Выпуск № 2 | 1964 (303)

ИЗ ПРОШЛОГО ИСПОЛНИТЕЛЬСКОГО ИСКУССТВА

М. Максакова

Рядом с Держинской

В тот день главный режиссер В. Лосский сказал мне, недавно принятой в тpyппy Большого театра молодой артистке: «Даю дебют. Полагаю, «Аида». Вечером приходите в театр слушать»... Тогда-то, в партии Аиды, я впервые услышала Держинскую и на всю жизнь полюбила изумительную певицу, умную актрису, чудесного человека.

В непрестанном труде прошла жизнь Ксении Георгиевны. Конечно, она не считала это подвигом и, вероятно, просто не мыслила для себя жизни без каждодневных творческих «открытий». Сколько бы ни слышала я Аиду  Держинскую, каждый раз в столь знакомых эпизодах (будь то монолог «Вернись с победой к нам» или «Сцена у Нила») узнавала что-то новое, словно только теперь распознанное. Ни одно ее появление на сцене не было затверженным повторением прошлого; каждому спектаклю предшествовала большая, как бы заново совершаемая работа...

Голос Держинской, казалось, необъятного диапазона, звучал свободно, ярко, широко — от предельно низких нот грудного регистра и до самых высоких, нигде ничего не утрачивая ни в тембре, ни в задушевной теплоте. Этот пленительный по красоте и мощности голос, которым певица владела в совершенстве, высокая музыкальная культура, глубокая человечность позволили Держинской создать на оперной сцене незабываемые образы русских женщин. Никогда она не прибегала к внешним, ошеломляющим публику эффектам и лишь стремилась сделать голос послушным выразителем тончайших психологических переживаний.

Как известно, начало творческого пути Держинской связано с оперными спектаклями в бывшем Сергиевском Народном Доме. Здесь впервые она спела партии Наташи, Ярославны, пушкинских героинь — Марии и Лизы. Не случайно именно «Плач Ярославны» избрала певица для первой пробы в Большом театре. Помнится, роли

эти всегда особенно глубоко волновали, трогали ее. Из двадцати пяти спетых Держинской партий пятнадцать принадлежат русской оперной классике. Свыше четверти века выступала она на сцене Большого театра, и все эти годы не переставала работать над любимой своей партией Ярославны.

В те годы за дирижерским пультом стояли Э. Купер, В. Сук, требовавшие от певцов неукоснительного выполнения своих художественных замыслов. Но и они, и главный режиссер Лосский чутко прислушивались к тому, что приносила с собой на репетиции Держинская.

Ксения Георгиевна никогда и никого не стремилась поучать, зато жадно и много сама училась у дирижеров, певцов, концертмейстеров, у режиссеров и актеров Художественного и Малого театров. Одной из первых записалась она в студию, организованную К. Станиславским при Большом театре. Каждая репетиция становилась для нее уроком — были ли партнерами Шаляпин, артисты ее поколения или молодежь; она полагала, что в каждом художнике есть «искра божия», только нужно уметь ее почувствовать, не дать погаснуть... В общении с партнером она еще раз проверяла правду создаваемого образа.

Мне довелось слышать Держинскую во всех ее партиях. Помню их и поныне. Важной отличительной чертой исполнения артистки было то, что она жила судьбами своих героинь, всегда находилась «в образе», отнюдь не стремясь что-то «играть». Ее как актрису отличал крайний лаконизм, скупость в жестах, но достаточно было и чуть заметного поворота головы, легкого движения, просто взгляда, чтобы зрителям и партнерам было почти «дословно» ясно душевное состояние воплощаемого персонажа. Интересно, легко было петь с Держинской... С момента ее появления на сцене в спектакле уже не могло быть «пустот», «белых пятен», так же как в ее партии не было «просто нот», — все имело свой смысл, говорило о мечтах, радостях, печалях Веры Шелоги, Милитрисы или Февронии, Бориславы, Купавы или Брунгильды, Елизаветы, Тоски.

К каждому образу актриса подбирала свой «ключ». Ее Феврония представала перед слушателями беззаветно любящей, верной, готовой на подвиг. Чародейка была смелой, любящей и непокорной; даже роковая вагнеровская Ортруда была наделена мятущейся душой; ее привел к злодеяниям крах честолюбивых помыслов...

Лиза.
«Пиковая дама» Чайковского

Музыкальность Держинской была исключительной. На памяти моей не было ни одного спектакля, ни одной сцены, в которых она допустила бы хоть малейшую неточность. Ее честность в работе и требовательность к себе не знали границ. К каждому новому спектаклю она готовилась тщательно, шлифуя каждую музыкальную фразу. Это не была работа человека, привыкшего расходовать свою энергию и вдохновение, поглядывая на часы; регламентом была творческая удовлетворенность. И потому присутствовать на спектаклях с участием Держинской было истинным наслаждением. Признаться, не было случая, чтобы я хоть однажды пропустила «Пиковую даму» с Лизой — Держинской; если я почему-либо не успевала к началу спектакля, то к «Сцене у Канавки» всегда была в театре. В десятый, как и в первый раз, я поражалась не только необыкновенному, чарующей красоты голосу, но и внутренней жизни героини, бесстрашно устремившейся навстречу любви. «Откуда эти слезы?» — как будто очень тихо, без всякой аффектации спрашивает Лиза (вторая картина), но тревога уже овладела зрительным залом...

Слушая Держинскую, мы как бы «заряжались» красотой; хотелось работать еще больше, петь еще лучше.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет