Выпуск № 2 (303) | 1964 - страница 15

рением душевной тонкости и благородства. Никакого намека на внешний эффект — истинная глубина, искренность, большие динамические подъемы. Однако никогда чувство не перехлестывает через край: какая бы то ни было чрезмерность чужда композитору. И потому исполнение произведений Ревуцкого требует от интерпретатора внутренней сосредоточенности и особой чуткости.

Музыкальная драматургия этих сочинений не в столкновении контрастных, противоборствующих сил, а чаще всего в постепенном, неторопливом, но очень полном раскрытии всех сторон, всех граней единого художественного образа. Здесь видятся мне ясные связи с эпической традицией русской музыкальной классики.

Оркестровка сочинений Льва Николаевича никогда не оказывается чем-то внешним, каким-то «инструментальным нарядом», как мы иногда говорим. В ней также не бывает ничего броского, рассчитанного на то, чтобы поразить слушателя. Ее отличают простота и скромность в лучшем, высоком понимании этих слов, прозрачность, ясность линий, и в этом отражается душевная чистота музыки. Не нужно, однако, полагать, что эта оркестровка одноцветна, бедна по колориту. Внимательный, «собранный» слух найдет в ней немало свежего и утонченного. Вот, скажем, прекрасная находка в конце первой части Второго фортепианного концерта: накладываются друг на друга у медных квартсекстаккорд ми мажора и у деревянных на органном пункте контрабасов фа-мажорное трезвучие. Аккорд меди звучит лишь миг и исчезает — остается чуть просветленное эхо. Или другая находка, не менее образно выразительная. В третьей части концерта широкая и печальная, в народном духе мелодия отдана засурдиненным скрипкам и флейте в среднем регистре, которые играют все звуки трелью; возникает чудесный эффект звучания женского хора, поющего с закрытым ртом. Но, повторяю, эти и им подобные колористические эффекты «не бьют в уши», их расслышишь при сосредоточенном восприятии. Главное в этой музыке — глубокое, словно бы «обращенное вовнутрь» содержание.

Общение со Львом Николаевичем приносит большое удовлетворение еще и потому, что здесь обнаруживаются чрезвычайно привлекательные личные качества композитора. Каждому серьезно относящемуся к делу творческому работнику не может не импонировать огромная требовательность к себе этого большого мастера. Если во время репетиции или концерта что-либо «не звучит», автор склонен винить в этом прежде всего себя. Разумеется, в свою очередь и каждый из исполнителей заражается такой же непримиримостью к недостаткам, стремлением еще и еще раз проверить свою работу.

Бывает, в процессе подготовки произведения к исполнению или печати в него приходится вносить коррективы. С какой подкупающей заинтересованностью, вниманием выслушивает Лев Николаевич все замечания исполнителей! С каким тактом высказывает он им свои пожелания! Сегодня я с удовольствием думаю о будущих встречах со Львом Николаевичем и его музыкой.

Надеюсь, что они будут частыми и такими же неизменно радостными.

В. Кирейко

Мнe выпало счастье учиться у Льва Николаевича Ревуцкого по сочинению. Но и после окончания консерватории (это было почти 15 лет тому назад) я связан с ним узами настоящей творческой и человеческой дружбы.

Разные стороны деятельности Ревуцкого — собственно творческая, общественная, научная, пропагандистская — пользуются в нашей стране широким признанием. Мне же хочется сказать несколько слов о Льве Николаевиче — педагоге.

Убежденный реалист, он в искусстве молодых поддерживает, стимулирует реалистическое начало, широту взглядов на жизнь, выразительность и естественность мелодического дыхания. Одним из важнейших признаков композиторского мастерства Лев Николаевич считает умение развивать музыкальный материал, все «выжать» из темы, но не в смысле узкоформальном, а в том, чтобы до конца исчерпать заложенные в ней образные возможности. Поэтому от внимания его не ускользают мельчайшие, казалось бы, детали гармонии, фактуры и т. п. Произведения самого Льва Николаевича, которые мы уже в студенческие годы хорошо знали и очень любили, всегда отделаны с ювелирной тонкостью и отменным вкусом; они были для нас высоким образцом.

Исправлял ошибки в наших ученических тетрадях Лев Николаевич по-особенному: он брал иногда домой, скажем, инструментальную пьесу или романс и основательно их редактировал, внося очень интересные гармонические, фактурные изменения. Потом новый вариант сравнивался с первоначальным, в процессе обсуждения

На занятиях в классе Л. Ревуцкого

возникали другие, и студенту, в конце концов, предлагалось избрать самую лучшую «вариацию». Но при всем этом отнюдь не нарушался строй музыкальной мысли автора: наш учитель блестяще сочетал щедрость своей фантазии с умением сохранить в неприкосновенности индивидуальную творческую «заявку» ученика. Не таковы ли в сущности все настоящие педагоги?

Я упомянул о том, что мы учились не только у Льва Николаевича, но и у его музыки. Разумеется, о какой бы то ни было саморекламе с его стороны не могло быть и речи. Напротив, если профессор демонстрировал нам собственные произведения, то только критикуя их. Особенно же любил он сравнивать разные редакции одного и того же сочинения: Лев Николаевич справедливо полагал, что детальный анализ тех улучшений, которые он вносил в каждый новый вариант, может быть поучителен для начинающих композиторов.

— Мне хочется, чтобы вы не повторяли тех ошибок, которых не удалось избежать мне, — говаривал он при этом.

Хочу упомянуть, что на нас, молодых композиторов, оказывал и оказывает огромное воздействие этический, нравственный облик нашего учителя. Лев Николаевич никогда не был авторитетом только музыкальным, но также и, быть может, прежде всего — примером человека-гражданина, примером, которому всегда хотелось подражать. О его внимании к младшему поколению, отцовской заботе о своих питомцах можно говорить много-много. Мне никогда не забыть, как Лев Николаевич специально приехал из Киева во Львов на премьеру моей оперы «Лесная песнь».

Два года спустя он снова посетил Львов, чтобы увидеть первый спектакль моего балета «Тени забытых предков». Оба раза я не только получил ценные советы, которые пригодились мне впоследствии при постановках этих произведений, — внимание учителя было для меня большой моральной поддержкой, оно радовало, окрыляло...

Хочется надеяться, что я не раз еще постучусь в дверь Льва Николаевича, чтобы познакомиться с новыми сочинениями, которые он уже создал и еще создаст, чтобы выслушать его дружеское критическое слово о моей собственной музыке и, наконец, чтобы просто пообщаться с замечательным, любимым человеком и художником.

А. Коломиец

Творчество Льва Николаевича Ревуцкого — драгоценнейшее достояние украинской культуры. Его лучшие сочинения стали уже хрестоматийными, и, что особенно важно, они жи-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

В. Кирейко

На занятиях в классе Л. Ревуцкого

А. Коломиец

Содержание