Выпуск № 3 | 1966 (328)

щего моря передавала поэту заветный талисман.

Невольно вспоминается мне Василий Иванович Качалов, пленительно читавший Пушкина. Каждое пушкинское стихотворение звучало в его исполнении по-особенному, по-качаловски, приобретая глубокий смысл, а его волшебный голос доносил музыку непревзойденного стиха. Подчас небольшое по размеру стихотворение звучало как большой трагедийный монолог. Когда Василий Иванович Качалов выходил на эстраду и начинал читать, он действительно «глаголом жег сердца людей»!

С Василием Ивановичем Качаловым меня связывали дружеские отношения. Меня подкупала молодость и страстность его души. Он интересовался людьми, всегда помогал тем, кто обращался к нему. Любила я беседовать с ним об искусстве. Он заставлял задумываться о высоком, любить прекрасное, ненавидеть злое. Меня пленяла его чудная русская речь, такая любовь к каждому слову, к каждому звуку. Я не знаю и не помню большего разнообразия голосовой палитры, не помню более широкого диапазона звучания голоса, чём у Качалова.

Качалов верил в животворную силу русского искусства. Он страстно любил жизнь и всегда повторял слова Маяковского:

Ненавижу всяческую мертвечину,
Обожаю всяческую жизнь.

Его чтение стихов для меня — музыка. Владимир Иванович Немирович-Данченко сказал как-то Качалову по поводу его выступления в концерте: «Вы на эстраде — Шаляпин поющий».

IV.

Меня с Василием Ивановичем особенно сроднила любовь к концертным выступлениям. Мы увлекались: он — чтением стихов, а я — камерным пением.

При исполнении оперной партии певцу помогает в театре и партнер, и оркестр, и декорации, и костюм. А на концертной эстраде в распоряжении исполнителя лишь его голос, его внутреннее переживание, и помогает ему только аккомпанемент. На эстраду нельзя переносить сценические приемы. Внешняя эффектность, которой любят злоупотреблять на концертной эстраде иные оперные певцы, часто искажает замысел композитора и стиль произведения. Надо уметь держать себя строго и просто, не делать лишних жестов. Вся сила должна быть в понимании того, что исполняешь, в эмоциональной передаче, в подчинении мастерства выявлению художественного образа.

Когда я разучиваю новое произведение, я работаю вначале самостоятельно. Сама себе аккомпанируя, подолгу сижу у рояля, вживаясь в образ романса или песни. Долго ищу характер звучания, переходы от одной ноты к другой. И когда уже вещь готова, я прохожу ее с аккомпаниатором. На протяжении тридцати лет я связана работой с Матвеем Ивановичем Сахаровым — учеником профессора К. Н. Игумнова, аккомпаниатором-художником. Безупречное чувство стиля, умение проникнуть в смысл исполняемого произведения у Матвея Ивановича сочетаются с прекрасным владением звуковыми красками фортепиано. Участие Матвея Ивановича в концерте всегда помогает мне. Я глубоко ценю наше музыкальное содружество.

Люблю я петь старинные, русские романсы Варламова, Гурилева, Булахова, Титова, Донаурова. Люблю эти романсы за искренность, простоту, напевность.

Когда я пою романс Гурилева «Грусть девушки» на слова Кольцова, в воображении рисуется и широкая степь «Дона тихого», со скошенной душистой травой, и закатный тихий вечер. Косцы возвращаются с поля, а девушка ждет своего «ясна сокола» и не дождется. И всякий раз исполняя романс, проникаешься глубоким сочувствием к обманутой девичьей душе.

С особым чувством пою я романс Глинки «Не искушай меня без нужды» на слова моего деда — поэта Баратынского. К числу драгоценных

*

«Многоуважаемая Надежда Андреевна!

Пишу по поручению группы боевых товарищей действующей армии.

Сегодня после тяжелой напряженной работы собрались мы у своего командира для получения очередных задач. В блиндаже было двенадцать человек. Когда закончили свою работу, наш командир сказал: “А теперь послушаем, чем живет Москва”, — и включил приемник. Сразу наш блиндаж оглушил шум бурных аплодисментов. Диктор объявил: “Выступает Надежда Андреевна Обухова”.

Дорогая Надежда Андреевна! Если бы Вы знали, с каким напряженным вниманием слушали мы Ваш голос.

Возбужденные недавним шумом боя, сидели ветераны войны; их суровые лица, загорелые в пороховом дыму, смягчились, и все с восторгом слушали божественные звуки Вашего чудесного голоса. Весь вечер мы находились в таком приподнятом настроении, что трудно все это передать на бумаге.

Завтра, идя в бой, каждый из нас вспомнит, какое великое искусство он защищает, и с удесятеренной силой обрушится на последние форпосты врага. Каждый из нас будет лелеять мечту, что недалек тот день, когда мы сможем услышать и увидеть Вас на лучших сценах нашей любимой Родины.

С боевым приветом

капитан Жадько».

Кармен

моих реликвий принадлежат посвященные ему строки Пушкина:

Стих каждой повести твоей
Звучит и блещет, как червонец.

Романс «Не искушай» я пою по нотам, принадлежавшим Ермоловой. Мария Николаевна пела этот романс, когда играла Ларису в пьесе Островского «Бесприданница». Ноты Ермоловой подарила мне ее дочь, надписав на тетради, что по этим нотам романс разучивала Мария Николаевна.

Я имела счастье видеть великую русскую артистку в одной из лучших ролей ее репертуара, в роли Кручининой в пьесе Островского «Без вины виноватые». До сих пор звучит в моей душе дивный грудной голос Ермоловой, передавший тоску любящей и страдающей матери. Нельзя было удержаться от слез. В то же время артистка создавала образ волевой, сильной женщины, готовой бороться за свое счастье, негодующей против несправедливостей, страстно желающей помочь людям.

Говорить о Ермоловой — это значит касаться чего-то бесконечно дорогого для каждого человека, любящего русское искусство, русский театр. Ермолова никогда не лгала на сцене, никогда не «представляла», а перерождалась всем своим духом, всем своим существом в изображаемого человека. Мария Николаевна в подлинном смысле слова жила жизнью своих героинь. Она была артистка-трибун. Как справедливо указывает Николай Дмитриевич Телешов, «внутреннее содержание игры Ермоловой составляла страстная любовь к свободе и не менее страстная ненависть к тирании».

Однажды, это было еще в самом начале моей творческой деятельности, Антонина Васильевна Нежданова пригласила меня исполнить с ней в концерте дуэт и сказала, что в концерте будет участвовать Мария Николаевна Ермолова. Волновалась я ужасно от сознания, что буду участвовать в одном концерте с великой артисткой. С трепетом ждала я этого дня. Когда же я увидела Марию Николаевну за кулисами, меня поразила ее простота, скромность, даже какая-то юная застенчивость. А перед выходом она волновалась как начинающая артистка. Она читала стихи Некрасова «Идет, гу-

Валькирия

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет