Выпуск № 9 (298) | 1963 - страница 18

Скажи мне, что ты исполняешь, и я скажу, кто ты!

Творческое лицо коллектива определяет прежде всего репертуар, музыка. Уловить чутким ухом художника то, что нужно современнику, отобрать наиболее ценное из того, что создается, не пройдя мимо скрытых подчас богатств, «услышать» по-новому «старые» сокровища — не в этом ли основная задача исполнителя?

Запросы нашего массового слушателя понимаются иногда весьма упрощенно. Выражается мнение, что этому слушателю ближе всего броские, незатейливые, веселые песенки. Еще лучше, если они чередуются с плясками. Произведения для хоров а капелла, оратории и кантаты якобы непонятны и не нужны массам. Какое недомыслие!

Мы неоднократно наблюдали, с каким воодушевлением воспринимал неискушенный колхозный слушатель так называемую «серьезную музыку». И добиться этого нетрудно. Нужно только, чтобы умелые талантливые исполнители стремились увлечь слушателя хорошей музыкой, которую они сами любят до самозабвения.

Нужно высокое чувство ответственности за свое искусство, неустанные поиски нового. Между тем

«Верный» репертуар — неверный путь!

Во многих хорах академического жанра выработался некий штамп построения концертной программы. Ее открывает патриотическая песня и завершает веселая лихая («под занавес»). Здесь будет определенный «процент» классики, определенный «процент» произведений советских композиторов, есть обработки песен народов СССР и стран народной демократии. Все это расположено так, чтобы слушатель не утомлялся, не скучал и т. д.

Разумно? Да. Но такая схема, надо полагать, не единственно возможная? Ведь слушатель скучает именно потому, что знает эту схему наизусть, и, кроме того, ее очень часто заполняют одни и те же произведения в разных хорах, которые поются настолько одинаково, что бывает подчас трудно отличить одно исполнение от другого.

Побывайте в хоровых концертах на периферии. Вы непременно услышите одни и те же «дежурные» произведения. «Патриотическая песня» Глинки, «Ночевала тучка» и «Соловушка» Чайковского, «Вечер» или «Посмотри, какая мгла» Танеева, «Эхо» Орландо Лассо, «Грезы» Шумана и т. д.

Из хоровых произведений Шостаковича звучит обычно «Родина слышит» и «Песня мира», как будто у этого автора нет других столь же значительных хоровых произведений.

Из русских народных песен исполняются, как правило, «Однозвучно гремит колокольчик», «В темном лесе», «Уродилася я». Не обходится наша программа без «Амурских волн», «Полонеза» Огиньского, «Гибели «Варяга» и других «верных номеров».

Все названные сочинения можно и нужно исполнять. Но неужели ими исчерпывается вся наша огромная и интересная литература?

В лучших столичных коллективах наблюдается тенденция к постоянному расширению репертуара. Однако благами этой работы пользуются только москвичи. Послушайте столичные хоры во время их гастролей, и вы услышите все ту же штампованную программу.

Особенно плохо обстоит дело с пропагандой монументальной хоровой музыки, сложных произведений а капелла, классических и советских.

«Вы неправы, — скажут иные, — у нас в репертуаре есть кантаты, оратории, новинки. Вот афиши, программы — удостоверьтесь!»

На бумаге — верно. Но удельный вес этих произведений в концертных программах практически невелик. (Один раз в Москве исполненная оратория — и затем десятки концертов по проверенному шаблону; одна свежая программа в Большом зале Московской консерватории — десятки заштампованных. программ на периферии).

«Десять хоровых поэм» Шостаковича — чудо и гордость нашей хоровой музыки — написаны почти полтора десятилетия назад. Много ли раз исполнялись они в концертах? Освоены ли они нашими лучшими хорами? Знает ли поэмы широкий слушатель? А ведь если бы это произведение дошло до масс во всей своей силе и красоте, то по воспитательному значению это равнялось бы длительной настойчивой работе сотен талантливых агитаторов.

Конечно, исполнение «Десяти поэм» связано с огромными трудностями. Оно требует от коллектива высокого мастерства, подлинного творческого горения. Но где, когда и кому удавалось двигать вперед искусство, не будучи преданным ему всей душой?

Да, есть «верный» репертуар. Он легко осваивается хором, его доброжелательно принимает слушатель (даже в посредственном исполнении), не вызовет он и нарекания критики (ибо кто же станет возражать против данных произведений?). И руководитель, который «крутит» в концертах такую «долгоиграющую пластинку», ничем не рискует. Он живет без хло-

пот и как будто работает... Но кому же не ясно, что такой путь привел бы к постепенному вырождению нашего хорового искусства?

Не отпугивайте композиторов от хора!

Безусловно, наши композиторы недостаточно активны. Но то, что ими написано (а написано немало замечательного), так плохо освоено исполнителями, что невольно напрашивается вывод: в отставании хорового искусства виноваты прежде всего мы сами — дирижеры.

Мы так рьяно упрекаем наших композиторов в сложности и неудобоисполнимости письма, что выработали у них своеобразную «хоробоязнь»: «Мало того, что не споют или споют плохо, но еще и обругают!»

Как известно, выразительные средства и нормы хорового исполнительства складывались на основе творческой практики и приобретали силу традиции, в то же время порождая нередко косность. Однако, если музыкант чувствует себя ответственным перед людьми, он будет активно преодолевать инерцию.

Нам, хоровым дирижерам, это обычно труднее, чем другим исполнителям. Мы часто ссылаемся на специфику хора. (Ох уж эта спасительная «специфика»! Как удобно укрыться за ней от всех серьезных вопросов и проблем! Не в этом ли одна из причин некоторой цеховой замкнутости хорового исполнительства?)

Спору нет, хор — «инструмент» тонкий, капризный. Всякие интонационные новшества он осваивает труднее, чем исполнители-инструменталисты. И композитору не меньше, чем дирижеру, необходимо знать специфические выразительные средства хора. Дирижеру, однако, не меньше, чем композитору, следует заботиться о развитии, расширении и обогащении репертуара.

«Но ведь не обязательно писать сложно для того, чтобы создавать новую музыку, — снова слышим мы голос оппонента. — Вот пишет же Свиридов музыку в лучшем смысле слова новаторскую, и пишет так, что любой хор может ее исполнить».

Верно! И мы все благодарны Свиридову и за богатство его мыслей, и за доступность его письма. Но верно и другое. Хоровое письмо «Десяти поэм» Шостаковича истинно совершенно. Тут ни убавить, ни прибавить ни одного звука. Между тем «Десять поэм» предельно трудны для хора. Очевидно, «легкость» и «трудность» хоровой фактуры не всегда определяются тем, что один стремится писать легко, а другой не ставит себе такой задачи. По-видимому, здесь играют роль другие факторы: характер замысла и индивидуальный стиль автора. Каждому свое. А мы должны владеть всеми стилями и хорошо петь разную хоровую музыку, если, конечно, она содержательна и нужна людям.

Пусть сказанное будет правильно понято. Никто не ратует за принцип: «Все дозволено, пиши как бог на душу положит». В хоровом творчестве это было бы особенно опасно. Композитору необходимо считаться с объективными особенностями хора. Дисциплина хорового письма — непременный атрибут мастерства, о чем полезно помнить молодым композиторам, произведения которых часто неоправданно усложнены (высокая тесситура, неудобное голосоведение, трудно исполнимые модуляции и т. д.).

В то же время встречаются талантливые по мысли и материалу произведения, но несовершенные. Отклоняя такие произведения («есть недостатки»), мы игнорируем их достоинства, выплескивая «вместе с водой и ребенка». Этого можно избежать, если не бояться риска эксперимента и энергично работать с молодыми неопытными авторами. Ведь зачастую исполнение — единственный способ научить их точному использованию выразительных средств. Ничто так не выявляет и не подчеркивает все недостатки произведения, как хорошее его исполнение, способное убедить самых упрямых.

Словом, «охраняя» хоровую звучность от вторжения нового, мы печемся как будто о дисциплине хорового письма, об исполнительском мастерстве. Но тем самым мы как раз и оказываем себе медвежью услугу, ибо пренебрежение к новому, значительному и содержательному репертуару мстит за себя и ведет к отставанию исполнительской техники.

На первый взгляд мастерство наших профессиональных академических хоров не вызывает сомнений. Действительно, они поют, как правило, чисто, стройно, уравновешенно: обладают в большинстве своем хорошим дыханием, красивым, гибким звуком, четкой дикцией.

Однако благополучие это наблюдается лишь в пределах все того же «верного» репертуара. Один шаг за эти пределы — и сразу проступает множество недостатков: неустойчивость строя в сложных модуляциях, рыхлость ритма и формы, слабое владение пассажной техникой, неумение петь бегло с листа и т. д.

Разучивание сложного произведения проходит в хорах с огромными трудностями, требует многих десятков (!) репетиций, что само по себе мешает систематическому обновлению программ.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание