Выпуск № 10 | 1957 (227)

первую очередь сказать о важнейших особенностях советского песенного искусства, которые вытекают из того факта, что оно рождено Революцией.

Наряду с новаторским, революционным содержанием и назначением нашей песни такой особенностью ее является массовость.

Герой революционных песен — масса: это — песни демонстраций и шествий, песни-марши. В них часто звучало слово «мы» и те, кто их пел, высказывался «от себя». Предназначались они для коллективного пения на улицах и площадях, на массовых собраниях, демонстрациях.

Жанр хоровой песни-марша сохранил свое важное значение в советском творчестве и в тот период, когда возник самый термин «массовая песня». Это произошло вскоре после того, как в резолюции XIII съезда партии «О печати» (1924) была подчеркнута «необходимость создания массовой художественной литературы для рабочих, крестьян и красноармейцев»1. По аналогии с литературой, где массовыми стали называться произведения, отражающие жизнь народа и легко доступные для восприятия, отличительными признаками массовой песни в то время считали верное, правдивое отражение жизни, яркое выражение идей пролетариата и (как было сказано в одном из документов того периода) «свойство без специальных усилий становиться достоянием широких масс и постоянно воспроизводиться ими в своем быту»2.

Эти теоретические установки не получили тогда полного практического осуществления: как известно, лишь очень немногие песни двадцатых годов получили массовое признание и распространение. Причина заключалась не только в форме большинства песен того времени, трудной для усвоения (из-за мелодической бледности и недостаточной простоты). Их не запели и потому, что массы не узнали себя в их героях, лишенных живой человечности, нередко ходульных, сухих — и не могли слить их чувства со своими.

Когда же в следующем десятилетии появились «Песня о встречном» Д. Шостаковича — Б. Корнилова, молодежные марши И. Дунаевского — В. Лебедева-Кумача и другие песни, в которых миллионы людей услышали свой собственный голос, уловили те настроения радостного подъема и энтузиазма, которыми действительно был охвачен наш народ, — эти песни быстро завоевали популярность по всей стране.

«Песня хороша только тогда, когда самому хочется ее петь, когда она звучит от всего сердца», — говорил В. Лебедев-Кумач. Свидетельство другого поэта — В. Гусева — подтвердило, что именно такими были лучшие песни тридцатых годов: «Исчезло разделение песен на песни "официально-идеологические" и песни "для души"». Лучшие советские песни вошли в быт народа, их поют повсюду, на улице и дома, их напевают про себя. Они стали любимыми песнями, песнями «для души». Это были подлинно массовые песни, которых так долго ждал народ.

Но вопрос о жанровой природе советской песни значительно усложнился, когда в нее влилась лирическая тематика. Можно ли было считать и лирические песни массовыми, если этому понятию, казалось бы, отвечала только их форма (да и то не совсем обычная: вместо маршей — вальсы, «страдания», песни — романсы и т. д.), а не содержание? Лирические переживания, разлука и встреча влюбленных — все это как-то не укладывалось в привычные представления о массовой песне.

_________

1 Сборник «О партийной и советской печати»; изд. «Правда». М., 1954, стр. 311.

2 Резолюция 1-й конференции по музыкальной политпросветработе, «Музыка и Октябрь», 1926, № 3.

Тем не менее, это были все же настоящие массовые песни, потому что массовыми были их герои. В лирическую песню вошли «девушка простая» Катюша (песня М. Блантера — М. Исаковского), рядовые участники гражданской войны — безымянный комсомолец и его подруга («Прощание» бр. Покрасс — М. Исаковского), молодой человек наших дней — «Парень кудрявый» (песня Г. Носова — А. Чуркина) и другие простые советские люди. Поэтому для миллионов людей оказалась значительными и близкими идеи новых лирических песен — например, верность в любви к защитнику Родины, — стали дорогими самые интимные чувства и переживания их героев. Поэтому каждый смог поставить себя на место героя песни, ощутив ее как свою, которая поется о себе и от себя.

Так родилась массовая лирическая песня — явление, казавшееся ранее немыслимым, чуть ли не противоестественным.

В годы Великой Отечественной войны расцвела лирическая песня камерно-интимного характера, которую можно напевать наедине с собой или в тесном кружке друзей («Давно мы дома не были» В. Соловьева-Седого и А. Фатьянова, «Землянка» К. Листова и А. Суркова, «Моя любимая» М. Блантера и Е. Долматовского). А в творчестве последних лет, в связи с ростом музыкальных запросов слушателей, значительное место заняли хоровая концертная песня и сольно-ансамблевая эстрадная песенка — жанры широко доступные, но предназначенные, по существу, не для массового пения, а для массового слушания. Такие песни могут звучать в исполнении профессиональных артистов или же самодеятельности, хотя в упрощенном виде — например, в одноголосном изложении и без аккомпанемента — они нередко поются и в быту.

Назвать ли эти песни массовыми? Или, может быть, «популярными» (как это было сделано в отношении эстрадных песен на Московском фестивале)? И в этом случае решает герой песни: если он, с его мыслями, чувствами и настроениями, станет так близок широчайшим кругам слушателей, что они воспримут его как «своего», — песня и с эстрады прозвучит как произведение массового плана.

Создание искусства, обращенного к миллионам людей и говорящего от их имени, — почетная задача советских художников всех родов оружия. Но авторам советской песни она должна быть особенно дорога. Сейчас, в пору увлечения наших песенников эстрадными жанрами, надо вновь и вновь напомнить о замечательной традиции советской песни — о ее массовости, воспринятой от революционных гимнов и утвердившейся за сорок лет ее истории во всех ее жанрах. Наряду с особенностями содержания у массовой песни есть и свои специфические признаки формы в широком смысле слова — т. е. композиции и языка, обеспечивающие ее «броскость», легкость ее восприятия и воспроизведения.

Эти признаки давно определил не кто иной как Н. Римский-Корсаков. Будучи членом комиссии конкурса на лучшую застольную песню, который проводился Петербургской консерваторией в 1892 году, он сформулировал требования к музыке песни замечательно полно и точно:

1. «Застольная песня должна быть мелодична, отличаться ясным ритмом, изящной, естественной, вполне доступной слушателю гармонизацией; требуется рельефность голосов, но при этом полифония не должна иметь преобладающего значения; партии голосов не должны представлять трудностей при их разучивании.

2. Форма песни должна быть не расплывчатая, а напротив, стройная и сжатая; песня, несмотря на свою краткость, должна отличаться своеоб-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет