Выпуск № 9 (322) | 1965 - страница 8

иногда мешает слушателю рельефно ощутить сквозную линию симфонической драматургии.

Снижают общее впечатление и фактурные повторения: унисонные «гуляния» quasi-серийных тем (часто в инструментовке медных и остинатном окружении) или стреттные принципы «накапливания» материала, или атональная «музыка разнонаправленных белых нот». Некоторая назойливость всех этих приемов особенно ощущается в финале; несмотря на резонную репризность цикла, он ведь нуждается обычно в какой-то «свежинке». А ее-то и нет...

Не во всех случаях представляются оправданными и эксперименты композитора в области оркестровки. Порой, например, необычайно высокая тесситура медных (захлебывающиеся валторны), как мне кажется, не дает особого художественного эффекта, хотя и ставит перед исполнителями огромные трудности.

И еще одно. За исключением немногих эпизодов (в первой, третьей и четвертой частях) национальный облик симфонии в общем-то нейтрален. Жаль... Родиона Щедрина мы высоко ценим и за истинно национальное мышление в искусстве. Однако не будем спешить с претензиями к композитору: право, не так легко найти синтез национального и современного, обрести народнопесенное в его новом качестве; как все в жизни, и оно ведь постоянно в движении! Возможно, что эти недостатки — просто неизбежные «издержки производства»...

Симфония Щедрина — несомненно интересное, талантливое произведение. Интересное своей жадностью к жизни, к драматическим коллизиям, к свежему звуковому колориту, подчас просто гипнотизирующему. А это уже много, особенно в пору, когда искусство неутомимо ищет новых выразительных средств! Разные пути, разные решения наблюдаем мы вокруг. Естественно, что нас интересуют те из них, которые определяются высшими целями — воплощением актуального жизненного содержания, передовых идей современности. Думается, что талантливейший Родион Щедрин не остановится на перепутье: при всех неизбежных просчетах искателя он не изменит избранному им пути — пути композитора-реалиста.

Ю. Левитин

О новом сочинении Р. Щедрина много говорят и спорят. Это свидетельствует о большом интересе, который оно вызывает. Так и должно быть, если сочинение ярко, талантливо.

Что меня привлекает в Симфонии? Мастерское владение средствами выразительности, необычный ракурс, казалось бы, обычной «военной» темы, очень яркий тематический материал, наконец, своеобразие авторского почерка, индивидуальный «щедринский» язык, который все явственнее проступает в каждой новой работе композитора.

Что меня не удовлетворяет в симфонии? Прежде всего многословие, то есть недостаточно убедительная конструкция формы, порой однообразие приемов (кстати, это присуще не только симфонии, но и некоторым другим произведениям Щедрина), чрезмерная, я бы сказал, забота о восприятии слушателя. Поясню последнюю мысль. Автор слишком много внимания уделяет занимательности изложения, боясь, по-видимому, что сама по себе музыка и ее естественное развитие не в силах увлечь аудиторию. Отсюда иногда внешние изобразительные приемы, не всегда оправданные контрасты. Наконец, самое главное. Во Второй симфонии, как, пожалуй, во всем творчестве Щедрина, необычайно красочны и убедительны жанровые и лирические образы. Но драматическое начало, подлинная трагедийность пока еще не нашли должного воплощения в музыке композитора.

Может показаться, что недостатки симфонии превалируют над ее достоинствами. Нет, это не так. Талант и мастерство Щедрина захватывают слушателя, подчиняют его авторской воле, заставляют с волнением следить за повествованием.

Мне вообще чрезвычайно дорого творчество этого композитора. Я с самого начала слежу за его развитием и именно поэтому, словно любимому ребенку, как говорится, ставлю «каждое лыко в строку». Знаю, что он на меня за это не будет в обиде...

Несколько слов о нашем восприятии музыки друг друга. Ни в какой степени не оспаривая возможности существования разных вкусов, разных точек зрения на одно и то же произведение, я не раз убеждался, что мы подходим к новым сочинениям своих коллег недостаточно широко и объективно.

Слушая произведения композиторов-классиков, скажем, совсем непохожих друг на друга Мусоргского и Верди или Брамса и Рахманинова и т. д., мы равно восхищаемся их столь разной музыкой и испытываем от нее громадное наслаждение. Когда же речь заходит о восприятии творчества наших современников, часто и следа не остается от этой вполне естественной широты. Часто увлечение одним композитором ведет за собой «неприятие» стиля другого автора, впрочем, не менее талантливого и не менее самобытного. Это объясняется, как мне ка-

жется, тем, что многие, оценивая новое сочинение, исходят из того, «как я сам пишу, что мне, моей индивидуальности ближе». Однако нельзя забывать, что в едином русле нашего реалистического искусства развиваются самые разные школы, самые разные индивидуальности. Можно ли себя так обеднять, поддерживая лишь музыку, похожую на свою собственную, провозглашая «ведущим» лишь какое-то одно стилистическое направление?

Возможно, я несколько утрирую, сгущаю краски — принимаю заранее подобные упреки, — но думаю, что в главном я прав.

Недавно мы были свидетелями рождения четырех значительных симфоний: Второй Р. Щедрина, Третьей А. Эшпая, Восьмой М. Вайнберга, Камерной симфонии К. Караева. Как непохожи они друг на друга, какими разными средствами пользуются их авторы, но, бесспорно, все они талантливы, ищут новые пути в нашем симфонизме, привлекают к себе внимание и симпатии широкой аудитории. И нам, музыкантам — композиторам и критикам, следует позаимствовать у рядовых слушателей их объективность и отзывчивость, их стремление открывать свои сердца ярким произведениям самых разных направлений, которыми так богата советская музыка.

К. Хачатурян

Родион Щедрин как-то сразу, еще совсем молодым, заставил прислушаться к своей музыке и заговорить о ней. Прежде всего в силу своего выдающегося таланта.

Вероятно, трудно охарактеризовать талант, указав на какое-либо одно его свойство. И все же я думаю, что обязательная особенность подлинного дарования — расширять наше представление о жанрах, формах и стиле искусства, а может быть, и о самих его границах. Если мы обратимся к истории, то вспомним, что в искусстве всегда чего-то было «нельзя». А потом приходил талантливый художник, и выяснялось, что можно! Оставались, развивались и обогащались традиции, но рушились установленные до того рамки, и зрители, читатели, слушатели оказывались в новом художественном мире, встречались с новыми героями, постигали новые средства выразительности. В этом-то ведь и заключается новаторство. Примеров тому так много, что вряд ли стоит выделять один или два.

Я убежден, что Щедрин является новатором по своему существу. Новатором, неизменно ставящим перед собой серьезные, сложные творческие задачи и целеустремленно решающим их (всегда ли убедительно — другой вопрос). Причем экспериментирует он в разных областях, но примечательно, что главное направление его поисков всегда связано с обновлением интонационной ткани музыки. Так было несколько лет назад, когда молодой музыкант решительно ввел в сферу серьезной музыки обаятельную русскую частушку. Так происходит и теперь, когда композитор с не меньшей решительностью осваивает принципы «свободной тематической композиции». В связи с этим мне представляются весьма значительными фортепианные пьесы Щедрина («Basso ostinato», Соната, цикл прелюдий и фуг) и особенно его Вторая симфония. В названных сочинениях, как и в музыке некоторых других авторов, например Камерной симфонии Караева, привлекает свежесть технических средств в сочетании с образной выразительностью. Как различны по характеру фуги, сколько в них живой творческой выдумки при самом строгом следовании полифоническим нормам!

Поражает богатство образного мира симфонии. Лично меня безраздельно захватывает эта музыка — то сумрачно-драматическая, то ярко изобразительная, то неуемно-скерцозная. Мне кажется, симфония наглядно продемонстрировала жизненность различнейших технических примеров (в том числе и, так сказать, «недозволенных»), когда они одухотворены большой идеей, актуальным содержанием. В этом мне видится настолько важное, принципиальное значение симфонии Щедрина, что как-то не хочется специально говорить о ее недостатках, хотя они, вероятно, есть.

Мне по душе «пороховая динамика» этого сочинения, его неостывающий пульс, фантастическая изобретательность ткани, острота контрастов, фейерверк оркестровых находок. Несмотря на длительную протяженность, я не чувствую здесь никакой тяжеловесности или замедленности действия. Ибо самый принцип тематического развития в симфонии подразумевает быструю смену лаконичных интонационных комплексов. Однако это не препятствует, на мой взгляд, широте симфонического дыхания. Автор не отказывается ни от вариантности, ни от репризности, благодаря чему создаются прочные внутренние структурно-логические связи. Воспринимаю новое сочинение Родиона Щедрина как эпопею о войне и мире в нашей современности...

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Ю. Левитин

К. Хачатурян

Содержание