Выпуск № 8 (321) | 1965 - страница 65

ное утешение: в аудитории не было, кажется, ни одного «простого слушателя». Концерт назначили на понедельник в четыре часа дня. Почти не рекламировали. Кто же, кроме участников съезда, мог в подобной ситуации заглянуть в концертный зал... Но вернемся к делам собственно композиторским.

Все-таки, мне кажется, что при хорошей интерпретации в оратории, наверное, обнаружатся новые достоинства, но недостатки не исчезнут. Акбарову хочется пожелать того, к чему он сам стремится — всемерно расширять творческий кругозор, обогащать слуховой опыт. Кстати, это нужно не только Акбарову. И здесь время сказать о другом сложном и противоречивом явлении узбекской музыкальной культуры. Изложу для начала ту точку зрения, которая была сформулирована одним из ораторов и которая, по-видимому, многое объясняет в современной жизни национальной музыки.

— Три источника питали и питают нашу профессиональную музыку, — сказали нам. — Три источника легли в основу наших традиций; это — народное творчество, во-первых; русская и отчасти зарубежная классика, во-вторых; современная революционная песенность (песни Хамзы), в-третьих.

А советская музыка, советская классика? А лучшие достижения прогрессивных зарубежных мастеров XX века? Пока что все это в полной мере не вовлечено еще в живой «обмен веществ», в реальную творческую практику Узбекистана. Почти не слышно этого в новой узбекской музыке. Во всяком случае в большинстве тех сочинений, что были представлены на съезде. Например, в симфонической поэме-рапсодии «Тимур Малик» М. Ашрафи. Слабостью собственной творческой инициативы отмечены и симфонические картины С. Вареласа «Это не должно повториться» по рисункам Б. Пророкова.

Такое впечатление сложилось не только из-за известной старомодности языка, которым написаны картины. Однажды я слышал, например, сочинение Л. Грабовского на ту же тему и могу засвидетельствовать, что, хотя оно отмечено всеми внешними приметами современности, слушать его было не очень интересно. Автор как будто нарочно ограничил свой музыкальный замысел чисто иллюстративными задачами.

И все-таки, оценивая картины Вареласа, нельзя сбрасывать со счетов эту самую старомодность письма, инертность, привычность хода мыслей и связанных с ними слуховых ассоциаций.

Можно было бы упомянуть еще ряд сочинений, свидетельствующих, мягко говоря, о небогатом слуховом «багаже» их авторов. Но важнее сказать, что ориентация только на «три источника» имеет и свою оборотную сторону. Не затрудняет ли она порой правильное воспитание молодежи, не рождает ли иногда неоправданно настороженного к ней отношения? На съезде прозвучала, к примеру, оратория «Ленин» Р. Вильданова (она исполнялась в открытом концерте не полностью).

Для меня совершенно несомненна большая творческая одаренность молодого автора, равно как и то, что он, уже окончив консерваторию, по существу только начал учиться сочинять и осваивать прогрессивную музыкальную литературу современности. Начал с колоссальной увлеченностью и искренностью, но, естественно, еще не понял, как сделать так, чтобы все вновь узнанное оказалось к месту. И вот нагромождаются один за другим «модные» эффекты, «чрезвычайные происшествия». Тут тебе и фрулато труб (штук сорок, не меньше!), и декламация, и хоровой шепот, и ритмованные выкрики... И никакого намека на организованное мышление — звуковой хаос и беспомощность перед необходимостью установить хоть какое-нибудь динамическое равновесие между хором и оркестром. Поэтому вокальных партий не слышно вообще. При всем том, к счастью, везде ощущаются живой ум и эмоциональная восприимчивость, серьезность, убежденность намерений.

Какие же вопросы следовало бы обсудить после исполнения оратории? Первый и главный — повернуть все обучение композиторов лицом к современности. Чтобы на первых же курсах под руководством педагогов познавал начинающий автор новое, современное «музыкальное добро». Тогда он ни за что на свете не стал бы злоупотреблять им и одновременно большему научился бы у классиков.

Второй — как работать с молодыми авторами, уже вышедшими на самостоятельную творческую дорогу? Ведь и Вильданову, и другим его сверстникам по-прежнему очень нужны советы опытных умных музыкантов до (а если надо и после) исполнения.

