раздел наших заметок с того, чем кончили предыдущий, с фельетона. Написанного Г. Волгиным, названного «Дмитровские потемки» и опубликованного в газете 30 мая 1962 года. Автор говорит о тяжелых вещах: о «модном душке нервической расхлябанности и гнильцы, которым пытаются щеголять некоторые студенты»; о «замашках дореволюционной богемы», «сознательном лицемерии» и т. д. Пусть этих некоторых немного. Даже очень немного. Но ведь какой очистительный гром следовало бы учинить газете по адресу этих конкретных некоторых! Да, редакция время от времени возвращается к трудному вопросу об общежитии; называются фамилии тех, кто приходит домой в час ночи или играет в карты. Но как далека подобная констатация «бытовых проступков» от прямого и, если хотите, грозного разговора о чести и достоинстве советского студента!..

Еще несколько примеров. Скажем, в передовой «Учиться коммунизму» (28.11.62) есть хорошая мысль: обратиться с письмом во Фрунзенский РК КПСС с предложением координировать научную работу кафедр общественных наук художественных вузов и создать межвузовский научный сборник. Обратились? И что дальше? Тайна. В статье «Устав КПСС — основной закон коммунистов» (21.III.62) редакция поставила острый вопрос об изменении структуры партийной организации консерватории. Поставила. И забыла. В заметке «На фортепианном факультете» (23.1.63) анонсировано изучениё опыта ведущих мастеров-пианистов. Ну и что, состоялось оно? В какой форме? Что дало? Полное молчание. В статье «О кругозоре студента» (9.V.62) бегло сказано о «схематически-фактологическом изложении материала» в курсе истории музыки. Почему же бегло? И о какой, собственно, истории идет речь? Право, вопрос стоит того, чтобы им поинтересоваться. Помнится, лет 10 назад редакция поместила на всю первую полосу большой материал «Примитивизм и занимательность — вместо анализа и обобщений», в котором критиковались недостатки курса истории советской музыки, и потребовала его обсуждения на факультете.

Без такой действенности печать теряет основной свой смысл и назначение острого идейного оружия.

Мы перечислили ряд вопросов, поднять которые попыталась газета. Она их назвала. Она их даже поставила. И тут же отстранилась от их принципиального решения, от проведения в жизнь продекларированных принципов. Как можно назвать подобный метод работы?

Поверхностным.

Да и может ли он быть иным при том равнодушии и безучастности к истинной жизни вуза, которые ощущаются в газете? О многом она просто не пишет. Общественность, например, была недавно очень взволнована серьезнейшими организационными неполадками в работе виолончельной кафедры. На страницах многотиражки об этом ни слова. Разумеется, и без ее помощи наладили работу кафедры, но к лицу ли боевому печатному органу «фигура умолчания»? Вот и получается: бурлит, волнуется жизнь огромного коллектива. А на поверхности — гладко.

Впрочем, кое-что тревожное можно «между строк» вычитать в газете. Ну вот, скажем, на открытом партийном собрании консерватории 21 февраля прошлого года Я. Зак резко говорил о необходимости «повысить требовательность к студенчеству, покончить с либерализмом в оценках по специальности, покончить с атмосферой "взаимного восхищения и взаимного отпущения грехов", не судить о педагоге на основании количества отличных оценок у его учеников» («Идеологическим вопросам — основное внимание», 28.11.62). Авторитетное свидетельство, не правда ли? И не единственное. В статье о самостоятельной работе студентов О. Белунцов пишет: исполнителей «усиленно опекают, подчас совершенно отучая по-своему мыслить об исполняемой ими же музыке. Таким образом искусственно сужается музыкальный кругозор исполнителя» (9.V.62). На заседании кафедры духовых инструментов в декабре прошлого года, посвященном вопросам эстетического воспитания, Г. Орвид констатировал: «Порой еще встречаются такие студенты, которые играют произведение, а спроси их об авторе или о содержании этого произведения — и они не смогут кгчего ответить» (см. статью В. Ягудина «Больше внимания эстетическому воспитанию», 12.X1I.62). Как видно, редакции следовало бы не только «настаивать» на исключительно высоком уровне исполнения «всех участников» чуть не каждого рецензируемого концерта, но и глубоко анализировать причины серьезных неудач, которые, выражаясь в стиле «Советского музыканта», еще имеют некоторое место в работе отдельных факультетов.

