встречали теплый, радушный прием. Трудное, суровое было время, трудно было и дорогому моему учителю. Его родной Киев разрушен, там немцы... Сын Льва Николаевича — на фронте, затем с тяжелым ранением лежит в госпитале. А наш преподаватель неизменно чуток к заботам и бедам своих питомцев...

Много у него было учеников, и для каждого он находил нужное слово, то единственное, в котором так нуждался сейчас собеседник. Это подбодряло, вселяло уверенность в свои силы. Именно поэтому Ревуцкий стал для нас не только учителем, но и другом — требовательным, бесконечно близким.

Замечательная теплота и человечность, настоящая, умная и трезвая любовь к людям — главные принципы Льва Николаевича — педагога и человека...

По классу сочинения я занимался у Ревуцкого недолго, около года. Написал несколько фортепианных пьес, хор а капелла и первое свое симфоническое произведение — Рапсодию. На всю жизнь запомнил тот день, когда принес Рапсодию на урок. Каждый такт был подвергнут тщательному анализу. Длилось это очень долго, мы сидели со Львом Николаевичем дни и ночи. Благодаря его тактичности я тогда не почувствовал, насколько слабой была моя первая ученическая работа. Ошибки, допущенные в ней, впоследствии удалось исправить; Рапсодия исполнялась на концерте в дни Декады среднеазиатских республик.

Время шло, наши войска освободили Киев. И вот мы уже на вокзале, провожаем Льва Николаевича. Радостными и грустными были эти проводы. Мы радовались тому, что наш учитель едет в свой родной город, едет с женой, с сыном, который поправился после ранения. И грустили, очень грустили оттого, что расстаемся с человеком, которого глубоко уважаем и любим. Уехав от нас, Лев Николаевич продолжал интересоваться нашими успехами, нашей учебой. Мы писали ему о своих делах. А он остался таким же, каким я помнил его все это время. Беспредельно внимательным, человеколюбивым и жизнелюбивым.

Поздравляя моего дорогого учителя с 75-летием, я желаю ему большого здоровья, успехов в работе и многих лет жизни. Спасибо большое Вам, Лев Николаевич, за огромную работу, которую Вы вели в Узбекистане, воспитывая нас, молодых композиторов! Спасибо за Ваше большое сердце, которое вмещало всех нас и оделяло каждого любовью и радостью!

А. Александров

Для меня празднование 75-летия Л. Н. Ревуцкого совпадает с важным событием в собственной творческой биографии: я приму участие в первом после многолетнего перерыва исполнении Второго фортепианного концерта Льва Николаевича.

Судьба этого сочинения складывалась до сих пор не очень счастливо. Написанный в 1934 году, он был несколько раз исполнен А. Луфером и подвергся критике, во многом, с моей точки зрения, безосновательной и несправедливой. Во время войны ноты были утеряны, и казалось, что концерт перестал существовать навсегда. Однако в последние годы автор по памяти восстановил свое сочинение, внеся в него при этом много нового. На вечере в честь 50-летия Киевской консерватории мне уже довелось в виде «пробы» сыграть две части в новой редакции, и вот ныне предстоит исполнить концерт целиком.

Мне трудно судить об этой музыке совершенно объективно: ведь произведение, над которым работаешь с увлечением, становится частью твоего существа. Сделав, однако, это предуведомление, я все же хочу сказать о нем несколько слов.

Среди фортепианных концертов, написанных украинскими композиторами, произведения Ревуцкого заметно выделяются размахом, значительностью содержания, подлинным симфонизмом и разносторонностью в использовании возможностей солирующего инструмента. Особенно же подкупают в нем ощущение молодости, которым проникнуты все четыре части, какая-то приподнятость, праздничность общего тонуса, дух дерзания, стремление вперед и вперед. В частности, хороши две средние части: искрометное, безоблачное скерцо, согретое столь свойственной Ревуцкому доброй улыбкой, и следующая за ним сосредоточенная эпическая песнь. По-своему выразительны, темпераментны и финал, и первая часть.

Работать над концертом очень приятно, интересно, тем более, что в работе было немало трудностей, а преодолевать их всегда увлекательно. Правда, трудности эти не чисто пианистические, хотя фортепианная техника здесь весьма сложна и многообразна (очень любопытно, например, скерцо: оно все на «сплошном» движении шестнадцатыми, но сколько при этом фактурных находок, внутритактовых ритмических «перебивов»!); трудности, так сказать, общемузыкальные. У Ревуцкого своеобразный, гибкий гар-

монический язык с очень частыми (порой по нескольку раз в такте) сменами аккордовых функций, и следить за довольно извилистым ходом музыкальной мысли бывает не всегда просто. Сольная и оркестровая партии сами по себе звучат в некоторых эпизодах достаточно самостоятельно, однако их наложение друг на друга создает приятную и неожиданную полиритмию, «полигармонию». Так что репетировать приходится очень внимательно и тщательно.

Подкупает композиционное мастерство Ревуцкого, сказывающееся, между прочим, в редкой цельности музыкального материала; при внимательном ознакомлении убеждаешься, что почти каждая деталь, каждый пассаж связаны с ведущими темами концерта, производны от них.

Порой в этой музыке ощутимо претворение классических традиций, прежде всего Скрябина, Рахманинова и Прокофьева (его воздействие не только в токкатных эпизодах, но и в целомудренной лирике). Но эти традиции переработаны настолько органично и самобытно, что общий глубоко национальный, украинский характер и современное звучание доминируют безусловно.

Я полагаю, что Второй фортепианный концерт Ревуцкого — серьезный вклад в советское музыкальное искусство. Хочется верить, что дальнейшая судьба сочинения будет счастливой.

Г. Курковский

Умное мастерство

Как говорится, «мал золотник, да дорог». Эта пословица вспоминается, когда вновь и вновь проигрываешь «Песню» Л. Ревуцкого. Небольшая фортепианная пьеса, она была написана композитором 35 лет тому назад. И с тех пор постоянно звучит на украинской концертной эстраде, охотно разучивается молодыми, еще не окончившими консерваторию музыкантами. Чем же обусловлен успех этого произведения Л. Ревуцкого?

Прежде всего, ярким национальным колоритом, светлым эмоциональным тонусом современности. Музыкальный язык «Песни» своими корнями глубоко уходит в украинскую народную музыку, но ее исконные интонации органично сплавлены здесь со средствами вполне современного пианизма. Именно потому в этой маленькой пьесе, как в капле воды, отражаются лучшие черты нашего национального фортепианного искусства.

Для того, чтобы исполнительски верно истолковать и правдиво раскрыть перед слушателями авторский замысел сочинения, всегда важно определить, какой жанр народного творчества послужил его прообразом. В данном случае жанр фортепианной пьесы Л. Ревуцкого, на первый взгляд, не вызывает сомнений. Название «Песня» говорит само за себя. Действительно, мелодия носит певучий, песенный характер, развивается плавно. Однако при ближайшем ознакомлении обнаруживаются многие яркие и существенные особенности музыкального языка, которые выходят за песенные рамки; убеждаешься, что пьеса Л. Ревуцкого многожанровая в своей основе. С присущим ему мастерством композитор объединяет самые разнородные элементы и создает из них .цельный и убедительный образно-интонационный сплав.

Для большинства украинских народных песен характерно четкое деление на равномерные, квадратные построения, волнообразное движение мелодии, чуждой речитативной импровизации, простые и ясные ладогармонические созвучия. Насколько, однако, эти черты свойственны сочинению Л. Ревуцкого?

Весь экспозиционный материал «Песни» развертывается очень органично, естественно и непрерывно, образуя один большой 18-титактный период. В самом этом периоде при исполнении часто объединяют первые двутакты в одну распевную фразу. Но подобная трактовка противоречит намерениям автора, который в каждом такте не случайно подчеркнул лигами начальный ниспадающий мотив. Выделив его, исполнитель тем самым отметит такую важную жанровую особенность, как вариационный характер мелодии, основанной на развитии начального интонационного зерна.

Прим. 1

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

А. Александров

Г. Курковский

Умное мастерство

Прим. 1

Содержание