(подавшись в кресле вперед), — в этом и есть направление.

Вероятно, идеальное требование нашло бы вчера много вокальных недостатков: тут была задержка на шестнадцатую, а тут можно было взять сильнее. Может быть, это и так. Но артист у нас живет страстью образа, и пение — это есть его средство. Я понимаю, что говорю трюизмы, но это еще не всем ясно. Актер у нас живет страстью образа настолько ярко, что вы даже в хоре не встретите ни одного человека, который бы не жил всецело всей трагедией, всей постановкой. Поэтому они так просты и жизненны, потому что они живут всем содержанием.

Что такое Антонов, что такое Баев, что такое русский народ, доверчивый, попадающий в трагические положения, способный на героизм, ищущий правды и понимающий толк в шутке как Фрол (что важно для финала четвертой картины), — всем этим живут действующие лица, это есть театр. Это можно было бы назвать народной трагедией. Не оперой в шести картинах, а Народной трагедией, музыка Хренникова, текст Файко и Вирты.

Может быть, вы верно заметили, что Листрат и Наташа — основные герои. Но главное — это спектакль. Надо, чтобы по окончании его зритель сказал: не помню, говорили они, пели или молчали, не разберу, какими театральными средствами музыка Хренникова очеловечена на сцене. Вот это для меня ценно. По-моему, в этой опере мы дошли до самого великолепного выра жения.

По свойственной мне манере, решая перед премьерой, будет успех или нет, я говорю: поставлю баллы актерам. А не то что — пять с плюсом художнику, пять с плюсом дирижеру, пять с плюсом режиссеру. Здесь у меня должен быть музыкальный актер. Хороший актер, но безголосый — ничего не выйдет; если голос хороший, а ухо скверное — ничего не выйдет; если все есть, а дурно владеет голосом — тоже ничего не выйдет. Музыкальный аппарат должен быть хороший. Нельзя найти идеальные голоса ка все оперные театры. Может быть, у человека есть приятный, хороший голос, настоящая музыкальность; это важнее, чем качество голоса, это его средство. Но какой он актер?

Так вот, я ставлю баллы. И вот я ставлю этому пять, этому пять с плюсом, этому пять с минусом. А четыре — никому. Ночью даже перебирал. Девять крупных персонажей... и даже Архангельская, эта маленькая девчонка, которая пляшет, — чудесный образ; это и есть Музыкальный театр.

Тут же могут сказать, это нам не интересно! Вчера как будто тоже говорили: важно, чтобы пели! А это (то, что делают актеры Музыкального театра) мне мешает. На это я отвечаю: идите ,в концерт.

Когда мне говорят: у такого-то имярек чудесный драматический тенор, а сам он толстый, маленький, — что я с ним на сцене буду делать?

Говорят, в Художественном театре Антонов более сложный, а здесь прямолинейный. Да, в опере он и должен быть прямолинейный, но психологически непременно крепкий и точный. <...>

Так вот, я чего так разговорился? Потому что это мой конек. Надо, чтобы кто-нибудь сказал: это есть лицо нашего театра. Правильно это или неправильно? Или это особое искусство — ах, это искусство Немировича- Данченко, так и будем рассматривать! Нет, я с этим не согласен!

Я почему так говорю? Потому что композитор должен быть у нас такой, как Хренников, потому что всякий другой композитор меня на каждом шагу тянет опять в прежнюю оперу, в отсутствие психологии, в нелепость.

Я потому об этом говорю сильно, потому, что, повторяю, если этот спектакль неудачный, тогда крышка и все наши принципы летят вверх тормашками. А если он как театральное представление по-настоящему значительный, я бы хотел, чтобы, наконец, в полный голос заговорили о его принципиальности. Вот что для меня важно.

ПЕСНЯ ГРИГОРИЯ

Слова Е. Шатуновского Музыка Т. Хренникова

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ПЕСНЯ ГРИГОРИЯ

Слова Е. Шатуновского Музыка Т. Хренникова

Содержание