ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

Б. Хайкин

Владимир Валайтис

Среди наших певцов так называемого «среднего» (то есть самого активного) поколения все более заметное место начинает занимать Владимир Валайтис. Этот артист никогда не стремился к «самовыдвижению», не старался напоминать о себе. Обстоятельство, весьма примечательное не только с точки зрения музыкально-технологической.

В. Валайтис окончил консерваторию (по классу П. Голубева) в Харькове, однако основной школой для него явился Большой театр. Сразу же скажу, что в этом нет ничего ненормального: если певец хорошо и с толком учился в консерватории, то театр обязательно станет для него следующим этапом обучения. Таких примеров можно привести много, они общеизвестны. А в противоположных случаях (артист окончил консерваторию, поступил в театр и оказался затем театру очень мало полезен) не трудно доказать, что оба этапа обучения не были певцом использованы...

Валайтис с интересом и увлечением работает с педагогами, дирижерами, режиссерами, но прежде всего он хорошо знает себя сам. В минувшем году я много общался с ним. В подготовке «Летучего голландца» Вагнера и «Реквиема» Д. Кабалевского, в многочисленных совместных выступлениях наиболее увлекательными оказались не отдельные частные проблемы, решенные совместно, а настоящее взаимопонимание, устанавливающееся между дирижером и певцом и возможное только тогда, когда последний хорошо понимает себя.

Валайтис всегда творчески взволнован; обладая хорошей вокальной техникой, он никогда не «доверит» этой технике ни одной ноты, не вложив в нее искренних и сокровенных чувств. И вместе с тем он внешне всегда сдержан, отчего и пение и весь его артистический облик носят мужественные, по-особенному значительные черты. Я не понимаю, как можно говорить отдельно о голосе певца, об его исполнительском даровании, о манере сценического поведения. Все эти элементы неразрывно между собой связаны и каждый в отдельности способен только дополнить другой.

Поэтому сейчас, когда мне очень хочется, чтоб читатель, который, может быть, еще не слышал и не видел Валайтиса, получил о нем правильное представление, я не могу говорить о красивом, насыщенном голосе, не связывая его с монументальной фигурой, с теплым взглядом (обычно несколько исподлобья), со сдержанной манерой двигаться. Все это гармонично дополняется одно другим и именно этой гармонией, а не достоинствами того или иного отдельного элемента ценен Валайтис. Но он не принадлежит к тем артистам, которые, поблагодарив природу за щедрые дары, затем эксплуатируют эти дары всю жизнь, нисколько не смущаясь, если очень скоро обнаруживается, что природа им где-то «недодала», что изъяны эти при подобной хищнической эксплуатации своих данных становятся все очевиднее и непоправимее! Есть ведь такие артисты, и инерция успеха действует у них очень долго. И я не боюсь сказать о Валайтисе несколько теплых слов именно потому, что его успех построен на совсем иных основах, он закономерен и прочен.

Валайтис — прежде всего настоящий труженик, но на сцене мы не видим самого труда, а только ощущаем его результаты. Экспансивный, «наэлектризованный» Форд в «Фальстафе»; сумрачный, но пылкий Голландец в опере Вагнера; Эскамильо в «Кармен» — мужественный и молодой (последнее немаловажно!); накопивший много физических и душевных сил и ищущий им выхода Весовщиков в опере «Мать» Т. Хренникова (образ и сценический и музыкальный с первого момента пришелся «в пору» Валайтису); испытывающий глубокую душевную борьбу после пережитой трагедии Алексей в «Повести о настоящем человеке» С. Прокофьева или одна из последних работ Валайтиса — Амонасро в «Аиде», в котором совмещаются горячность и скрытность, царственное величие и простота воина. Все это различные по характеру образы, но у Валайтиса ни в одном из них не ощущаешь никакой искусственности, никакой «игры».

Долгое время Валайтис был единственным исполнителем партии Альмавивы в опере Моцарта «Свадьба Фигаро». Партия эта, возможно, далась ему не сразу, так как по своему эмоциональному «зерну» была слишком далека от личных и артистических свойств, присущих Валайтису. Самодовольный граф твердо убежден, что все окружающее существует только для его, графа, удовольствия. Этот весьма темпераментный молодой человек порой попадает впросак. Однако и сам он очень изобретателен и оказывается достойным противником Фигаро. В опере Моцарта две соседствующие в партитуре строчки почти одинакового диапазона — партии Альмавивы и Фигаро — диаметрально противоположны по музыкальным образам. Даже в тех случаях, когда Альмавива и Фигаро интонируют одну и ту же музыкальную фразу, у каждого из них она приобретает совершенно иное значение. Сконцентрированный, несколько сомбрированный тембр В. Валайтиса не всегда отвечал основным контурам партии Альмавивы. Приходилось облегчать звук, искать более светлые краски, тем более, что ария графа в начале третьего акта требует большой подвижности, совершенно несовместимой с грузным звучанием голоса. Между прочим, я убежден, что изучение партии, по своим музыкально-вокальным требованиям не совсем соответствующей природным свойствам артиста, особенно полезно, ибо заставляет искать надлежащие приспособления, которые в конечном счете расширяют диапазон артиста, обогащают его музцкально-драматические возможности. Работая с В. Валайтисом над партией Альмавивы, мы вместе с режиссерами Б. Покровским и Г. Ансимовым старались найти

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

Б. Хайкин

Владимир Валайтис

Содержание