Что же было на самом деле? Музыканты — и хозяева, и гости — в общем правильно оценили сочинение. Но только в общем, а потому, может быть, автора ни в чем не убедили. Кроме того, неприятно поразили в кулуарных разговорах нотки отрицания у некоторых из тех, кто как раз занимается воспитанием молодежи (словно композитор лично оскорбил кого-то из

них). И возникло ощущение тревоги за ближайшие выпуски композиторского отделения¹. Как будет развиваться молодежь? Достаточно ли хорошо подготовят ее к решению тех грандиозных задач строительства новой коммунистической культуры, которые стоят сегодня перед каждым советским композитором? Откровенно говоря, состоявшийся в дни съезда показ творчества студентов-композиторов Ташкентской консерватории отнюдь не вселил ощущения радужных перспектив. Уровень подготовленности студентов очень пестрый. (Иному надо бы поступать в училище, а он уже студент старших курсов консерватории.)

Национальные черты в большинстве сочинений стерты. Едва ли не в одной-двух пьесах (а исполнялось более десятка) можно было их обнаружить. Но ощущение национальной формы в них очень примитивное. Вспомнилось по контрасту с этим выступление на съезде Б. Зейдмана, признанного руководителя молодежи. Он печалился, и вероятно, на 200% справедливо, что многие начинающие авторы неправильно понимают требования современности мышления как отказ от ясного мелодизма, национальной характерности и т. п. Это действительно серьезное, опасное заблуждение. Однако ему не подвержено, как видно, большинство нынешних студентов: в сочинениях их маловато и исконно национального, и современного. Впору радоваться, когда хоть услышишь откровенное подражание прокофьевским «Мимолетностям», — сразу и классика, и XX век... А вообще-то в Ташкенте хотелось познакомиться с чем-то более своеобразным.

Все же не хочется заканчивать разговор о студентах-композиторах пессимистической нотой. У них творческий путь только начинается, и любые критические замечания следует воспринимать как товарищеские пожелания постараться быть более пытливыми, любознательными, художественно-инициативными музыкантами.

Значение «трех источников» узбекской музыки неоспоримо и нетленно. Но хранить верность этим источникам — вовсе не означает ограничиваться ими. «Поддерживая прогрессивные традиции каждого народа, делая их достоянием всех советских людей, партия будет всемерно развивать новые, единые для всех наций революционные традиции строителей коммунизма... Каждая нация берет все лучшее, прогрессивное из национальных традиций других народов, и на этой основе развивается передовое, жизнеспособное в традициях ее собственной национальной культуры»¹. Вот ведь как ставится ныне вопрос. Вот к чему призваны деятели советского искусства — в первую очередь, естественно, молодежь!

Но с каждым днем съезда все острее и обнаженнее выступала на первый план еще одна большая и сложная проблема. Создалось ощущение, что дальнейшее развитие узбекской музыки будет сильно заторможено, если в самое ближайшее время не удастся устранить те диспропорции, которые обнаружились в последние годы в национальной культуре.

С одной стороны, планируются и частично уже проводятся фестивали, например «Ташкентская золотая осень», «Дни дружбы» (недавно в Узбекистане закончилась декада литературы и искусства Украины; перед этим был аналогичный показ русского искусства), говорится о необходимости расширить Институт искусствознания, увеличить сеть культурно-просветительных учреждений и о многих других, нужных и полезных делах. Перечень их можно продолжить.

С другой стороны, продолжает оставаться нерешенной проблема музыкального воспитания детей в школах (учителей пения катастрофически не хватает, а те, что преподают, зачастую не знают нот), почти не развивается хоровое искусство, прекращен выпуск комплектов реконструированных народных инструментов для многоголосных оркестров: фактически ликвидированы народная консерватория, хоровое общество. И этот печальный перечень тоже можно продолжить.

Увы! Суть не в сравнительной величине «добрых» и «злых» перечней. Суть в том, что сегодня со злом слабо борются и результаты такого «примиренчества» налицо.

Больно видеть огромный Театр-дворец им. Навои, оперный театр, бывший в свое время олицетворением больших успехов культуры узбекского народа, почти пустым. Но больнее сознавать, что так (и хуже) может быть еще много лет: ведь никакие фестивали и никакие декады никогда не заменят повседневной, будничной работы по массовому музыкальному воспитанию. А именно такая работа по существу в республике свернута (или не начиналась, или чуть теплится: пусть те, кому ведать надлежит, выберут себе по вкусу любой из приведенных глаголов!).

_________

¹ Должен пояснить, что я выступал в прениях до исполнения оратории Вильданова. Поэтому о воспитании молодежи говорил более благодушно, хотя и высказал некоторые критические замечания, на которых сейчас ставлю акцент.

¹ «Правда» от 6 июня 1965 года.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание