в какой-то мере нарушает «правду» рассказа отважного фантазера.

Остаются в памяти и другие роли — камергер Эбеластин (В. Розов), австрийские генералы Круцификс и Дуфла (Н. Коршунов и Л. Елисеев). Каждый из них по-своему выразителен и характерен, а такие эпизоды, как «песенка отчаяния» попавшего впросак камергера (второй акт) или изложение Круцификсом плана сражения, предусматривающего военные операции вплоть до «конца света», разыграны с подлинным увлечением.

*

Сказка кончается, как и положено народной сказке, веселой свадьбой, торжеством верной любви, правды и добра. А затем — летние сумерки над притихшим Надьабонем, снова сидит старый, сгорбленный Янош, с потухшей трубкой, и тоже притихшие слушатели вокруг, каждый еще под впечатлением удивительной, почти неправдоподобной истории, случившейся в давние годы с их односельчанином. Эрже могла бы подтвердить, что все рассказанное Хари Яношем — чистая правда. Но давно уже нет верной Эрже. Плохо человеку одному оставаться на свете, грустно заключает Хари Янош свою повесть.

Правомерен ли такой элегический финал в комической опере?¹

Безусловно правомерен. Этот контраст сценически необходим, чтобы отделить сказку от реальности, перенести происходящее «из сослагательного в изъявительное наклонение». Он оправдан и психологически — как естественная пауза, минута молчания после только что прочитанной книги, пережитых событий. И сама музыка Кодая подсказывает именно такое решение: стихает свадебное веселье, снимается звучность в оркестре — долго замирают протянутые аккорды pianissimo, словно прошла по улице вечернего села толпа гуляющих, с музыкой, пением, и голоса их постепенно растаяли вдали...

Элегический характер финала нискольно не снижает светлого, жизнеутверждающего тонуса всего спектакля. Яркий, солнечный мир фантазии надьабоньского поэта надолго остается в памяти. И разве этого не достаточно, чтобы полюбить Хари Яноша, как его любит вся Венгрия?

*

Минск

Режиссер? Дирижер?

О. Соболевская, О. Степанов

В 1963 году после многолетнего перерыва в списке театральных премьер появилась трилогия Танеева «Орестея». Рядом с «Орестеей» на афишах значилась опера Верди «Отелло». Афиши эти принадлежали Минскому театру оперы и балета.

Большие человеческие судьбы, острые драматургические конфликты, философские обобщения... Включив в план своих работ монументальные творения Танеева и Верди, коллектив верно почувствовал интересы современных зрителей.

Как же справились минчане с этими сложными и ответственными задачами?

...С интересом ждали мы «Отелло». Неужели опять «бешеная ревность» и «небесная» Дездемона? К сожалению, да. Постановка «Отелло» не принесла верного и глубокого раскрытия музыки Верди.

Главная мысль композитора та же, что и у Шекспира, — чистая вера Отелло в человека, страдания от ее утраты и счастье от вновь обретенной веры. Мысль эта в спектакле минчан осталась нераскрытой. А ведь Верди сам как бы подсказал путь сценического решения оперы — в момент смерти Отелло в оркестре возникает тема любви, счастья, веры. Но режиссер спектакля, Д. Смолич, не «услышал» этого гениального штриха в музыке «Отелло». Постановщик пошел по линии банальнейшего прочтения трагедии, подчеркнув прежде всего чувственную

_________

¹ Это не риторический вопрос. Автор рецензии на постановку «Хари Яноша» в театре «Ванемуйне», например, считает, что аналогично решенные пролог и эпилог в корчме выглядят «темными», «некомедийными», выпадающими из общего тона спектакля («Советская музыка», 1964 г., № 1, стр. 56–59).

ревность, внешнюю красивость эффектных картинных поз и жестов.

Во власти режиссерского видения трагедии оказался и художник А. Дулевский. Его декорации ни в какой мере не отвечают искренности и глубочайшей чистоте музыки Верди. Сурово, горячо и страстно рассказывает музыка о судьбах шекспировских героев, а зрителю все время предлагают смотреть на «мраморные» баллюстрады, лестницы, вазоны с пыльными агавами... Зачем было привносить всю эту слащавую тривиальность в трагедию?

Но обратимся к конкретным примерам.

Начало первого действия. «Буря». Несущиеся по небу облака, огромный треножник, пылающий огнем, темные фигуры в глубине сцены, мелькающие фонари-сигналы помощи терпящим бедствие на море... — если такое сценическое прочтение и не оригинально, то все же сливается с грандиозностью музыки, вместе с ней будит тревожные предчувствия.

Но зачем артисты хора (e-moll’ный хор — «Победа... победа»), растянувшись шеренгами по всей авансцене, занимаются «упражнениями» с фонарями?

Движения эффектны, чеканно-ритмичны: вверх правая рука с фонарем и вниз под плащ, вверх — вниз, но найти логическую необходимость, за-

Отелло — З. Бабий

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

*

Минск

Режиссер? Дирижер?

О. Соболевская, О. Степанов

Отелло — З. Бабий

Содержание