Выпуск № 3 | 1966 (328)

новки из пяти, исполненные в этот вечер) радуют смелостью и своеобразием почерка.

Несомненный интерес вызвала ее трактовка Третьей сонаты Прокофьева. Удивительно хорошо слышит музыку Мурдмаа и на редкость точно умеет передать ее в пластике движений. Угловатый, острый, упрямый характер прокофьевских тем нашел замечательное воплощение в стремительных взлетах и внезапных резких поворотах одетой в пламенного цвета одежду героини (Лариса Склянская). Даже в моменты полной неподвижности (а длятся они подчас довольно долго) в пластике балерины заключен страстный порыв. Это поистине «звучащие» хореографические паузы.

Завершал программу вечера балет-симфония Тамберга. Сюжет его вполне традиционный: девические мечты о счастье, первая встреча с будущим возлюбленным и ночные грезы героини — все это уже столько раз находило в балете свое воплощение. Однако и композитор и балетмейстер сумели оживить тему, сообщив ей приметы сегодняшнего дня. Интересна сцена встречи с юношей в водовороте трудовых будней — эскизно-беглая и в то же время значительная. Музыка скерцо, остроумно воспроизводящая напряженный пульс городской жизни, передана Мурдмаа с артистической непринужденностью. Группы артистов появляются то короткими, то длинными цепями; в их сплетениях возникают образы, очень знакомые, но постоянно преображающиеся. То это фигуры людей, охваченных трудовым энтузиазмом; то будто ожившие части машин, с веселой механистичностью повторяющие одни и те же движения. Контуры фигур четки, по-дневному резки; жесты радостны, деловиты, стремительны.

Жаль только, что в хореографическом решении мало ощущались национальные элементы. Ведь музыка Тамберга давала на это право, да и в чудесном, празднично-броском оформлении Эльдора Рентера явственно сказывалось влияние народно-живописной традиции.

Без сомнения, гастроли «Эстонии» в Москве пополнили и обогатили представление о музыкальном театре не только у любителей сцены, но и у профессионалов. Немного у нас еще столь дружных, слаженных коллективов, единых в своих творческих устремлениях.

Хочется лишь пожелать театру смелее обращаться к русской классике, быстрее преодолеть все «пороги» на пути к подлинной сценической свободе, психологической значительности и бытовой характерности образов. Нужно подумать и об укреплении технических возможностей балетного коллектива. А это возможно лишь при условии тщательной работы над классической хореографией.

И еще одно пожелание: в хорошем увлечении современными темами не забывать о национальном облике театра и его живой традиции.

М. Максакова

Встреча с музыкой

Отгремели аплодисменты, погас свет в зрительном зале Кремлевского театра, усталые и счастливые артисты «Эстонии» пошли разгримировываться, а я вышла на ветреную Красную площадь... Почему вдруг с такой силой нахлынули на меня воспоминания моего детства, юности? Что натолкнуло меня на них в спектаклях театра «Эстония»?

...Лет в четырнадцать я впервые услышала запись «Травиаты» с А. Неждановой в главной роли. (Может быть, тогда и родилось мое призвание?) Музыка эта, а вернее, ее исполнение открыли мне мир праздника. Это было необыкновенно яркое впечатление. Почему? Тогда я не могла этого понять, но на всю жизнь осталась в памяти первая встреча с музыкой.

И потом, уже став певицей, я нередко все свободные вечера проводила в театре. Я видела многие оперы в постановке различных режиссеров, художников. Но память сохранила не декорации, не мизансцены, а своеобразный аромат исполнительской трактовки того или иного певца, дирижера. Всякий раз предо мною заново рождался образ, снова и снова переживалась человеческая драма.

Но в последние годы все чаще и чаще я стала замечать, что музыка в театре как бы отдаляется от меня, что ее вытесняет зрелище. И, очевидно, это происходит не только со мной. Ведь нередко приходится слышать в оперном театре оглушительные аплодисменты, «наступающие» на музыку в начале действия (знак одобрения художнику спектакля), в середине его (реакция на тот или иной сце-

нический эффект — фонтан, пожар и т. п.), в конце картины, когда медленно «идет» занавес, но музыкальная мысль еще не завершена. То есть собственно музыку часто оттесняют на второй план художник или режиссер, и постепенно и зритель приучается в первую очередь «смотреть» оперу, а не «слушать» ее 1. Не потому ли ныне нередко можно услышать у нас разговоры о кризисе оперного жанра?

И вот в дни гастролей театра «Эстония» в Москве ко мне вновь вернулась чудесная способность слышать в опере прежде всего музыку и пение.

Это было настоящее искусство, ничуть не устаревшее, я бы даже сказала, решенное в самых современных приемах — сценических и музыкальных. Однако это было не «зрелище»: на первом плане здесь всегда музыка. Очень скромные декорации, действие, точно обусловленное музыкальным текстом. Но зрительный зал с первой ноты до последней находился во власти сцены. Музыка, музыка и музыка... Все было подчинено ей, каждый штрих, каждый взгляд певца содействовал углублению, усилению ее эмоционального воздействия.

Только в коллективе, где все подчинено музыке, могла раскрыться еще одна грань таланта такого певца, как Георг Отс. Он меня поразил. Ведь Отс — певец лирического плана, и вдруг Демон — образ героико-романтический, порывисто-страстный, освященный уже давно сложившейся традицией его исполнения. Признаюсь, я была несколько скептически настроена, собираясь на спектакль.

Но Отс убедил меня. Не только Отс, но и вся концепция постановки, помогающая артисту создавать образ.

На сцене Георг Отс был очень «немногословен». Через пение, используя всю богатейшую гамму оттенков человеческого голоса, создавал певец сложный и интересный характер.

Демон — Георг Отс

...Пролог оперы. Будто взмах огромного черного крыла прорезал серебристый свет сцены. Я не могу объяснить, откуда родилось у меня такое ощущение, но вслед за ним я увидела Демона, неподвижно стоящего на скале. И с первых же звуков его голоса — «Проклятый мир, презренный мир, несчастный, ненавистный мне мир!» — я поняла, что передо мною раскроется совершенно иной образ. Одиночество, даже гордое, все же мучительно. Именно эту мысль проносит через весь спектакль Отс. Его герой тяжело страдает от этого одиночества, ищет пути избавления от своего «креста». Но оно невозможно, Демон обречен на вечные муки.

Этот оттенок подчеркивает Отс и в знаменитых романсах — «Не плачь дитя...» и «На воздушном океане...» Его Демон жалеет Тамару, мучается тем, что причиняет ей лишь горе...

Еще более ярко тема одиночества Демона звучит во второй картине первого действия — в сцене

_________

1 Кстати, первое, что поразило меня в оперных театрах ГДР, было то внимание, с которым там слушали музыку от первого до последнего такта. Значит, все дело в воспитании? Значит, можно приучить публику не только смотреть, но и слушать?

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет