Можно, наконец, пойти в дансинг или же остаться дома у телевизора: эстрадные номера представлены здесь очень широко. Словом, возможности большие и разнообразные.

В «Палладиуме» идет пантомима «Дети в лесу» по мотивам сказаний о Робин Гуде. Жанр пантомимы появился в Англии свыше двухсот лет назад и за это время претерпел много изменений. В «Палладиуме» мы увидели спектакль со многими вставными номерами, исполняемыми известными комическими артистами и певцами. Понравился исполнитель роли Робин Гуда — 26-летний уроженец Австралии Фрэнк Айфельд, пользующийся в Англии большой популярностью и уже напевший несколько пластинок. Его манера приятна и непринужденна, он поет свободно, полным голосом, не злоупотребляя шепотком. В его исполнении нет и тени унылой сентиментальности, как и у других лучших эстрадных певцов, например у Фрэнка Воэна — премьера программы «Толков города».

Наши друзья из Союза музыкантов очень серьезно относятся к проблеме легкой музыки, и мы часто беседовали с ними на эту тему. Разговор касался и битлов, чья популярность по-прежнему велика, хотя, быть может, уже и прошла свой зенит. В Англии существуют клубы битлов — пристанища длинноволосых юнцов, часто встречающихся на улицах Лондона. Их фанатичные поклонники — почти исключительно подростки, причины же популярности их манеры исполнения в значительной степени внемузыкальны. Однако самые песни заслуживают иной оценки. При всей примитивности они не лишены мелодической привлекательности, связаны, вероятно, с какими-то фольклорными традициями и вовсе не требуют обязательного исполнения в стиле битлов.

Мы встречались в Лондоне с людьми разных профессий и положений — композиторами и профсоюзными лидерами, музыкантами, руководителями театров и телевидения и даже с членами парламента. В их лице мы нашли доброжелательных собеседников, проявлявших живой интерес к нашей стране и ее культуре. Англичане хорошо знают советское музыкальное искусство — ведь в Лондоне и других городах страны побывали многие из наших лучших исполнителей, выступали симфонические оркестры, балет Большого театра, не говоря уже о том, что произведения русской и советской музыки звучат здесь постоянно. Все это помогало установить взаимопонимание.

Радушно принимали нас руководители Союза музыкантов. В этот большой профессиональный союз входят инструменталисты, дирижеры и исполнители. Союз музыкантов стремится установить наилучшие отношения со своими советскими коллегами, его руководители не раз бывали в нашей стране. Они сделали все возможное, чтобы познакомить нас с английской музыкальной жизнью.

В дружеской обстановке прошла и встреча с композиторами. Приятно было вновь побеседовать с нашими друзьями Аланом Бушем и Эваном Сениором, Элизабет Макконки, Джефри Бушем, Джоном Гарднером, Аланом Раутсорном, вспомнить вместе с ними об их московских концертах, ответить на вопросы о новинках советской музыки.

Уезжая из Лондона, мы постоянно возвращались мыслью к этим встречам, думали о дружеских связях между советскими и английскими музыкантами. Они складываются хорошо и могут стать еще более тесными и разносторонними, помогающими росту общего взаимопонимания. А в этом заинтересованы люди всех стран.

У НАС В ГОСТЯХ

Слушая Жоливе

Когда гость из Франции поднял палочку на своей первой репетиции в студии Дома звукозаписи, наверное, многие артисты Большого симфонического оркестра отметили волевую, суровую, даже резкую складку на его лице, которая мало вязалась с нашим ходячим представлением о галльской наружности.

Тотчас зазвучавшая музыка Первой симфонии вызвала аналогичную мысль, но уже в плане художественном: здесь сразу ощутилось нечто необычное, принципиально новое для французского музыкального искусства — во всяком случае то, что в нем никогда не доминировало.

Симфония началась взрывом, в гребень которого как-то тупо, дико врезалось трубное «взывание». Железная стена звуков. Ощущение плотности, массированности звукового «наступления» в первой части не покидало слушателя даже тогда, когда у виолончелей поплыла восхитительная широкая вторая тема, а в разработке, словно после океанского шторма, открылась бесконечность, где над накатами волн слышались скорбные клики меди. Огромное, мрачное, все возраставшее эмоциональное напряжение облекалось звучащей массой такой

плотности, что партитура порой казалась ожившим циклопическим организмом, где прослеживались натяжения и сокращения гигантской мускулатуры. Вдруг «стена» стала совершенно прозрачной — последний аккорд, первая часть окончилась.

Финал симфонии также очень уплотнен по звучности. И начинается он «зовом» труб. От начала до конца — знакомое уже, неумолимое, жестокое напряжение. Обе эти части создают своеобразное вместилище, где в безопасности от враждебных внешних сил нежится таинственно-фантастичная вторая часть и искрится мириадами красок третья. Здесь клубок ритмов, остинатных фигур, тембровых каскадов, отдельных крапин — мастерски организованный «хаос». Игра элементарных частиц в «молекулах» музыки. У каждой свои параметры и интенсивность, периоды взлетов и угасаний. Но главное — везде ощущение спонтанности, невыдуманности, и везде — наверху ли (чаще всего именно над всем) или в гуще «внутриядерных» реакций — пронзительно-нервная мелодия, словно разум человека, остро реагирующего, следящего за всеми процессами, происходящими в окружающей его действительности.

В программе авторского концерта, первая репетиция которого так счастливо для многих любителей современной музыки открыла новый звучащий мир, стояли еще пять симфонических «Ритуальных танцев», два Концерта — для флейты и камерного струнного оркестра (солист В. Корнеев) и для арфы с оркестром (солистка В. Дулова)

Андре Жоливе предстал перед слушателями 26 апреля в Большом зале Московской консерватории не только замечательным композитором, но и великолепным дирижером. После «Танца погребения» зал разразился громом аплодисментов. В обоих Концертах как-то очевиднее, нежели в «Танцах» или Симфонии, проявилось знакомое «французское начало»: грация, полетная выразительность и даже некая «традиционность» эмоционального строя (арфовый концерт). В флейтовом послышалась речь француза, заставившая вспомнить слова Дебюсси: «Французский язьж — язык нюансов, а не ударений». Оркестр «вышивал» стремительные и острые арабески. Все это жило в атмосфере празднества пиротехники. Однако то там, то здесь возникали мощные напряжения, накалявшие порой тот полюс эмоциональности, где мы ощущаем тревожное чувство беспокойства от состояния неустойчивости, «невещности» мира, его неохватимости. Мы должны быть чрезвычайно благодарны композитору, открывшему нам интересные страницы современной музыки. Но справедливости ради необходимо заметить, что знакомство с музыкой Жоливе в нашей стране началось несколькими годами ранее этого вечера. Память воскрешает, например, исполнение еще в 1964 году в Горьком в концертах консерватории «Интимных поэм» Жоливе, его «Ритуальных танцев» (в фортепианном варианте), Ноктюрна для виолончели, Концертино для трубы, струнного оркестра и фортепиано, вскоре после того прозвучавшего и в Москве. Совсем недавно Всесоюзное радио транслировало программу из музыки французского композитора. Кроме того, мы уже знакомы с творчеством Жоливе по ряду грамзаписей — таких, как Концерт для электроволнового инструмента «Волны Мартено» и симфонического оркестра, Фортепианный концерт, Второй концерт для трубы и т. д.

Что же представляют собой другие сочинения Жоливе, те, что не попали в авторскую программу?¹

В 1935 году Париж впервые услышал фортепианный цикл «Мана». Исполнение этих шести миниатюр в центре обычной концертной программы было, по выражению одного критика, «равносильно падению булыжника в лужу с мирно дремавшими утками». Почти никто не сомневался, что произошло «явление Жоливе». Ученик одного из «делателей фальшивых нот» — известного композитора Эдгара Вареза и крупного музыканта-ученого Поля Ле Флема, Жоливе в этом нашумевшем сочинении предстал уже сложившимся музыкантом, крепко владеющим техникой композиции.

Оливье Мессиан, друг и сподвижник Жоливе, писал в комментарии, предпосланном циклу: «Мана» в первобытном обществе олицетворяет силу, которая как бы продолжает человека в его семейных идолах... Речь идет о том, чтобы выразить флюиды, исходящие от этих фетишей»².

Однако за таким, можно сказать, «безобидным» намерением скрывалась глубокая по своей сути эстетическая концепция. Гиперболически развивая идеи Дебюсси, считавшего, что музыкальное искусство накопило слишком много профессиональных приемов, всевозможных технических ухищрений, убивающих живое самовыражение творца, Жоливе (не без влияний «первобытностей» Стравинского и «варваризмов» Бартока) стремится на первых порах высказываться языком терпким, порой диковинным, нарочито игнорирующим даже слож-

_________

¹ Флейтовый концерт создан в 1949 году, для арфы — в 1952.

¹ Разумеется, это первая попытка оценки творчества Жоливе; мы не ставим целью рассмотреть все его сочинения или подробно их проанализировать.

² Introduction au «Мапа» d’André Jolivet. Editions Costallat, Paris, 1946.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

У НАС В ГОСТЯХ

Слушая Жоливе

Содержание