дить разные вопросы в широком кругу людей. И, по возможности, проявить, при этом больше и взаимного доверия, и взаимной критики; так, чтоб было максимум требовательности и минимум обид.

Ю. ЛЕВИТИН

«Музыка — не развлечение...»

Полностью согласен с той строгой, даже суровой, но справедливой оценкой, которую дал Т. Хренников состоянию некоторых участков нашего песенного творчества. Скажу больше: нужно бить в набат, объявить тревогу. Ведь дело, в конце концов, не просто в неоправданно широком распространении той или иной ремесленной продукции. Такие вещи, к сожалению, бывают всегда и, боюсь, будут еще впоследствии. Дело в том, что сейчас возникло какое-то чудовищное положение: в сознании народа легкая музыка заняла неправомерно значительное место. Огромное число людей, рядовых слушателей, особенно среди молодежи, стало даже отождествлять развлекательную музыку с понятием музыкальной культуры вообще. А ведь музыка — не развлечение! Вот плоды художественной политики таких мощных пропагандирующих организаций, как радио и телевидение, упорно, из месяца в месяц, из года в год насыщающих свои передачи легковесными пустячками! Мы не в первый раз говорим об этом, и на словах с нами никто не спорит, но смотрите — что получается.

Пропаганда искусства — дело по своей сути очень активное. Оно вызывает острую ответную реакцию. И, можно сказать, какова пропаганда, такова и реакция. Поэтому, когда мы сетуем сейчас на засилье развлекателыцины в передачах радио и телевидения, то нам показывают десятки, сотни писем слушателей и зрителей с требованиями этой самой развлекателыцины. Руководители радио и телевидения делают при этом вид, что вот-де они удовлетворяют запросы аудитории. Но ведь подобные запросы предопределены самим характером передач; каких еще художественных потребностей ждать от людей, которые с утра до вечера слышат джаз, танцевальные миниатюры, песенки, и лишь в виде исключения, почти всегда в неудобное время, — что-либо серьезное?

Я убежден: первое, что надо сделать Комитету по радиовещанию и телевидению, — более критично и осмотрительно подходить к письмам радиослушателей. Нельзя только на их основе строить большую музыкальную политику. Это несерьезно.

Но дело не только в отдельных легковесных сочинениях, которые часто звучат в эфире. Будем смотреть правде в глаза: 15–20 лет назад нельзя было себе представить, чтобы в зале им. Чайковского — одном из лучших концертных залов страны — уважаемая оперная певица, приехавшая из Ленинграда, где она поет в театре партию Кармен, исполняла бы «Вернись, я все прощу» автора нэпмановских времен Прозоровского или «Письмо матери» Липатова!

Беда эта надвигалась давно. Еще в те самые 30-е годы, которые так часто нам ставят в пример, со времен едва ли не Вадима Козина и ему подобных (правда, они не давали сольных концертов в Колонном зале и зале им. Чайковского!). Пошлость всегда лезла в щели нашего музыкального быта. Так давайте же сейчас все вместе объявим ей войну не на жизнь, а на смерть.

Вместе с тем мне хотелось бы подчеркнуть полную правомочность существования хорошей эстрадной лирики. О чем здесь должна идти речь? О талантливости, требовательности, хорошем вкусе — больше ни о чем. Сам же жанр имеет все права на существование и нуждается в понимании и оценках с учетом своих особенностей. Надо считаться с жизнью, понимать, что она не стоит на месте. В легкой музыке появляются новые формы, новые ритмы. Сами по себе они не несут ничего плохого. И здесь, в этой области есть у нас отличные свежие песни, которые нужно всемерно поддерживать. При этом, мне кажется, нельзя исходить только из своих личных вкусов, нельзя свои личные «узкие» симпатии выдавать за объективную истину. А то ведь бывает так, что люди признают лишь ту творческую манеру, в которой работают они сами. Это ведет, по-моему, к однообразию, к нивелировке творческих почерков.

Словом, пусть песни будут не только хорошие, но и разные.

А. ЦФАСМАН

«...Кто виноват...»

Экономисты и статистики имеют обыкновение проводить параллели с уровнем развития, на котором находилась та или иная отрасль народного хозяйства в 1913 году. В результате

подобных сравнений становятся особенно наглядными достижения современной экономики, науки, техники. Но если бы мы применили аналогичный метод в области песенного творчества, то, опасаюсь, результаты были бы не столь радужными.

Не может быть такого положения, чтобы поэт пришел в редакцию и предложил, допустим, следующие строки:

Ах, ваши миленькие глазки,
Мне не забыть их никогда!¹

Не думаю также, чтобы советский художник принес в издательство картину, на которой были бы изображены пышнотелая красотка в шелках, с розой в правой ручке и рядом — коленопреклоненный молодой человек с усами. А в музыке такие вещи — увы! — еще встречаются. Кто в этом повинен?

Во-первых, сами композиторы. Я уж не говорю о массе самодеятельной продукции, в которой излюбленная эмоциональная краска — жалобная, слезливая. Возьмите хороших профессионалов, возьмите творчество даже такого первоклассного мастера, как А. Островский. Помню, что когда я впервые услышал по радио песню «Как провожают пароходы», то долго не мог поверить, что это его песня. Не мог понять, зачем Островскому понадобилось такое стандартное танго в духе провинциальных новинок 20-х годов. Наш народ любит лирику. Все искреннее, душевное неизменно вызывает у него сердечный отклик, но нельзя же эту потребность удовлетворять с помощью старомодных опусов. Думаю, только требовательность к собственному творчеству даст нам право предъявлять большие требования и к творчеству самодеятельных авторов. Кстати, я против того, чтобы любители, едва способные настукать одним пальцем мелодию, именовались композиторами. Мало ли кто обладает врожденной склонностью к описанию природы, своих знакомых и т. д. Не называют же такие люди себя писателями!

Требовательность — великолепный помощник в искусстве. Посмотрите на путь О. Фельцмана. В свое время он подвергся резкой, но справедливой критике. Сейчас этот композитор стал работать серьезно, ответственно и при этом ничуть не утратил своей популярности. Он получил полное право критиковать других, ибо научился быть требовательным к себе...

Во-вторых, во многих наших «песенных бедах» повинны редакторы радио и телевидения. Это, так сказать, «совиновники». Приносит человек халтуру — не принимайте! Раз не примете, два не примете, на третий, смотришь, и принесет что-нибудь стоящее, если эго талантливый человек. А бездарностям делать в искусстве нечего! Одно время на радио сложилось трудное положение с аранжировками: макулатура потоком лилась в редакционные закрома. Работники вещания повели себя тогда весьма решительно — браковали одну ремесленную поделку за другой. И аранжировщики поняли, что «номер не пройдет» — нужно настоящее качество.

Понятно, что потребность народа в песне огромна, но как можно строго планировать такую хрупкую продукцию, как можно становиться рабами плана, когда даже в промышленности отказались от «планового рабства»? Если нет хороших новинок — не надо давать плохие! Пусть лучше прозвучит хорошая старая песня, может быть, в новой аранжировке, в новом своеобразном исполнении.

Конечно, однообразия быть не должно. И нельзя без конца, без чувства меры предлагать слушателям и телезрителям одни и те же «дежурные» номера. Между тем у нас в телепередачах слишком часто показывают трех-четырех композиторов с их очередными опусами. И особенно стыдно, неудобно бывает, когда объявляют: «За роялем автор», — а автор выходит и тихонько подыгрывает оркестру Силантьева контуры аккомпанемента. (Так бывало, кстати, на некоторых авторских вечерах в Колонном зале.) Это нескромно, по-моему. Можно ли представить себе, чтобы популярный драматург Виктор Розов вышел бы, скажем, в своей пьесе с подносом и молча постоял на подмостках: «Смотрите, я — автор»? Зачем такая самореклама? К чему выходить на сцену статистом?

Третьи, о ком надо сказать, — это певцы-исполнители. Здесь не должно быть никакого снобизма в оценках. Действительно, бывает разный успех. Если, например, вы приходите на концерт Рихтера, то испытываете художественное потрясение — что-то открывается вам в жизни. Но есть и другой успех, который заключается в том, что выходит на сцену паренек или девушка точно такие, какие сидят в зрительном зале, и поет о чем-то всем понятном. Это хорошо Но все-таки такие паренек или девушка должны быть артистами, и я, вероятно, не очень ошибусь, если скажу, что мастерства в этом жанре так же трудно достичь, как и во всех других.

_________

¹ В этом месте выступления А. Цфасмана из зала раздались голоса: «Почему? На телевидении это вполне возможно!» — Ред.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Ю. ЛЕВИТИН

«Музыка — не развлечение...»

А. ЦФАСМАН

«...Кто виноват...»

Содержание