И тут чудится нам взволнованная реплика товарища из редакции:

— Так мы же не прячем эти неудачи! Ведь вы сами ссылаетесь на опубликованные у нас материалы!

Нет, друзья, здесь ситуация совершенно иная. Вы не пишете серьезно и последовательно о недостатках подготовки молодых исполнителей, хотя этих недостатков, судя по всему, в консерватории еще немало. Необходимо систематически бороться за устранение недочетов в важном государственном деле обучения исполнителей!

А сколько интересного, яркого, поучительного можно было бы предложить вниманию студентов (да и педагогов тоже)! Например, читаем материал «С факультетских партийных собраний» (14.11.62). Обычный материал: наряду с достижениями есть недостатки; все, дескать, нормально. И вдруг такая фраза: «Г. Г. Нейгауз говорил о недооценке воспитательной роли музыки». Одна фраза. А почему, собственно, одна? Ведь это очень интересно, если о воспитательной роли музыки говорит Генрих Густавович.

А если побеспокоиться, поискать; иной раз, может быть, что-то перепечатать из рукописей, сданных в Музгиз или «Советский композитор», из отечественных и зарубежных музыкальных журналов? Что для этого нужно? Только одно: инициатива...

Явно обходит стороной редакция вокальный факультет. Раскроем снова газету от 9.1.63. Сразу две статьи: «Некоторые итоги минувшего года» декана факультета Г. Тица и «Наши дела и планы» секретаря бюро ВЛКСМ Н. Гуторовича.

Названия многообещающие: итоги, дела, планы. Однако при ближайшем рассмотрении ничего этого нет. По сути оба материала сугубр информационны и написаны в традиционном стиле «Советского музыканта»: такой-то спел такую-то партию или получил премию на таком-то конкурсе; добились регулярного проведения политчасов; нужно выполнить учебный план и ликвидировать всякого рода задолженность.

Мы не виним авторов этих заметок: они пишут по редакционному стандарту. А вот газета могла бы, как говорят журналисты, «вытащить тему», найти действительно проблему — жизненно важную, актуальную, острую. Или нет таких проблем на вокальном факультете? Есть конечно. Но, по-видимому, опять редакция ждет, что без ее вмешательства все проблемы будут решены. Спросим еще: не пора ли газете занять более активную позицию?

Но если «печали и беды» исполнителей все-таки «пробиваются» на страницы газеты, то теоретико-композиторский факультет в этом «упрекнуть» невозможно. Что бы ни происходило на белом свете, материалы, посвященные факультетскому житью-бытью, неизменно отличает дух спокойной повествовательности.

И то сказать: разобраться в делах и заботах теоретиков нелегко; если они сами не напишут об этом, то кто же напишет?

Правда, специальная печать в последнее время уделяет факультету немалое внимание. Напомним: критические соображения о подготовке музыковедов и уровне некоторых дипломных работ высказали на страницах «Советской культуры» и «Советской музыки» М. Игнатьева, В. Власов. Журнал «Советская музыка» опубликовал ряд статей (выступление Д. Шостаковича на открытом партийном собрании Союза композиторов, полуторагодовая дискуссия о современной гармонии), свидетельствующих о серьезных недостатках в консерваторском курсе преподавания гармонии. Этот же вопрос затрагивался на устной дискуссии в Московском союзе композиторов (декабрь 1962 г.). Год назад наш журнал напечатал письмо Д. Шостаковича, Г. Литинского, М. Сабининой и Р. Леденева, где рассказывалось о ненормальной, с точки зрения авторов письма, обстановке на кафедре теории. Наконец, неизменно волнуют музыкальную общественность вопросы воспитания молодых композиторов: сошлемся хотя бы на доклад Р. Щедрина и выступления на прошедшем в марте с. г. в Москве II Пленуме правления СК СССР, посвященном творчеству молодежи.

Иные из перечисленных материалов обсуждались на заседаниях партийного бюро с активом, Ученого совета консерватории. Иные — нет. Но и те и другие не нашли никакого отражения на страницах «Советского музыканта». Верится с трудом, однако, факт.

Но, может быть, газета находит свои острые темы? Может быть, ей, близкой делам и людям факультета, видней какие-то иные аспекты его деятельности, заслуживающие большего внимания?

С тревогой говорит, например, о воспитании композиторов заведующий кафедрой композиции С. Баласанян («Растущему поколению — неослабное внимание», 15.V.63). Неожиданно выясняется, что многие студенты плохо знают родной фольклор, зато внимательно вслушиваются в «творчество» додекафонистов, сериалистов и прочих модернистов. Почему «неожиданно»? Да потому что до этой статьи (опубликованной всего четыре месяца назад) газета, кажется, ни одной фразой не обмолвилась о подобных явлениях. Далее, рассказывает С. Баласанян, кафедра договорилась с Домом народного творчества о прикреплении молодых композиторов — студентов и аспирантов — к кружкам музыкальной самодеятельности. Однако на факультете это не вызвало ни малейшего энтузиазма. Что же бюро, комитет комсомола? Да ничего!

Статья «Растущему поколению — неослабное внимание» внушает серьезное беспокойство всем, кому дорого дело воспитания композиторской молодежи. Беспокойство и удивление: до чего же резок контраст между этой статьей и многочисленными аннотациями новых сочинений студентов-композиторов!

А как заботится газета о музыковедах? Чем напутствует дипломников — молодых историков и теоретиков?

Каждый год «Советский музыкант» аккуратно печатает сообщения о дипломных работах. К сожалению, часто информационные. Исключение представляет, пожалуй, только отчет об открытом заседании партийного бюро теоретико-композиторского факультета, посвященном вопросам обучения музыковедов («Молодым специалистам — лучшую подготовку», 24.1.62). Газета перепечатала в сокращенном виде доклад зав. кафедрой С. Скребкова, содержащий серьезные критические замечания. Так, он резко порицал авторов некоторых работ за неопределенность, бесстрастность их идейно-эстетических позиций, за отсутствие «стремления дать оценку эстетической, художественной сущности произведения искусства», за то, что эти работы, «представляют собой пересказ общеизвестных исторических и теоретических положений, изобилуют музыкально-аналитическими штампами».

В качестве отрицательных примеров были приведены две дипломные работы. Ну, а дальше?

Дальше редакция, как всегда, осталась верной себе.

Констатируя в общей форме серьезные недостатки, она совершенно забывает о них при конкретном разборе тех или иных дипломов. Робкое сетование, осторожное пожелание — вот самое большее, что позволяют себе рецензенты на страницах «Советского музыканта». И читая эти рецензии, кажется, будто все хорошо, а наше музыковедение каждый год пополняется боеспособным отрядом специалистов.

Однако мы знаем, что это далеко не так. И лучшее подтверждение тому — упомянутые дипломные работы.

Вывод ясен: творческие проблемы, вопросы профессионального обучения студентов не заняли должного места (не по количеству, а по качеству!) на страницах газеты. Оттого, вероятно, и редкость в ней — статьи на общетеоретические темы. Они носят абсолютно случайный характер. Вдруг — «Музыка и цвет» (27.IV.62). Вдруг — «Кибернетика и музыкальная педагогика» (12.VI.63). Вдруг... А больше, кажется, почти никаких «вдруг».