личных исторических эпох. Думается, композитор нашел простое и точное решение задачи. Вот, например, эпоха Отечественной войны. Первая часть (хоровая песня «Опять настал суровый час») в соответствии с избранным автором стихотворением К. Симонова в собирательном, несколько «плакатном» образе воплотила неколебимую веру народа в победу над фашизмом. Вторая часть, «Слепец», — это судьба одной личности, одной из миллионов жизней, на которые обрушились трагические бедствия войны. Характерно, что настоящее встречается здесь с прошлым: раненый солдат слушает в поезде песню гармониста, ослепнувшего «еще на той, на той войне». Этой встречей подчеркивается единство темы и сквозное развитие произведения.

Монументальной обобщенности служит и смелое включение народной песни «Ревела буря, гром гремел» на слова Рылеева во вторую часть оратории — отправка эшелона на фронт, на «кровавые галицийские поля» (песня выступает здесь как побочная тема сонатного аллегро, в форме которого написана композитором эта часть).

Но обобщенность стиля Шапорина всегда глубоко индивидуальна, чужда каких-либо «общих мест». Казалось бы, сколько музыки написано на тексты, близкие стихам, положенным в основу третьего раздела оратории! И однако об этом совершенно забываешь, слушая ораторию, слушая самобытное и веское слово композитора во имя мира и счастья народов.

Рассматривать стиль нового произведения Шапорина кажется более естественным в связи со стилем предыдущих его сочинений. Заметим, кстати, что давно назрела необходимость в большой и серьезной книге об этом замечательном композиторе, в книге, которая содержала бы подробный анализ его художественного языка. Здесь хотелось бы сказать лишь об одной стилевой особенности, непосредственно связанной с замыслом и композицией оратории. Эта особенность — обостренная контрастность, в частности интонационная. Характерный пример — интонационный «сдвиг» между первым и вторым разделами. В обеих смежных частях — «Петроградское небо мутилось дождем» (с включением народной песни о Ермаке) и «Опять настал суровый час» — ощущается теснейшая связь с русским народным фольклором. Даже «песенная структура» их имеет нечто общее (нисходящая секвенция в конце мелодического построения). Но какой глубочайший рубеж разделяет эти части в интонационном отношении! Вслед за мелодией, воплощающей лишь боль народа за терзаемую врагами отчизну, вслед за суровой решимостью «Ермака» врывается хоровая песня, живо напоминающая боевые массовые песни Великой Отечественной войны, несущая веру советских людей в правоту своего дела, в торжество мирной счастливой жизни. Поистине здесь слышен контраст двух исторических формаций, потенциально ощутимо разделяющее их время грандиозных преобразований. И чудится, будто веет самый «ветер истории»...

А вот при переходе от реквиема памяти жертв войны к мирным послевоенным годам композитор не соблазнился эффектом резкого контраста. И в этом, между прочим, также сказалась его верность жизненной правде: постепенно затягивались раны войны, постепенно порастала новыми всходами искалеченная войною земля.

Вновь обращается Шапорин к памяти о тех, кто «себя не пощадил, но родину сберег». Лишь постепенно музыка освобождается от скорбных образов военных лет, приводя к торжественному финалу, полному воли к жизни и миру. Многообразно проявилось в оратории мастерство ее автора. Не только драматургическое, композиционное и полифоническое, но и мастерство в использовании всех трех компонентов звучания: хора, оркестра, солистов. Удивительно стройно и выразительно звучит у Шапорина хор, то будучи компактно монолитным, то представляя собой сложную в полифоническом и гармоническом отношениях ткань (хоровая партия без слов в реквиеме).

Прекрасный знаток человеческого голоса, Шапорин и в новом своем произведении показал замечательное умение приберечь его выразительную силу для особо важных, кульминационных моментов, для передачи особенно значительных слов и фраз (например, устремленность всей вокальной партии в «Коршуне» к последним решающим строкам). Вообще воплощение Шапориным поэтического текста (а редко можно встретить человека столь тонко и глубоко чувствующего русскую поэзию!), претворение им каждого поэтического образа, каждой метафоры — чрезвычайно интересная, но особая тема, которую можно лишь обозначить в настоящей статье.

