шит конкретной живой музыки. И, кстати, не знаком с нашей общественно-творческой жизнью. А если обратиться именно к ней, то окажется, что все сказанное очень определенно.

Я приходил, например, на концерты упоминавшегося уже мною II пленума Правления и, к сожалению, часто вынужден был спрашивать себя: о чем думал автор, когда писал свое сочинение? И убеждался: он думал о решении формальных задач, об оркестровом наряде, но и только. К таким именно сочинениям я бы отнес «Хороводы» Э. Артемьева. Способный он, видно, композитор, но единственное, чего «добился», — погубил все живое и поэтичное, что заложено в народном мелосе, взятом в основу сочинения, ради щеголяния «современными» (им лет уж, верно, пятьдесят с хвостиком) оркестровыми средствами, усложненными гармониями.

Сугубо формальное, не творческое отношение к фольклору просвечивает, как мне показалось, в «Удмуртской рапсодии» (точнее, сюите) В. Блока. Но это произведение мелкой формы. А вот еще пример нечеткости замысла, отсутствия ясно поставленной идейно-художественной задачи — Симфония В. Овчинникова, рыхлая по форме и туманная по содержанию. Будь автор просто малоодаренный — нечего с него и требовать, а здесь другое: «освоение» чужеродной техники вытеснило заботу о смысле сочиняемого.

Отголосками непереваренных рефлективно-гуманистических блужданий полна и Симфония Д. Смольского. Автор вроде претендует на осмысление чего-то. Чего? Нашей действительности? Но отчего же тогда музыка столь вялая, серая, бесформенная? Своей жизни? Но, вероятно, она пока еще не настолько интересна, чтобы приобщать к ней массовую аудиторию. Значит, опять формальные задачи (может быть, даже учебные) вытеснили художественные?

По-моему, молодым композиторам не следует думать, что, если они родились в Советском Союзе, значит, все ими написанное само собой станет произведениями стопроцентного социалистического реализма. Работая, оттачивая мастерство, экспериментируя, всегда надо точно знать, какую идейно-художественную задачу хочешь решить. Мало того, надо знать и то, выражает ли написанное чаяния наших людей, раскрывает ли их духовный мир. Сказанное относится, конечно, не только к молодым художникам.

И еще: овладение современными средствами не может быть самоцелью. Когда звучит талантливая музыка, слушатель не задумывается, какими средствами эта музыка написана. Но талант нужно не только беречь, но и воспитывать, направлять и поправлять.

К нам в последнее время особенно внимательно приглядываются за рубежом. Улучшились и контакты между странами социалистическими и буржуазными. Поэтому особое значение приобретают вопросы взаимоотношений между музыкантами мира. Меня всегда интересовало, в какой степени за рубежом знают нашу культуру? Надо сказать, здесь есть свои исторические традиции. С давних времен интеллигенция нашей страны имела куда лучшее представление об «иноземцах», чем они о нас. Так и сейчас.

Нашим молодым иногда кажется, будто они отстают от зарубежной культуры. Полноте. Я недавно побывал в Париже, встречался там с музыкантами. И что же? Узнав, что я татарин, эти музыканты (среди них находились профессора консерватории) были до крайности изумлены. У них понятие о татарах такое: ходим мы, мол, чуть ли не в звериных шкурах и нож в зубах; ко мне подходили поближе, рассматривали. Смешно? Смешно, но и показательно. Никто не спросил нас о композиторах Эстонии и Латвии, Армении или Казахстана. Да и из русских знают-то в основном Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна. Называли, правда, Андрея Волконского, но это уже выходило за пределы чисто художественного интереса, что опять-таки показательно.

Отчего же тогда у части нашей молодежи появилась страсть: написать такое произведение, чтобы обязательно «там», за рубежом, получить похвальную оценку, а что скажут соотечественники, неважно: все равно, мол, нет пророка в своем отечестве. Ну и получают оценку. Но какую? Их хвалят... за подражание; за то, что наконец (!), вопреки «догматикам», они пристраиваются «в хвост» Бартоку, Стравинскому или Шёнбергу. А ведь это обидно, ибо кого же порадует похвала за... эпигонство. Именно за эпигонство, ибо за рубежом ничего своеобразного у наших «передовиков» не усматривают: для них все это — подражательство. А у нас раздуваются иные от важности: «нас в Италии знают», «нас во Франции хвалят»... Жалкая слава!

Выводы из всего сказанного должны, однако, сделать не только мои молодые товарищи по перу, но и некоторые опытные руководи-

тели Министерства культуры СССР и Секретариата Союза композиторов СССР. Потому что многие недоразумения надо решать путем организации настоящей всесторонней пропаганды лучших образцов нашего многонационального музыкального творчества. Ох, как много здесь еще случайного, безалаберного, дилетантского! Отбирают для показов в последнюю минуту. Почему то, а не другое произведение, неизвестно даже членам Секретариата. Нотный материал — партии и голоса — не рассылается вовсе. Многие великолепные произведения за рубежом вообще не показывают, так как они плохо записаны. А за тем, чтобы записи сделать хорошо, никто не следит. Побывав только что в Румынии, я мог лично в этом убедиться.

Словом, о настоящей, целеустремленной, достойной наших достижений пропаганде у нас все еще думают мало, очень мало и в творческих союзах, и в Министерствах культуры. А пропагандировать надо. Наступать, а не обороняться. Почему я говорю об этом с таким волнением? А вот судите сами: за рубеж выезжают многие — певцы и музыканты, дирижеры и целые коллективы. А сколько из них имеют в репертуаре гастролей современные боевые произведения, запечатлевшие нашу жизнь? Единицы. Надо в этом отношении музыкантам брать пример со своих товарищей по искусству: повез ведь театр им. Вахтангова на гастроли «Иркутскую историю», показал за рубежом Малый театр «Коллег» В. Аксёнова и Ю. Стабового.

Следовало бы и нашим прославленным музыкальным коллективам, в репертуаре которых есть ведь современные советские спектакли, показывать в зарубежных командировках не только «Лебединое озеро», «Жизель» или «Хованщину»...

Но главное, конечно, не в том, лучше или хуже знают в зарубежных странах нашу музыку. Главное для нас, композиторов, — создавать музыку, которую слушали бы и душой понимали миллионы советских людей. Такая музыка должна быть прежде всего вдохновенной и живой, как сама наша жизнь, красивой и задушевной, как помыслы и деяния нашего народа.

Социалистический реализм предполагает и дает небывалую возможность петь, воспевать эту красоту, вдохновенность нашего времени, благородство и романтизм наших дней, человека нашей эпохи. Овладеть методом социалистического реализма во всей его полноте и многогранности — вот к чему зовет партия советских художников, вот над чем работать она их обязывает!

К. Данькевич

Быть солдатом партии

Все мы сейчас по-особому взволнованы. Мысли и чувства наши проникнуты высоким духом знаменательных выступлений руководителей партии и правительства на встречах с деятелями литературы и искусства. Встречи эти вылились в большую всенародную думу, страстную партийную мысль, полную любви, заботы, беспокойства за завтрашний день литературы и искусства, достойный великой эпохи, осенен'ной XXII съездом партии, — эпохи построения коммунизма. И я поставил бы эпиграфом к разговору о молодежи слова Н. С. Хрущева, сказанные им на одной из встреч: «За музыкальную музыку. Против такой музыки, которую могут понять только люди, окончившие консерваторию».

Мы прослушали немало интересных, содержательных произведений талантливых молодых авторов Э. Артемьева, М. Алексеева, А. Тертеряна, А. Рзаева, В. Лаурушаса, которого мне особенно хочется поздравить с великолепными романсами на стихи Э. Межелайтиса. Но все же таких произведений, которые могли бы уже сегодня стать достоянием широкой общественности, которые безоговорочно вошли бы в сокровищницу нашего музыкального искусства, — таких произведений на пленуме, к сожалению, не было.

Меня мало порадовала кантата о партии эстонского композитора Я. Коха. Почему? Это гладкое по форме, благополучное, но душевно неглубокое произведение. В нем мало одухо-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

К. Данькевич

Быть солдатом партии

Содержание