дение же поручено одним ударным инструментам, характерные ритмы которых определяют специфический колорит произведения. Впрочем, автор добивается его и в хоровых партиях своеобразно интонированными темами-зовами, приемами речитации, экзотическими кварто-квинтовыми параллелизмами и резкими тесситурными контрастами.

Интересно построен финал оратории. Здесь противопоставлены две силы. В хоралоподобном песнопении (протяженные ноты в духе негритянских «спиричуэле») оплакивается смерть Лумумбы и звучит призыв к покорности. На этом фоне закипают энергичные, резко индивидуализированные ритмы африканского танца, которые, перекрывая хорал, разрастаются в мощный гимн свободе, утверждающий веру в конечную победу народа.

Как видим, оба новых произведения Зариня — и «Опера бедняков», и «Махагони», ожидающие своего сценического воплощения в сезоне 1965/66 года, посвящены актуальнейшим темам современности, на которые композитор откликается с подлинно публицистической страстностью И разве не свидетельствует это о дальнейшем расширении его художественных горизонтов?

*

Разумеется, предложенный здесь читателю обзор богатого и разнообразного творчества Зариня весьма лаконичен, кое-что обрисовано бегло и в самых общих чертах. Но и такой обзор позволяет сделать некоторые, выводы. Тяготение к вокальным жанрам, к точному образному воплощению слова или сценической ситуации — следствие четкости и конкретности его музыкального мышления, обдуманности идейного замысла. Музыка Зариня, далекая от самодовлеющей игры звуков или абстрактного конструирования, всегда связана с реальной действительностью. Этому не противоречит, как мы видели, ни обращение к темам прошлого, ни обращение к сюжетам из жизни других народов. Ибо комплекс его мироощущения, как и у каждого советского человека, вбирает в себя и прошлое, и настоящее, и будущее — исторически закономерные звенья единого процесса развития. Естественно, художник имеет право на свое осмысление всех этих звеньев, чем обогащается и наше «коллективное» познание жизни. Убежденная вера Зариня в высокую познавательную миссию искусства, особенно синтетического, воедино сплавляющего звук и слово, сродни творческому «кредо», например, Г. Свиридова. Не случайно обоим им присуща и ораторская броскость, театрализованная плакатность в сочинениях ораториально-кантатного жанра, и некоторые другие характерные черты музыки нового времени, ищущей опору в непосредственной связи с массами (это, впрочем, нисколько не исключает иной стилистики в иных жанрах).

Под стать этим особенностям содержания и музыкальный язык Зариня. Напевность мелодики он сохраняет при всех ее жанровых модификациях. Мелодика в целом диатонична, нередко в ней ясно проступают черты латышской народной песенности как распевного, так и речитативно-декламационного склада. В прихотливой, подчас синкопированной ритмике также легко обнаружить народнотанцевальную или игровую первооснову. Диатонично и гармоническое письмо, которому, однако, излюбленные композитором диссонирующие «орнаменты» и элементы полифункциональности, обусловленные линеарностью голосоведения, придают оригинальную, своеобразную остроту. В формообразовании заметно преобладание экспозиционных структур над разработанными: композитор мыслит главным образом крупными, целостными построениями, при которых дробление, вычленение, «растворение» тематических зерен применяется сравнительно редко. Метод развития по преимуществу вариационный или же монтажный, когда сопоставляются, «нанизываются» отдельные завершенные эпизоды (прием, типичный для многих современных авторов). Экономное «расходование» материала, изящество оркестровки способствуют прозрачности фактуры, что в сочетании с мелодической рельефностью придает искусству Зариня в целом светлую, солнечную окраску. Да, оно чуждо всякой рефлексии и унылого психологизирования. Музыка композитора неизменно бодрит, украшает жизнь, укрепляет веру в торжество добрых начал человеческого духа.

Наверно, это побуждает исследователей подчеркивать целенаправленность творческих усилий латышского мастера в создании положительного образа современника. Эту задачу композитор решает как непосредственно, воспевая мужественные черты характера человека нашего времени (вспомним многочисленные портреты энтузиастов труда, строителей новой жизни, героев освободительной борьбы, борьбы за мир), так и — употребим ходовое выражение — «от обратного», сатирически разоблачая и осуждая отрицательные стороны действительности. Воспевание красоты передовых идеалов эпохи, подлинный интернационализм творческих помыслов, благородство эстетического вкуса, тщательная отграненность мастерства — вот что прежде всего определяет облик выдающегося латышского музыканта, большого советского художника Маргера Зариня.

А. Клотынь

ВОСПИТАННЫЕ СОВРЕМЕННОСТЬЮ

Когда двадцать пять лет назад Латвия стала на путь социализма, наряду с перестройкой социально-экономической жизни народа началась и борьба за новую культуру. Надо сказать, что наша музыка была неплохо вооружена для выполнения этой трудной задачи. Не говоря уже о значении патриархов, «перебросивших мост» от национальной классики к искусству современности, — Эмиле Мелнгайлисе (1874–1954), Язепе Медыне (1877–1947), Альфреде Калныне (1879–1951), — Латвийская консерватория воспитала ряд талантливых композиторов, настоящих профессионалов. Большинство из них приняло активное участие в развитии латышской советской музыки и продолжает успешно трудиться по сей день. Янис Иванов, Адольф Скултэ, Маргер Заринь, Арвид Жилинский, Ян Кепитис, Люция Гарута — вот признанные мастера, роль которых невозможно переоценить.

Однако составить более или менее целостное представление о нашей музыкальной культуре сегодня немыслимо, не зная композиторов, являющихся в известном смысле сверстниками республики. Они выросли, получили образование и начали творческий путь в условиях советской Латвии. Всех их продолжают именовать молодыми, хотя по отношению ко многим данный эпитет определяет отнюдь уже не возрастное понятие, но нечто другое. А именно — в музыке этих авторов наиболее непосредственно и трепетно отражается то новое, что внесла и ежедневно вносит наша легендарная эпоха в многообразную жизнь народа.

Вместе со старшими коллегами молодое поколение композиторов неустанно расширяет идейно-образную сферу музыкального искусства. И больше всего радует то, что оно смело берется ныне за решение таких тем, которые выходят далеко за рамки национальных явлений. Это — масштабный показ образа советского человека-созидателя, вдохновенно строящего новый мир, — будь то в таежном сибирском краю или на берегах родной Даугавы. Это — воспевание героических сил современности, поднявшихся на борьбу против поджигателей войны, против фашизма и колониализма. Это — чуткое вслушивание в поэзию братских советских народов и прогрессивных зарубежных художников, столь плодотворное, в частности, для развития вокальной музыки.

В результате происходит естественный процесс создания новых жанров, обновления уже сложившихся. Так, интересными стилистическими находками обогатилась область обработок народных песен; сформировался особый вид гражданско-публицистической сольной песни: вместо доминирующей прежде лиро-эпической образности в кантатах и ораториях все чаще слышится непосредственное воздействие современности, с ее энергично-поступательным характером, динамичными ритмами; наконец, много свежего появилось и в эстрадном жанре.

Творческий подъем особенно явственно обозначился в 1962 году, когда в атмосфере гражданской активности, вызванной решениями XXII съезда КПСС, проходил Пятый съезд композиторов Латвии. Он ознаменовался многими произведениями на актуальную тематику. Вскоре, вслед за этим, в известной степени количественным переломом последовал и качественный.

Я не ставлю перед собой задачи исчерпывающе обрисовать пути и перспективы латышской музыки. Попытаюсь только познакомить читателя с некоторыми наиболее интересными фигурами молодых авторов; творчество их, как мне кажется, давно уже заслуживает этого. Об одних доведется сказать сравнительно бегло. Это, например, Эдмунд Голдштейн — автор нескольких инструментальных концертов, симфонии, а также хоровых песен и эстрадных миниатюр. Или Ольгерт Гравитис, чья музыковедческая деятельность все теснее «сливается» с композиторскими опытами. Помимо нескольких кантат, множества хоровых и сольных песен, он написал оперу «Аудрини». Привлекает внимание музыкальной общественности и количественно продуктивная работа Артура Гринупа в области симфонической музыки. Однако творческая индивидуальность этих разных по даровитости и «жанровым склонностям» авторов полностью еще не выявилась.

Следует упомянуть об активно работающих Пауле Дамбисе и Ромуальде Ермаке, которые ступили на самостоятельный творческий путь лишь несколько лет тому назад...

На других фигурах хотелось бы остановиться подробней.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

А. Клотынь

ВОСПИТАННЫЕ СОВРЕМЕННОСТЬЮ

Содержание