Г. Головинский

Вторая симфония Щедрина захватывает своим мастерством. Удивительно интересно слушать это сочинение, особенно с партитурой в руках. Может показаться, что такой интерес вызван необычными звуковыми эффектами, изобретательностью оркестровки. Однако это не совсем так.

Нов и примечателен, на мой взгляд, самый тип тематизма, использованного композитором. Я не пытаюсь сейчас найти для него точную формулировку, но напрашиваются такие определения: лаконичный и в то же время рассредоточенный, распыленный между голосами, группами оркестра и т. д. Иногда два-три звука, краткий ритмический рисунок, мимолетный оркестровый подголосок, броский тембр приобретают на какое-то время тематическое значение. Конечно, способность «одухотворять» мельчайшую клеточку музыкальной ткани не является абсолютно невиданной в наше время. В этом отношении Щедрин наследует опыт лучших мастеров современности. И все же нечасто подобный тип тематизма применяется в крупной (пятичастной!) симфонии, посвященной большой гражданской тематике. Здесь вижу я новизну замысла сочинения Щедрина, здесь же, как мне кажется, кроются и его серьезные недостатки. Попробую обосновать свое впечатление.

Больше всего, пожалуй, мне понравилась вторая часть. В этом скерцозном «хитросплетении» струнных тема более обычного типа, может быть, действительно не нужна. Вообще ведь всякого рода «пятна», блики, звукоизобразительные моменты очень уместны, когда речь идет о скерцо. И, надо признать, Щедрин мастерски использует эти средства. Но вот в других частях гегемония «распыленного тематизма», не всегда смыслово-определенного, порой препятствует убедительному воплощению замысла. Так, интонации военной песни, мелькнувшие в первой части, именно из-за контраста с окружающим контекстом, из-за своей большей привычности для слуха были восприняты мною как нечто сатирическое. А автор, вероятно, стремился создать иное впечатление...

Несоответствие между детализированной изощренностью изложения и закономерностями крупной симфонической формы, требующей широкого дыхания, особенно сказывается в последних двух частях. Отсюда — явная растянутость, даже ощущение образно-эмоциональных повторов.

Вторая симфония Щедрина — серьезное, глубокое сочинение, требующее детального изучения. Мои же беглые впечатления отнюдь не претендуют на исчерпывающую оценку. И все же, если есть сомнения в том, все ли удалось автору, умолчать о них было бы неверным. Ведь талант Щедрина известен всем. Кроме того, думается, что трезвое отношение к сложной новой музыке куда целесообразней и плодотворней, чем безудержная апологетика.

Творчество молодых

А. Вянцкус

КАЗАХСКАЯ СЮИТА

Сочинения, о которых мы хотим рассказать здесь, весьма различны и по темам, и по жанрам, и по авторской манере. Но все они обращены к современности, к сегодняшнему дню — и в этом важная характерная черта, присущая не только творчеству четырех казахских композиторов, но и всей казахской музыкальной культуре последних лет.

Из наиболее активно работающих художников республики назовем прежде всего Газизу Жубанову. В последнее время появился ее Скрипичный концерт, кантата-приветствие «Здравствуй, русский брат!» к декаде русской литературы и искусства в Казахстане; недавно Жубанова завершила работу над партитурой балета «Легенда о белой птице». Три акта балета построены на разных сюжетах, связанных одной идеей стремления народа к счастью.

Интересна и значительна кантата Жубановой «Сказ о Мухтаре Ауэзове»¹. Композитор почтила память выдающегося писателя и общественного деятеля теплым, искренним и демократичным по языку и образности произведением. Кантата одночастна, но в ней отчетливо выделяются три раздела. Первый из них, открывающийся звучанием хора без сопровождения, — своего рода вступление. За спокойной, согретой душевным теплом мелодией хора появляется главная тема «Сказа» — столь же светлая и теплая, как первая; она выражает любовь народа к своему славному сыну.

В среднем разделе кантаты встает образ Ауэзова — страстного борца за мир и дружбу между народами. Автор использовал здесь алжирскую и японскую мелодии, построив на них два эпизода. Первый — на интонациях алжирской песни — носит лирический и вместе с тем несколько экзотический характер, что подчеркнуто приемами оркестровки и фактуры (двухоктавная дублировка флейты с фаготом и другие). Второй — маршеобразный, с японской песней в основе — по замыслу должен быть кульминацией всего произведения. Но из-за сравнительно скромных размеров этот эпизод производит впечатление некоторой случайности и слишком быстро «уходит», не успев закрепиться в сознании слушателя.

В третьем разделе кантаты возвращается прежнее просветленно-лирическое настроение. Это проникнутая сердечным чувством колыбельная. Здесь вновь появляется главная тема сочинения. После второй кульминации, менее сильной, чем главная, звучность постепенно спадает: отголоски колыбельной слышны у солистов, потом у хора, и все завершается общим diminuendo, — словно уносится в даль степей светлое воспоминание о человеке, «который рассказал о казахах всему миру».

«Сказ о Мухтаре Ауэзове» — произведение несомненно национальное по характеру интонационного материала и складу мышления; мелодические линии — мягкие, плавные, без резких скачков — вызывают представление о безграничных просторах казахских степей; ладогармонические средства преимущественно просты, скромны, но, за редкими исключениями, звучат свежо и непосредственно. Жанровое своеобразие кантаты-эпитафии проявляется в сочетании эпического начала с тонким лиризмом. Эпический характер подчеркивается отсутствием резких контрастов; все эмоции здесь как бы затянуты прозрачной дымкой светлого воспоминания. Общая

_________

¹ Для чтеца, сопрано, меццо-сопрано, баритона, смешанного хора и оркестра. Текст казахского поэта Хамида Ергалиева.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Г. Головинский

Творчество молодых

А. Вянцкус

КАЗАХСКАЯ СЮИТА

Содержание