Выпуск № 7 (320) | 1965 - страница 27

наиболее воздействуют в его интерпретации сцены, где столкновение противоборствующих сил достигает высочайшей драматической кульминации. Дирижер проводит их с такой страстью и увлечением, так захватывающе, что они приобретают значение основных эмоциональных центров спектакля. Такова, например, сцена состязания певцов во втором действии «Тангейзера» с ее молниеносными переменами настроений. Или ночная сцена во дворе в четвертой картине «Катерины Измайловой», которая вносит психологический перелом в развитие всей оперы.

Исполнение Тонса подкупает строгой чистотой и сдержанностью. Дирижер избегает внешних эффектов, ему чужды сентиментальность, преувеличенная экспрессия, «открытая» эмоциональность. Лирика Тонса близка лирике Прокофьева. Поэтому так убедительны у него лирические сцены из «Войны и мира». С большим чувством меры и вкуса проводит дирижер гротесковую сцену в полицейском участке из «Катерины Измайловой».

Другая, не менее важная особенность таланта Тонса заключается в том, что любая опера приобретает в его трактовке предельно четкие и ясные контуры, почти архитектурную соразмерность пропорций. Как часто дирижеры увлекаются соблазнительными для исполнителя деталями партитуры, разрушая при этом цельность драматургии! Тонсу чужда расплывчатость исполнения. Он будто заключает оперное произведение в «облегающую» одежду, строго очерчивая стройность ее линий. И здесь особенно уместно стремление Тонса к подвижным темпам, которые сохраняют четкость развития и в то же время вносят в звучание спектакля динамизм, сообщают ему живую пульсацию, активную энергию чувств.

Воплощение замыслов требует от дирижера не только большой работы в процессе подготовки, но и огромного творческого напряжения во время спектакля. От первой до последней ноты своим отчетливым, мужественным и вместе с тем изящным жестом Тонс ведет спектакль уверенно, интенсивно, ни на мгновение не теряя нити всего произведения и линии каждого образа. Он держит под неослабным контролем все, что происходит на сцене и в оркестре. Вместе с каждым певцом он следует через все оттенки эмоционального развития вокального и сценического образа. Выразительным и точным жестом он призывает артиста то к более мягкому исполнению, то к более драматичному звучанию. Это относится и к оркестру: все время требуя эмоционального, технически безукоризненного и красивого звучания, дирижер, однако, никогда не забывает, что главная фигура в оперном спектакле — певец.

Очень важное свойство Тонса как оперного дирижера — это одаренность от природы тонким вокальным слухом. Недостаток голосовых данных не помешал Тонсу в молодости заниматься пением, штудировать книги по вокальному искусству. Поэтому, слушая певца, он почти всегда может безошибочно указать причину технических недостатков, посоветовать, как их устранить. Работая с певцами, он не только обсуждает с ними характер образа, музыкально-смысловое содержание партий, добиваясь безукоризненного «произнесения» каждой фразы, но и старается найти наиболее выразительные и соответствующие логике образа интонации и краски. При этом он внимательно следит за качеством звука, за тем, чтобы артист «не сошел с дыхания», ощущал головные и грудные резонаторы, пел легко, без «зажима» и т. д. Певцы считают, что Тонс мог бы быть отличным педагогом по вокалу. Да по существу так оно и есть.

Во время спектакля дирижер как будто поет вместе с солистом, почти физически ощущая его вокальное звучание. И почувствовав, что певец, например, «потерял» дыхание или позицию резонатора, он жестом привлечет его внимание. Если солист находится в хорошей вокальной форме, он дает ему петь свободно, чутко следует за ним.

Свои замечания, касающиеся каждого солиста (и не только солиста), он высказывает очень точно сразу же после спектакля. Благодаря этому постановка не блекнет, а с каждым разом совершенствуется, проходит четко, с подъемом, с огоньком, на таком же уровне, как на премьере.

С оркестром у Тонса полное взаимопонимание. На его репетициях неизменно царит спокойная, деловая атмосфера, он всегда уравновешен и тактичен. Он не остановит оркестр из-за случайной ошибки, не станет повторять лишний раз то, что уже однажды получилось. Его замечания всегда лаконичны и конкретны. А когда в коллективе чувствуется усталость, на помощь приходит живое чувство юмора. Остроумная шутка — и как будто появляются новые силы.

Прекрасно ориентируясь в сложной ткани партитуры, Тонс на репетициях, словно опытный врач (по выражению И Маркевича), умеет ставить точный диагноз. Например, если какой-то эпизод звучит плохо, дирижер безошибочно укажет, почему: второй кларнет отстает, туба и литавры вступают рано, третья валторна играет слишком тихо, а второй фагот — громко и т. д.

Показательна в этом смысле была его работа с оркестром Латвийского радио и телевидения

над симфонической поэмой Р. Штрауса «Тиль Уленшпигель», партитура которой изобилует техническими трудностями. Это произведение было и раньше в репертуаре коллектива и нередко исполнялось. К сожалению, всегда оно звучало тяжеловато, ибо многое было технически недоработано. Это были подводные камни, вокруг которых то тут, то там «завихрялось» течение музыки. Тонс быстро устранил причину неполадок в трудных местах — кто спешит, кто затягивает, кто играет слишком громко, а кого не слышно... и музыка потекла легко и весело. Зазвучал новый «Тиль» — задорный, неукротимо дерзкий, лукавый.

Два года тому назад Тонс возглавил симфонический оркестр Латвийского радио и телевидения. За недолгий срок установилась крепкая творческая дисциплина. Выравнялся ансамбль, улучшилось качество звучания, тоньше и отчетливее стали выступать детали исполнения. Оценив первые достижения и уяснив себе возможности коллектива, Тонс поставил перед ним смелую и трудную задачу — подготовиться (в свободное от концертной работы время) к гастролям в Ленинграде. И эти концерты прошли очень успешно.

С первых же дней работы Тонс стал продуманно выбирать репертуар, который помог бы устранить свойственные оркестру недостатки. Особое внимание было уделено Ваху, Генделю, Моцарту, Бетховену. Исполнялись Дебюсси, Респиги, Р. Штраус, многие сочинения латышских советских композиторов: Я. Иванова, М. Зариня, Р. Гринблата, Г. Рамана и других. И в этой сфере трактовка Тонса отличается своеобразием и продуманностью замысла, обаянием и свежестью. Обращаясь к старинной музыке, дирижер не относится к ней как к музейному экспонату. Он не следует веками сложившимся исполнительским традициям, но всегда стремится раскрыть музыкальные образы по-новому, выявляя в произведении то, что наиболее созвучно нашей эпохе. Большой творческий успех Тонса — исполнение оратории «Мессия» Генделя. Дирижер ярко подчеркнул динамические и темповые контрасты между номерами, усилил светотени, талантливо воссоздал величественное и в то же время наполненное живыми эмоциями сочинение. В начальном разделе увертюры (Grave) сразу же захватывает значительность, монументальность трактовки. Струнные звучат гордо, патетически благодаря отличным штрихам, предложенным дирижером: плотный, «прилипающий» к струне «бесконечный» смычок и интенсивнейшее, непрерывное вибрато. И сразу же второй раздел — фуга (Allegro moderato), энергичная напористая... Тонко отделаны хоры, то мощные, грандиозные, то с легким piano виртуозных колоратур.

Бетховена Тонс исполняет темпераментно, страстно и в то же время строго сохраняя всю стройность классической формы. Так, первая часть Пятой симфонии приобретает у него особую цельность (он не подчеркивает контраст между главной и побочной партиями). Возникает вдохновенный образ борьбы. Уже в первых могучих унисонах слышится скорее мужественный призыв, чем драматичное предостережение «судьбы».

Сочно и полнокровно, с каким-то особенным блеском и изяществом звучит у Тонса музыка

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание