циклы всех этюдов Шопена и Скрябина.

Гинзбурга можно считать одним из крупнейших интерпретаторов романтического стиля. Сложная, многокрасочная и по-оркестровому насыщенная фактура в произведениях романтиков стимулировала его искусство, давая возможность проявить артистический темперамент и мастерство.

Гинзбург умел приблизить к нам и сочинения Баха, Скарлатти, Моцарта. Слушая его исполнение, можно было забыть на время сравнительные особенности старого и нового механизма фортепьяно: мастерство пианиста делало как бы незаметным это различие, оно заслонялось глубоким проникновением в сущность идейного замысла, в то общечеловеческое, сверхмузыкальное содержание, в котором проявился гений великих композиторов. Вершиной истолкования классиков было исполнение «Аппассионаты», но навсегда запомнилось также совершенное, стилистически отточенное исполнение Гинзбургом ранних сонат Бетховена.

Будучи мастером крупной, музыкальной формы, он не менее ярко проявил себя как тонкий знаток, умевший с артистической свободой и вместе с тем изысканной простотой передать полифоническое богатство и красочное многообразие шопеновских мазурок. Я знаю мало артистов, способных в такой мере, как Гинзбург, к подлинному творческому претворению авторского текста, и это в одинаковой степени относится к его интерпретации как больших, так и малых форм.

Для его пианизма характерно соединение силы и утонченного вкуса, мастерства в построении эпизодов широкого дыхания и тщательной отделке деталей.

Фото О. Цесарского

Большому искусству всегда свойственно гармоническое сочетание взаимно дополняющих друг друга и даже противоположных черт. В пианистическом искусстве Гинзбурга сливались воедино не только внешнее совершенство и внутренняя эмоциональная глубина, но и столь редко соединяющиеся качества, как строгая классичность исполнения и подлинное новаторство.

Григорий Романович был прекрасным педагогом. Ряд талантливых учеников, воспринявших его высокую музыкальную культуру и принципы пианизма, успешно работают на исполнительском и педагогическом поприще — Г. Аксельрод, С. Доренский, М. Поллак, А. Скавронский и многие другие.

Гинзбург оставил нам ряд виртуозных транскрипций. В этих работах сохранилось и как бы живет его мастерство и тонкое владение фортепьянным стилем...

В КОНЦЕРТНЫХ ЗАЛАХ

Фото С. Хенкина

(19 декабря, Большой зал
консерватории)

Радостным событием сезона был концерт Ивана Семеновича Козловского, прошедший с огромным успехом. Три с половиной десятилетия дарит Москва свои симпатии замечательному артисту, никогда не прерывавшему художественных исканий и неизменно совершенствовавшему свой вокальный и артистический дар. В последние годы Козловский словно приумолк; мы слышали его голос лишь по радио. Тем интереснее оказалась встреча с певцом в концертном зале. Этому способствовала и привлекательная программа: Глинка, Бриттен. Чудесный голос Козловского сохраняет поистине юношескую свежесть тембра и ничуть не утратил эластичности, мягкой округлости звука. Русская вокальная школа, восстановленная в своих глинкинских традициях, — вот в чем секрет его мастерства. С необыкновенной свободой Козловский пользуется всеми красками выразительности; в его пении всегда присутствует поэзия, мысль.

В исполнении «Молитвы» Глинки (на стихи Лермонтова «В минуту жизни трудную») стиль, дух эпохи были воспроизведены с поразительной верностью. «Молитва» прозвучала в забытой оркестровой редакции с хором. Оркестр под управлением И. Гусмана и Республиканская русская хоровая капелла (художественный руководитель — А. Юрлов) выступили в превосходном ансамбле с солистом. А «на бис» Козловский в сопровождении хора проникновенно спел две украинские песни Глинки: «Гуде вітер» и «Не щебече соловейко». Не выйдя из программного «круга», он обратился к родным его сердцу украинским мелодиям.

«Серенады» Бенджамина Бриттена — программные миниатюры, вокальный цикл на стихи английских поэтов (перевод Н. Рождественской). Солирующий тенор находится как бы «в окружении» также солирующей валторны и струнного оркестра. Острые гармонии и артистичная инструментовка не затушевывают, а своеобразно освещают народное начало, явственно ощущаемое в вокальной партии. Тема цикла — человек и природа. «Поющая» валторна излагает пролог и эпилог цикла, обрамляющие шесть серенад: «Пастораль», «Ноктюрн», «Элегия», «Погребальная песнь», «Гимн», «Сонет». В них раскрыты переживания человека, любящего жизнь, природу, склонного к глубоким раздумьям... Козловский превосходно передает «свет и тени» цикла Бриттена. Можно только благодарить певца за то, что он познакомил нас с отличным сочинением талантливого композитора современной Англии. В. Полех очень хорошо играл соло валторны.

Молодой дирижер И. Гусман с подъемом провел симфоническую часть программы: Увертюра и антракты из музыки Глинки к трагедии Н. Кукольника «Князь Холмский» и «Четыре морские интерлюдии» из

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Фото О. Цесарского

В КОНЦЕРТНЫХ ЗАЛАХ

Фото С. Хенкина

Содержание