∗

До тех пор, пока произведение не создано, мы не замечаем его отсутствия. Но вот оно появилось на свет, вот мы познакомились с ним, и теперь кажется, что исчезни оно — и перед нами образуется пустота. Разумеется, относится это лишь к подлинно значительным явлениям искусства: ощущение это может служить своеобразным критерием их истинной ценности. И вот

можно с уверенностью сказать, что без оратории «Доколе коршуну кружить» в музыке нашей образовался бы большой и невозместимый пробел, не хватало бы какой-то чрезвычайно важной ее части.

Уже было сказано, что новое сочинение Шапорина заставляет о многом задуматься. Действительно, оратория его — большое и глубокое произведение. И поэтому задумываться оно заставляет не только о многом, но и о самом главном. О «пророческом» (в пушкинском значении этого слова) призвании художника. О том, как важно отражение действительности не застывшей, но находящейся в постоянном развитии. О том, как важно отражение самого этого развития. О том, как неотъемлемо от реалистического художественного творчества ощущение художником исторической перспективы, помогающей ему осознать место современности в поступательном движении общества — место скрещения прошлого и будущего. Наконец, о том, что подлинное новаторство, опирающееся на прочный фундамент классических традиций и не заботящееся о модной раскраске «фасада», выражается прежде всего в новизне замысла, новизне самого подхода к образам окружающего мира.

На этом, собственно, можно бы и закончить краткий разговор о новой оратории Шапорина. Но хочется добавить еще маленькое послесловие.

Через дня два после премьеры я побывал у Юрия Александровича дома: хотелось не только поделиться впечатлениями, но и «собрать материал», касающийся истории создания его нового сочинения. Должен сознаться, что последнее мне так и не удалось. Юрий Александрович много говорил о музыке, о своей музыке, много играл ее, и, как всегда, в то время как крупные руки его, которым, казалось, тесно среди узких полосок клавиш, искали нужное созвучие, на лице появлялось так хорошо знакомое сочетание напряженной мысли и внутренней одухотворенности. Казалось, все окружающее бесконечно далеко отодвинуто от него в этот момент музыкой, творчеством.

Но все это была новая музыка, которой еще суждено прозвучать, и все разговоры были лишь о ней. Нет, бесполезно оказалось звать в прошлое композитора, словно высвобожденного исполнением оратории для новых замыслов, для будущего. Я возвращался от Юрия Александровича по людным московским улицам, и образ лично дорогого мне человека, учителя, неразрывно сливался с образом большого художника, всегда живущего самым главным, чуждого всего внешнего, случайного, мелкого. Вспоминались пушкинские строки:

Служенье муз не терпит суету
Прекрасное должно быть величаво...

НА СМОТРАХ И ПЛЕНУМАХ

Л. Данилевич

Таллинские впечатления

Таллин — удивительный город. Древний и молодой.

...Вдова легендарного богатыря Калева, Линда, носила каменные глыбы на могилу мужа; так, согласно второй песне народного эпоса «Калевипоэг», вырос холм Тоомпеа — Вышгород, центр Таллина. В холодное небо вздымается стройная башня с почерневшими от времени стенами. А на башне, осеняя город с его узкими средневековыми улочками и современными просторными площадями, полощется государственный флаг социалистической Эстонии.

Здесь любовно сохраняют памятники старины и возводят новые здания. Вот ратуша, сооруженная в начале XV века, а вот только что выстроенная гостиница. Готическая башня знаменитой церкви Олевисте соседствует с фабричными трубами — в музейное средневековье властно вторгается пейзаж современного индустриального города. Так и в эстонском искусстве: новое, современное входит в него, опираясь на традиции прошлого.

Своеобразную эстафету поколений можно было наблюдать на очередном пленуме Союза композиторов Эстонии, посвященном симфонической и ораториальной музыке. Исполнялись произведения «отцов и детей»: выдающихся мастеров Хей-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

НА СМОТРАХ И ПЛЕНУМАХ

Л. Данилевич

Таллинские впечатления

Содержание