Выпуск № 3 | 1966 (328)

Пастух — Ю. Владимиров

подвигнули его на протест. И случайность, спонтанность этого поступка будто подтверждены самой музыкой — взлетающими и растворяющимися в тишине финальными звуками «Весны священной»...

Слышание музыки Стравинского хореографами настолько своеобразно и одновременно настолько убедительно, что в иных эпизодах они совершенно по-новому осмыслили даже тембры инструментов оркестра.

Бубен. «...Свойства его звучания как бы сужают

объем его возможностей, — пишет Дм. Рогаль-Левицкий в своем капитальном труде «Современный оркестр». — Бубен почти всегда вносит в оркестр некоторую долю игривости и легкомыслия» 1.

До знакомства с постановкой Касаткиной и Василёва это положение не вызывало у меня особых возражений. Молодые хореографы услышали совершенно иное в звуках бубна в музыке Стравинского.

...Завороженная чарами Бесноватой, навстречу своей смерти движется Избранница. Каждый шаг ее (вернее, прыжок) вслед жертвенному ножу вызванивает в оркестре синкопированным ударом бубна, который как-то особенно остро выделяется на фоне мерных четвертей низких струнных, большого барабана и валторн (цифра 129, начало «Действа старцев»). Каким-то леденящим душу бессердечием и зловещей предрешенностью этой ненужной гибели веет от мерных звуков бубна.

У Стравинского в партитуре в этом месте есть указание — sempre р. И музыканты в оркестре точно выполняют его. Но действие на сцене — медленное приближение Избранницы к идолу, месту своей смерти, — создает ощущение невероятного динамического нарастания в музыке. Словно каждый последующий удар бубна приплюсовывается к предыдущим, постепенно холодно и неотвратимо складываясь в какую-то огромную звучащую массу.

Да, постановщики имели полное право так осмыслить это произведение. Но не только предельная музыкальность отличает их композицию. Мне показалось, что новая (по сравнению с классическими балетами) музыкальная лексика породила в постановке Касаткиной и Василёва и новую хореографическую пластику. Во всяком случае не было ощущения, будто вновь — в который уже раз! — ограниченный круг классических движений дан в несколько ином сочетании, а потому и не возникала мысль, что эволюция хореографической лексики идет много медленнее, чем развитие средств выражения в музыке.

У Касаткиной и Василёва, по-моему, найден некий свой синтез музыки и хореографии. Место традиционных па заняли совершенно неожиданные жесты и движения: ход стариков, будто пашущих землю; неловкие подпрыгивания девушек, имитирующих птичью суету, и многие другие. Разве не самой музыкой, не ее образами навеяны они?

Было бы неверным, разумеется, утверждать, что Касаткина и Василёв изобрели целиком новую хореографию. Нет. В балете нашли свое место и традиционные элементы классического танца. Девушки в этой постановке, например, танцуют на пуантах. Но как психологически обоснованно и индивидуально используется этот прием!

...Впервые почувствовала Избранница странное, тревожное чувство влечения к Пастуху. И, как-то вся вытянувшись, застыла она на пуантах.

...Последние шаги совершает девушка по пути, начертанному жертвенным ножом. Вся во власти околдовавших ее чар, она движется странными, уже не человечьими, а будто какими-то «птичьими подскоками» на пуантах.

И еще об одной удаче этой постановки хочется сказать: очень хороши главные исполнители — Ю. Владимиров (Пастух), Н. Сорокина (Избранница) и сама Н. Касаткина (Бесноватая).

Какая-то тонкая грация, сочетающаяся с девичьей неуклюжестью, угловатостью и мягкой покорностью, в движениях Сорокиной. Образ, созданный ею, почему-то рождал в моем воображении распевную негромкую речь и мягкую застенчивую улыбку.

А Владимиров, наоборот, пробуждал ассоциации с бедовыми крикунами, задирами и лихими кулачными бойцами, в уголках глаз которых лишь очень внимательный наблюдатель может обнаружить искринку душевности, доброты и сердечности в отношении ко всему окружающему.

Совершенно исключителен прыжок у Владимирова. Порой возникало ощущение, что он буквально повисает в воздухе. Без сомнения, молодой танщовщик технически ярко одарен.

Пожалуй, несколько более сложную исполнительскую задачу поставила сама перед собой и отлично разрешила Касаткина. От ее Бесноватой уже с первых движений веет угрозой, злом, смертью. Какая-то отрешенность, сомнамбуличность, буквально патологическое неприятие всего окружающего скрыто в этой фигуре. Очень выразительны у Касаткиной эпизоды выбора жертвы, шествия старцев, убийства Избранницы. Резкие жесты, угловатая пластика, точные, будто скульптурные позы создают характер, лишенный уже каких-либо иных эмоций, нежели страстная злоба, кликушествующая зависть и ненависть.

Трудно пришлось в этой постановке кордебалету. Сложные ритмические перестроения, прихотливый мелодический рисунок, наконец, во многом обновленная танцевальная лексика были очень далеки от привычного. И все же кордебалет отлично справился с этими трудностями. Думается, что секрет здесь столько же в высокой квалификации артистов Большого театра, сколько и в том качественном скачке, совершающемся, как мне кажется (под влиянием огромных количественных накоплений, подготовленных мастерами советского балета), в настоящее время в нашей хореографии.

_________

1 Том III, стр. 42. М., Музгиз, 1956.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет