Выпуск № 2 | 1964 (303)

тата «Хустина» на текст Шевченко проникнута глубоким пониманием величайшего гения нашей литературы и безошибочным чувством народно-песенного стиля. Тонкие и вместе с тем простые, чуждые всякой вычурности обработки народных песен свидетельствуют, что Лев Николаевич не просто верный ученик и продолжатель традиций учителя своего Лысенко, а и достойный наследник изумительного мастера хорового искусства Леонтовича. Этим, разумеется, отнюдь не стирается своеобразие творческого облика самого Ревуцкого. Глубиной и изяществом письма пленяют меня его фортепианные произведения, написанные вполне «современным» музыкальным языком и вместе с тем словно окутанные прозрачной дымкой народного колорита.

Но корни творчества Ревуцкого уходят не только в украинскую классику, в украинский песенный фольклор. Ему кровно близки и Глинка, и Чайковский, и Римский-Корсаков, и Бородин, и Рахманинов, и Скрябин, и Шопен...

Впрочем, все это лучше меня знают и лучше меня скажут специалисты-музыковеды. Я же хочу поделиться с читателями несколькими соображениями личного характера.

Еще в предвоенные годы пришлось мне проделать совместно со Львом Николаевичем весьма ответственную работу. Это была редакция монументальной оперы Лысенко «Тарас Бульба», которую покойный композитор до конца жизни считал не вполне завершенной. Редактировать словесный текст — М. Старицкого — поручено было мне, текст музыкальный — Ревуцкому. Оркестровку делал большой мастер Борис Николаевич Лятошинский. Работа была и очень ответственная, и очень нелегкая. Требовалось бережное внимание, больше того, трепетное уважение к поистине классическому произведению, которое готовил к постановке Киевский театр оперы и балета, сохранение всей его идейно-художественной направленности, всех стилевых особенностей. В соответствии с замыслами режиссуры и музыкального руководства театра надо было сделать в опере осторожные сокращения и перестановки, дописать отдельные номера и даже сцены с тем, разумеется, чтобы нигде не нарушить художественной цельности. Лев Николаевич, как говорится, с головой ушел в эту работу. Большой и самобытный художник, он всецело подчинил себя творческой индивидуальности Лысенко, и такие мастера оперного искусства, как М. Донец, И. Паторжинский (певшие партию Тараса), не раз говаривали, что в дописанных Ревуцким эпизодах нет ни одного такта, которого не мог бы написать Лысенко...

Мы часто слышим теперь на концертах и по радио увертюру к опере. Ее так и объявляют, конечно: «Увертюра к опере Лысенко "Тарас Бульба"». Но каждый, кто сравнит подлинную авторскую интродукцию к «Тарасу Бульбе» с этой увертюрой, увидит, сколько своего и вместе с тем поистине лысенковского внес в нее Лев Николаевич. Он прекрасно, истинно творчески развил замечательную героическую тему Тараса, он смело ввел сюда народную песню «Засвистали козаченьки», которую сам Лысенко использовал в другой своей опере, лирико-комических «Черноморцах», — песню, что стала основой торжественного, сверкающего финала увертюры и потом зазвучала в одном из действий «Тараса Бульбы». Красоту этого великолепного художественного произведения достойно венчает блистательная оркестровка Лятошинского. Ни Ревуцкий, ни Лятошинский не претендуют, конечно, чтобы их называли авторами этой увертюры: она ведь вся построена на лысенковской основе, но мы, слушая ее, с благодарностью должны вспоминать и их имена...

Много было споров в пору редактирования и первых постановок «Тараса» на киевской сцене и позже — во время гастролей Киевского оперного театра в Ленинграде; были и отдельные неудачи (например, от сцены сожжения Тараса пришлось отказаться). Но хорошо помню, с каким восторгом отзывался об опере прекрасный музыкант, чудесно ею дирижировавший, — В. Дранишников. Он убежденно заявлял, что «Тарас Бульба» стоит в одном ряду с такими шедеврами, как «Иван Сусанин» и «Князь Игорь». И всегда при этом подчеркивал ту огромную и плодотворную работу, которую проделали Ревуцкий и Лятошинский. А Лев Николаевич все был недоволен собой, все вносил новые и новые изменения и дополнения, продиктонанные глубоким уважением и горячей любовью к учителю, к искусству, к народу...

Я не раз видел Льва Николаевича в кругу его учеников (он воспитал поистине целую плеяду украинских советских композиторов!), бывал и на его лекциях. В отношении мастера к ученикам есть нечто трогательное, нежное. Об этом рассказывать трудно. Скажу одно: он никогда не подавляет своим авторитетом, никогда не стремится ослепить своей широчайшей эрудицией, учит мыслить самостоятельно и творить по-своему, уважая при этом все необъятное классическое наследие прошлого. Он вселяет в своих воспитанников, в своих младших товарищей — именно так он смотрит на учеников — неистребимую любовь к искусству и народу. И когда

доводится слышать, что Лев Николаевич Ревуцкий написал за свою долгую жизнь сравнительно мало, то я всегда возражаю: один из величайших творческих подвигов Ревуцкого — это самоотверженное воспитание достойной нашего времени творческой смены.

 

Г. Майборода

Жизнь даровала мне встречи со многими замечательными людьми. Однако мало в ком из них я находил столь цельное гармоническое соединение лучших качеств гражданина, человека и музыканта, как во Льве Николаевиче Ревуцком. Большой художник, патриот, без остатка отдающий свою жизнь, свое дело родному народу, человек самых высоких моральных устоев и тонкой души — таков Ревуцкий. Ученик классика и родоначальника украинской профессиональной музыки Н. Лысенко и выдающегося русского мастера Р. Глиэра, Ревуцкий как бы олицетворяет связь прошлого и настоящего нашей культуры, ее прогрессивные демократические традиции, развиваемые и обогащаемые ныне. Почти все написанное Львом Николаевичем — и в этом я глубоко убежден — имеет непреходящее значение не только для украинской музыки, но и для советской музыкальной культуры в целом.

Вторая симфония, циклы обработок «Галицийские песни», «Солнышко», вокально-симфоническая поэма «Платок» по Т. Шевченко, Второй фортепианный концерт — как глубоко и полно сказалось в этих сочинениях высшее достоинство советского искусства — народность! Как национально своеобразно, индивидуально неповторимо звучат они! Не многие из художников умеют столь глубоко проникнуть в самую сердцевину народной песни, ощутить ее самобытный аромат...

Появление каждого из упомянутых мною сочинений Ревуцкого было событием для своего времени, актом подлинного художественного новаторства. Это новаторство не крикливо, оно бесконечно далеко от штукарства, вычурности, изыска. Как бы сложны, утонченны ни были найденные композитором ладовые, гармонические, оркестровые приемы, они никогда не оказываются для него самоцелью, они постоянно подчиняются выражению простых и глубоких мыслей и чувств. В необычайной поэтичности, в естественности, логичности развертывания музы-

А. Штогаренко, Л. Ревуцкий, Ф. Козицкий и Б. Лятошинский

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет