Выпуск № 7 (320) | 1965 - страница 57

Дирижирует Джордж Сэлд

Джон Браунинг

ского! Их на редкость изящная манера игры несомненно (помимо высокой квалификации музыкантов и качества инструментов) связана с так называемой «французской» школой в отношении способа держать смычок (из девяти контрабасистов лишь один держит смычок «по-немецки»). Что касается медных инструментов, то, как положено во всех хороших оркестрах, они не форсируют звук, не «трещат». Надо отметить гармоничное слияние медной группы со всем остальным оркестром. Ведь чаще всего тембр медных в tutti прослушивается как-то отдельно, даже в тех случаях, когда они играют легко и никого не заглушают. Деревянные духовые не уступают в своем качестве другим группам оркестра.

И все же главное в Кливлендском оркестре — это доведенное до высокого совершенства артистическое содружество оркестра с дирижером. Если допустить (весьма условное, конечно!) разделение на дирижеров-«диктаторов», которые по существу силами артистов оркестра исполняют концертную программу как бы сами, единолично, и на дирижеров, которые, воодушевляя и вдохновляя оркестр, увлекают его за собою в совместный творческий процесс интерпретации, то Сэлл безусловно принадлежит именно ко второму типу дирижеров, так же как Б. Вальтер, Э. Клейбер.

Чех по происхождению, Сэлл родился в Венгрии в 1897 году. Музыкальное образование получил в Вене. Р. Штраус пригласил 17-летнего юношу своим ассистентом в Берлинскую государственную оперу. Через два года по рекомендации Р. Штрауса Сэлл сменил О. Клемперера на посту главного дирижера Страсбургского оперного театра. В период с 1921 по 1941 год возглавлял оперные театры Дармштадта, Дюссельдорфа, Берлина, Праги. Затем дирижировал в нью-йоркской «Метрополитен-опера». Сэлл счастливо соединяет в себе заботливого воспитателя и высокоталантливого артиста, чье искусство выросло на самых высоких образцах и сформировалось в лучших традициях венской дирижерской школы. Огромный опыт позволяет ему во время концерта то как бы «выключать мотор», предоставляя оркестру свободно парить в музыкальном океане, то снова твердой рукой вести его к кульминации или к какому-либо изменению эмоциональной, колористической или ритмической сферы.

Органически чужда Сэллу механическая метроритмичность темпа. Музыка развивается и течет у него трепетно, гибко, как человеческая речь. Его rubato, темповые отклонения всегда были безупречными по вкусу и искренности. За пультом Сэлл очень скромен. О том, чтобы как-то «подавать» себя, и речи нет: он полностью предан музыке и ее автору.

А музыке живется у него удивительно просторно в каждом такте. Никакой сумятицы, никакой спешки даже в самом быстром темпе. Все звучит ясно и отчетливо, и оттого выразительно, без излишнего и ненужного подчеркивания отдельных звуков.

В первом концерте Сэлл взволновал аудиторию необычайно воодушевленным и пластичным исполнением до-мажорной Симфонии Шуберта. После такой интерпретации хочется сказать, что миф о «божественных длиннотах» этой гениальной партитуры сочинили те, кто не умел прочесть ее с таким вдохновением, как Сэлл. «Сквозное действие» развивалось с неудержимой силой на протяжении всей симфонии и к финалу достигло предельного напряжения и мощи. Могуче и просто прозвучала «Героическая» Бетховена: Сэлл ощущает ее как произведение столь же романтическое, сколь и классическое. Мягко, доверительно была сыграна чудесная Четвертая симфония Шумана, особенно финал с трепетными rubato во второй теме. И в той же программе Сэлл замечательно воплотил богатырский

склад, мужественную, эпическую красоту Пятой симфонии Прокофьева. В увертюре к «Нюрнбергским мейстерзингерам» Вагнера Сэллу удалось выявить лирическую сторону музыки, обычно остающуюся в тени. Сравнительно меньшее впечатление произвела интерпретация «Картинок с выставки» Мусоргского-Равеля, несмотря на отшлифованность и мастерство исполнения.

В программах кливлендцев широко была представлена американская музыка. Это произведения вполне современные по мышлению и языку, но далекие от крайностей авангардизма. Прежде всего назовем фортепианные концерты Барбера и Гершвина, знакомые и полюбившиеся нашим слушателям. Блистательным исполнением сольной партии этих концертов завоевал сердца москвичей молодой талантливый пианист Джон Браунинг. Третья симфония П. Мэннина — сочинение добротное, написанное очень масштабно. Любопытно заметить в нем неожиданные следы влияния симфонизма Мясковского — в отношении структуры, приемов развития и т. д. Поэтичны картины американской природы в изящно инструментованных сюитах из балетов «Аппалачская весна» А. Копленда и «Счастливый лицемер» Г. Элуэлла. Своеобразный реквием — небольшая пьеса У. Г. Стилла «Памяти погибших за демократию», написанная и впервые исполненная в США еще до окончания второй мировой войны.

Выступал и второй дирижер Кливлендского оркестра — молодой музыкант Луис Лейн. Он темпераментно провел сюиты из балета Стравинского «Жар-Птица» и оперы Гершвина «Порги и Бесс», а также отлично аккомпанировал Браунингу в Фортепианном концерте того же автора. До-минорный концерт Моцарта сыграл американский пианист Грэнт Иоханнесен.

Концерты Кливлендского оркестра прошли с большим успехом.

Г. Юдин

Ожидания не оправдались

Выступлению Юджина Истомина предшествовала громкая слава. Мы знали об успешных выступлениях этого американского пианиста на фестивале Казальса в Праде в 1950 году, известно было, что Истомин занимался под руководством такого крупного мастера, как Р. Серкин. Тем большим оказалось разочарование...

Формально точная, безупречная в отношении технического выполнения и — на редкость прозаичная, выхолощенная игра. Вновь поверена алгеброй гармония, а живое творческое волеизъявление в процессе интерпретации подменено «пластиночным совершенством».

Можно допустить, что музыкальная культура Истомина высока: быть может, значительностью и содержательностью отличается его искусство ансамблиста. Однако как солист он не проявил себя интересной индивидуальностью, его исполнение лишено поэтической образности. Не удовлетворил ограниченный диапазон звучания, в особенности forte. Топорная прямолинейность звуковой атаки изгоняет тембровую выразительность фортепианного звука. Шубертовские экспромты, Первое скерцо Шопена в передаче Истомина звучали как... клавираусцуг.

Правда, в исполнении Сонаты соч. 53 Бетховена привлекли хорошее ритмическое ощущение главной партии, динамично задуманная разработка, широкое дыхание интродукции, интонирование темы рондо... Но можно ли ограничивать бетховенскую мысль лишь импозантной схемой либо метрической размеренностью, минуя в большинстве случаев контрасты динамики, забывая о гибкости темпа, о том, что Бюлов называл текучестью темпоритма... В итоге, несмотря на кажущуюся толковость трактовки, — ненаполненность, ощущение скуки.

Лучшее впечатление оставила Соната Стравинского: манера игры Истомина «белым и черным» оказалась здесь наиболее органичной. И тем не менее, повторяем, разочарование слушателей было очень велико.

К. Аджемов

Письма из городов

ГОРЬКИЙ

Одним из разделов концертной деятельности Горьковской консерватории является камерный цикл «Музыка XX века», пользующийся большим успехом у многочисленных слушателей. В прошлом году один концерт был посвящен С. Прокофьеву, два — Д. Шостаковичу (последние вошли в программу второго фестиваля «Современная музыка»), два — французским авторам. В нынешнем году состоялся концерт из произведений Кабалевского (к 60-летию композитора), в других программах исполнялась французская, латиноамериканская музыка. Горьковчане услышали также сочинения композиторской молодежи Закавказья, познакомились с творчеством Бартока и Мартину, Орфа и Хиндемита, композиторов ГДР Ф. Лозе и Г. Трекслера. Многое из исполненного прозвучало впервые не только в Горьком, но и вообще в нашей стране; все программы сопровождаются пояснениями. Среди участников цикла — пианисты А. Бендицкий, З. Малинина, Н. Лузум, Б. Маранц, А. Климакова, Г. Домбаев, Г. Хаймовский, И. Кац; вокалисты — Е. Крестинский, Н. Чередникова; виолончелисты — А. Броун и Г. Гаврилов; скрипачи — Г. Васильев, Ю. Западинская и другие преподаватели консерватории, принадлежащие к разным поколениям, отличающиеся по творческим индивидуальностям, манере интерпретации. Это не помешало стройности и цельности концертов: исполнителей объединял энтузиазм и сознание приносимой пользы. Особую активность проявили Хаймовский и Кац. Они выступали не только как пианисты: первый из них был «душой» всего дела, второй перевел с французского и испанского большинство текстов в вокальных произведениях.

Цикл концертов «Музыка XX века» очень разнообразен: разные национальные культуры, различные творческие школы, обилие жанров в пределах камерной музыки, множество композиторских имен.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка