Выпуск № 6 | 1965 (319)

Вокальные вечера

Оперное пение считается высшей формой вокального искусства. Однако исполнение камерного репертуара, где нужны тонкая нюансировка, острая интонационная выразительность, углубленное прочтение музыкального текста, удается далеко не всем оперным певцам независимо от их голосовых данных. Спору нет. Эмоциональная собранность артиста, окруженного пышными аксессуарами оперного спектакля, требует предельного нервного напряжения, сохранения творческого накала и певческой энергии до конца. Но перед камерными исполнителями возникают иные трудности. Только на себе они должны сосредоточить слуховое и зрительное внимание аудитории. За четыре-пять минут пения — далеко не всегда виртуозного и эффектного, а часто нежного, «пастельного», созерцательного по настроению — артисту надо подчинить слушателя своему видению, своему мироощущению, взволновать его и убедить. Отсюда и необходимость мгновенного психологического «переключения» и соответствующей характеру интерпретации вокальной «настройки». Исполнение камерно-вокальных сочинений — тема, рождающая неиссякаемые споры и обсуждения. Вот почему, когда молодые певцы стремятся к камерному музицированию, особенно хочется пожелать им доброго пути и творческих удач.

Концерт артиста Большого театра Юрия Мазурка почти целиком был посвящен камерной музыке, лишь в конце второго отделения он спел три оперные арии. В целом выступление прошло удачно. Молодой исполнитель подкупает своеобразной манерой пения. Красивый, сочного тембра голос, ясная дикция, точная интонация. Мазурок правильно ощущает соотношение звучностей, отличающих оперный и камерный стиль пения, и это, конечно, послужит прочной основой для дальнейших успехов.

В первом отделении исполнялись произведения Малера. Это говорит о пытливом отношении певца к музыке, о желании познавать новое, приобщить широкий круг слушателей к ценным, но малоизвестным сочинениям. К сожалению, творчеству советских композиторов было уделено обидно мало внимания. Была исполнена только одна ария Фрола Скобеева из одноименной оперы Т. Хренникова. Тем досаднее, что песня Кола из оперы Д. Кабалевского «Кола Брюньон», объявленная в программе, была почему-то пропущена, и ария Скобеева оказалась между двумя ариями из опер Верди. Разумеется, пострадала стилистическая последовательность, осталось ощущение незавершенности программы...

Теперь еще о вокальной стороне. Голос артиста, от природы ровный, певучий, иногда подавался рывками. В романсе Малера «Воспоминания», с которого начался концерт, подобную манеру можно оправдать понятным волнением, но в романсе Грига «Сон», спетом значительно позднее, это повторилось. Кажется, что в низком регистре певец чувствует себя не вполне удобно. Видимо, причина таится в некоторой горловой «прижатости», нарушающей свободу дыхания. Такая же затрудненность чувствовалась и в исполнении романса Малера «Голубые глазки» и опять-таки романса Грига «Сон». Приятно, что Мазурок стремится к поискам разнохарактерных приемов тембровой выразительности. Один из штрихов вокальной краски — фальцет — придает голосу особую прелесть. Но Мазурок отрывает фальцет от основного тембра, переход к нему не сглажен и по качеству уступает общему звучанию. Поэтому лучше всего пользоваться грудным, естественным пиано, а фальцет оставить, пока он технически не отработан.

С хорошим вкусом были спеты романсы Малера — «Вдыхая тонкий аромат» и «Души моей ничто не чарует». Последний из них поначалу прозвучал тепло, но в развитии образ как бы остановился на полдороге: состояние внутренней взволнованности не было доведено до конца. Больше горячности хотелось бы услышать в романсах из цикла «Песни странствующего подмастерья» — «Кинжал, как пламя жгущий» и «Голубые глазки».

В романсах Грига «Сон» и «Сердце поэта» красиво прозвучал верхний регистр, верно была передана поэтическая атмосфера. Наименее удался григовский «Эрос». Суетливое произнесение текста нарушило динамику развития, сняло пафос гимна любви, призыва к счастью. Романсы Грига «Розы» и «Люблю тебя» могли бы значительно выиграть, если бы какое-то робкое пропевание не обеднило их выразительность. Не надо бояться медленных темпов! Человеческий голос полон чувств, и его краски только помогают раскрытию содержания музыки и текста. Более насыщенно, с вокальным мастерством была исполнена ария Жермона из «Травиаты», но ее прочтение не оставило впечатления свежести. Очень удалась ария Скобеева, спетая свежо, энергично, имевшая большой успех. Чувствуется, что образ близок певцу и по характеру и по темпераменту.

Концерт закончился арией Ренато из оперы Верди «Бал-маскарад». Здесь Мазурок показал хороший темперамент, культуру звука, образность трактовки. Исполненная «на бис», украинская песня «Ой ты, дивчино» прозвучала искренно и просто. Доставила удовольствие и ария Роберта из оперы Чайковского «Иоланта», спетая хорошо, но, может быть, несколько холодновато. Безупречным в отношении стиля было исполнение неаполитанской песни «Катари».

В аккомпанементе Нины Афанасьевой было ощущение ансамбля, но без яркой творческой инициативы.

*

Из сотни романсов Чайковского наши певцы обычно поют особенно полюбившиеся им одни и те же десять-пятнадцать. Остальные остаются в забвении... Артистка Московской филармонии Раиса Бобринева тоже не выбрала ни одного не «запетого» романса. Может быть, поэтому и исполнение их было какое-то поверхностное, в преувеличенно свободном, иногда доходящем до небрежности ритме. («О дитя», «День ли царит»). Не было сделано даже малейшей попытки избавиться от рутины. Мелодическая сущность творчества Чайковского осталась нераскрытой, все как-то проговаривалось, во всем ощущалась суета...

Интересно было услышать новый вокальный цикл К. Молчанова «Из испанской поэзии» (на стихи Гарсиа Лорки), умело написанный для голоса, полный пленительных гармоний. Многое в нем прозвучало артистично, обаятельно, колоритно. Правда, порой автор аккомпанировал слишком громко. Скажем, в «Колоколах Кордовы» фортепианная партия иногда совсем «закрывала» вокальную. Если бы не шумное сопровождение, эта пьеса удалась бы исполнителям

так же хорошо, как «Севильская песенка» и «Танец». Полноте восприятия мешало и отсутствие ясной дикции у певицы: иногда с трудом можно было определить, на каком же языке Бобринева поет...

Во втором отделении артистка демонстрировала вокально-технические достижения. Кроме арии из оперы «Джоконда» Понкиелли, вся программа здесь была составлена из колоратурного репертуара. Это могло быть интересно, если бы певица, не обладая природной подвижностью голоса, нашла в фиоритурах (исполненных довольно легко) больше музыки и смысла.

Особенно «колоратурно» преподнесена была ария Пажа из оперы Мейербера «Гугеноты». Панегирик Елизавете Валуа «не состоялся», он утонул в вокальных каскадах. Ария Розины из «Севильского цирюльника» Россини, спетая корректно, в полном соответствии с клавиром, но не в привычной, традиционной для сопрано тональности (если слух мне не изменил — в ми мажоре), тоже как-то не отвечает артистической индивидуальности исполнительницы; не было задора, юмора, обаятельной хитрости, наивной юности.

Изящно прозвучали «Венецианские гонки».

Хотелось бы услышать у Бобриневой большее звуковое разнообразие. К примеру скажем, пиано — краска, венчающая красоту человеческого голоса, извлекается певицей из «зажатого горла», произносится сквозь зубы, без обаяния, без малейшей технологической грамотности. Подобный звук, которым певица особенно часто грешит в среднем регистре, в сочетании с неполным использованием дыхания (это неизбежное следствие) не обеспечивает свободы верхних нот. А вместе с тем в потенции певица несомненно ими обладает. Освобождение горла, прочная дыхательная установка помогут и верхним нотам заблестеть, а звук бесспорно выиграет и в эластичности.

Непонятно, почему, обладая большим, свежим, красивым голосом, певица так мало заботится о ровном звуковедении, о выравненности регистров, о тембровом качестве. Например, в арии Джоконды, исполненной, кстати говоря, в старомодной манере, с мелодраматическими выкриками, красота тембра проявилась во всей полноте, но пестрота звука на протяжении диапазона, резкость верхних нот, горловой оттенок в грудном регистре очень снижали общее впечатление.

В погоне за беглостью ни в коем случае нельзя лишать звук опоры на дыхание, как это делала певица в ряде колоратурных пьес.

Приятное впечатление произвело исполнение фортепианной партии; Леонид Блок играл мягко и музыкально, хотя порой и несколько робко.

В интерпретации Мазурок и Бобринева еще «не нашли» себя. Иногда они идут ощупью, порой скользят по поверхности, но надо верить, что упорная работа, проникновение в музыку, годами накапливающееся мастерство дадут нужные результаты.

*

Лет двадцать-тридцать тому назад концертная жизнь не имела такого размаха, как в наши дни. Сольный концерт был важным событием даже для известного певца. Понятно, что к составлению программы чаще всего подходили с точки зрения доходчивости и демонстрации вокального искусства. Устроители концертов зачастую косо смотрели на малоизвестные произведения, новые сочинения советских авторов. И все же большая плеяда певцов — среди них М. Максакова, В. Давыдова, С. Мигай, С. Лемешев да и автор этих строк — потратила много труда и усилий, чтобы разрушить недоверие администраторов и слушателей к произведениям композиторов, имена которых сейчас звучат гордо не только у нас на родине, но и во всем мире. Почему же молодежь так вяло относится к новому? Почему дело, начатое старым поколением, не получило полного развития? Над этим стоит призадуматься! Необходимо чаще встречаться, обсуждать пути сближения композиторов и исполнителей.

Наталия Шпиллер

Хор энтузиастов

В зале городского Дома учителя выступил Московский хор молодежи и студентов, встречающий в этом году свою семнадцатую весну. Коллектив давно завоевал симпатии москвичей как хор молодости, хор энтузиастов. Его руководители, молодые дирижеры Б. Тевлин и А. Кожевников, вот уже двенадцать лет работают с хором на общественных началах, отдают ему часть своего сердца...

Первое отделение концерта (дирижер — Б. Тевлин) порадовало свежестью и новизной репертуара. Большинство произведений впервые исполнялось на московской эстраде. Из новинок отметим хор А. Архангельского «Когда печаль», «Сон» Шумана, хор из кантаты К. Орфа «Катулли кармина», песню японского композитора Хатидая Накомура «Здравствуй, малыш» (обработка В. Соколова), негритянскую народную песню «Иерихон» (обработка С. Цугаева и Б. Тевлина). Советские авторы были представлены хором А. Новикова «Мы славим труд», песней А. Пахмутовой «Если отец герой», эффектным стремительным хором В. Салманова «Лев в железной клетке». Исполнялись также шуточная украинская народная песня «Тай орав мужик» (обработка О. Можайского) и колоритная нанайская песня «Рыбацкая» (обработка Н. Менцера и В. Чернина).

Во втором отделении (дирижер — А. Кожевников) поэтично прозвучали «Соловушко» Чайковского и его же дуэт «Рассвет», превосходно обработанный А. Кожевниковым для смешанного хора. В «Табацкури» А. Мачавариани и русской народной песне «Пойду ль, выйду ль я» в обработке А. Гречанинова хор демонстрировал гибкую нюансировку и отличную дикцию. Проникновенно спел хор венгерскую песню «Журавли» (обработка О. Тактакишвили). Украсили программу исполненные «на бис» английская народная песня «Мой милый» и шотландская народная песня «Под дождем» в обработках А. Кожевникова.

Все произведения исполнялись a cappella, что говорит о высоком уровне мастерства, у хора светлое, яркое звучание приятного тембра, тонкая нюансировка. Певцы обладают хорошим дыханием, ясной дикцией, чутко отзываются на указания дирижера. Чистая интонация, прекрасный ансамбль позволяют считать этот хоровой коллектив одним из ведущих в столи-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет