Выпуск № 9 (298) | 1963 - страница 29

Ведется острый спор о хореографическом языке «Клопа». Есть люди, говорящие, что «Клоп» вовсе не балет. Да, в «Клопе» нет канонизированной хореографической лексики, но есть захватывающий публицистический пафос. Разве этого мало? Разве мы вправе отречься от такого искусства?

Сатира Якобсона близка Маяковскому не только в общем плане, общем ракурсе, но и в важнейших деталях. И первой я назову совпадение интонаций жеста, мимики, походки героев «Клопа» с уничижительными приставками, занимающими такое большое место в сатирической поэтике Маяковского.

Не все, далеко не все удалось Якобсону. Не удались сцены, которые даже как-то странно назвать «батальными», настолько они кукольны, несерьезны. Хотя, повторяю, в статике они напоминают «Окна РОСТА», но в движении — оживших оловянных солдатиков. Не удалась вовсе сцена, где люди «делают величайшую эпопею» — строят новое общество. Больше всего это похоже на муравейник. Ничего человеческого, тем более вдохновенного нет в этих унифицированных и по облику и по движениям существах, трудолюбиво перетаскивающих с места на место огромные кирпичи.

Но... при всех недостатках музыки, просчетах постановщика родился «Маяковский балет». Все участники исполняют его с тем творческим увлечением, которое немедленно перебрасывает мостик от сцены к залу.

А. Макаров захватывает не внешним портретным сходством с великим поэтом, а той четкой, целенаправленной динамикой, лаконизмом жеста, его образной конкретностью, которая была так присуща Маяковскому. Маяковский-поэт стал в исполнении Макарова Маякозским-ваятелем. Он лепит, высекает, чеканит зримые образы, адекватные стихам. И это убеждает, не нуждаясь ни в каких комментариях.

Поразительна и страшна фигура Присыпкина в исполнении К. Рассадина. Из эскизного наброска в миниатюре «Подхалим» выросло омерзительное, отвращающее существо: человек не человек, клоп не клоп. Но скорее клоп, чем человек.

Мы помним знаменитых Присыпкиных: И. Ильинского, Н. Боголюбова, М. Штрауха. К. Рассадин — балетный Присыпкин, поэтому так гипертрофированы движения, становящиеся не менее точными, чем строки Маяковского.

Ренессансы: мадам (И. Утретская), дочка Эльзевира (Н. Ястребова), глава (А. Лившиц) — «любовно» написанный «семейный портрет нэпа».

Особенно колоритна Эльзевира, родная сестра Элочки-людоедки, Элочки Щукиной в остро-сатирической трактовке Н. Ястребовой.

Сегодня еще трудно предвидеть, какое влияние этот балет окажет на судьбы советского хореографического театра.

∗

Вслед за постановкой «Клопа» родился еще один спектакль, построенный на фабульной основе киносценария Маяковского, — «Барышня и хулиган» с музыкой Д. Шостаковича (Малый оперный театр). Она во многом заимствована композитором из его давних балетов: «Болт» и «Золотой век». Но к ней добавлены и органично вплетены в симфоническую ткань «Фантастические танцы», фрагменты из виолончельной сонаты и т. д.

Композитор создавал свои первые два балета («Болт» и «Золотой век») в начале тридцатых годов, в период активного участия в работе Ленинградского ТРАМа (Театр рабочей молодежи). Молодежь играла самих себя, и потому в спектаклях все было так ярко, сочно, непосредственно. Мне кажется, что Шостакович менее всего следовал в балетах традициям балетной классики, а шел трудным и увлекательным путем трамовских исканий.

Вероятно, потому так естественно, без натяжки произошел процесс переложения эпизодов музыки «Болта» и «Золотого века» на сюжет «Барышни и Хулигана».

Балетмейстер К. Боярский создал талантливый спектакль.

...Из тьмы появляется Хулиган. Презрительная ухмылка, нагло прищуренные глаза. Расставив локти, засунув руки в карманы, он идет на присогнутых ногах боком вперед.

Вот оно, пьяное страшилище заводской окраины двадцатых годов! А навстречу — Девушка. Беленькая, тихая, излучающая чистоту и холодок строгой юности.

Так сталкивает Боярский двух героев.

Но как преображает Хулигана любовь к девушке, как потрясает ее чистота, ее глаза, раскрытые в светлый мир!

Музыка, прежде всего музыка подсказывает эти новые, такие необычные движения души разнузданного, казалось бы, окончательно опустившегося парня.

Два актера в очередь играют Хулигана: В. Панов и А. Зимин. Панов мягче, лиричней. Его Хулигану ближе «Москва кабацкая», «Письмо матери», «Исповедь хулигана». По-есенински кло-

Барышня — Г. Покрышкина, Хулиган — В. Панов

нит он забубенную головушку, мечтает: «Может, завтра совсем по-другому я уйду исцеленный навек слушать песни дождей и черемух». Как и у Есенина, Хулиган Панова романтизирован. Хулиган Зимина жестче, резче, сильней. Ему с большим трудом дается перерождение в Человека.

Две балерины — Г. Покрышкина и Л. Климова — исполняют роль Барышни. Покрышкина немного старше, за плечами ее больше жизненного опыта. Ее Барышня зорче всматривается в жизнь и видит уже много такого, чего Барышня — Климова еще не замечает. Она так чиста, что ее коснуться не может жизненная грязь.

С большой силой вылеплен артистом Ю. Литвиненко образ Вожака. Вот уж действительно «кокаином распятый». Сотканный из мерзостей и пороков, он верховодит наивными, по-щенячьи доверчивыми ребятами, не ведающими, на какой путь толкает их подтянутый, сухой, хлесткий и беспощадно жестокий главарь.

«Барышня и Хулиган» ближе хореографическому спектаклю, чем «Клоп». К. Боярский нашел пластическое решение в более напевном строе движений, даже когда на сцене действуют сообщники Вожака.

Несмотря ни на что, он услышал в интонациях разных «Здравствуй, моя Маша», «Один я юнош одинокий», в «Кичмане» лирику. И ее он адресовал своему герою. Потому-то смерть Хулигана, преображенного, очищенного любовью, так потрясает.

Поиски нового языка дались Боярскому легче, чем Якобсону. И у Боярского путь не был легким, но сама тема, круг эмоций оказались ближе к специфике балета, чем социальная сатира. «В Барышне и Хулигане» конфликт между возвышенной любовью и уродством хулиганьего быта раскрывается музыкой, исполненной почти речевой силы выразительности. Спектакль этот оставляет огромное впечатление. Идут дни. Наслаиваются новые впечатления. Мысль снова и снова возвращается к «Барышне и Хулигану». И снова видится разнузданная походка, беспокойные руки: то кепку сдвинут, то, отставив мизинец, двумя пальцами сомнут окурок, то нырнут в карманы.

...Видится и Барышня — легкая походка, испуганные, ширико раскрытые глаза, беспомощнораскрытые, побледневшие губы, боящиеся крикнуть, позвать на помощь... И тут же рядом — огромная, потрясающая Хулигана моральная сила чистоты и воли.

...Многое вспоминается из этого чудесного спектакля.

«Барышня и Хулиган» — одно из трех звеньев; балетов-новелл на музыку Шостаковича. Остальные два — «Директивный бантик» по фельетону И. Ильифа и Е. Петрова и «Встреча» на музыку Девятой симфонии.

«Директивный бантик» не удался вовсе. Онрастянут. Нельзя рассказывать анекдот полчаса. Не получились в «Бантике» ни драматургия, ни хореография. Хотя есть, казалось бы, удачи-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Барышня — Г. Покрышкина, Хулиган — В. Панов

Содержание