Выпуск № 5 | 1964 (306)

КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

М. Якубов

Пути к слушателю

Современность, современность и еще раз современность — это слово стало боевым девизом советского искусства. Жизнь народа во всем ес величии и многообразии все настойчивее утверждается в художественном творчестве. И главное здесь даже не в том, что она подсказывает темы, идеи, образы, — большое искусство всегда несло людям свет великих прогрессивных идей времени. Главное в том, что никогда еще художники не стремились к этому столь сознательно, никогда еще задачи собственно творческие не были столь непосредственно подчинены общественным потребностям, столь прямо поставлены на службу общенародным задачам.

Однако приблизить искусство к жизни — значит не только верно отобразить действительность. Нужно еще, чтобы искусство вошло в быт людей, стало неотъемлемой частью их духовной культуры. Только решив обе эти взаимосвязанные проблемы, искусство сможет выполнить благодарнейшую и ответственнейшую задачу воспитания нового человека...

В данной статье речь пойдет о произведениях «малых» и «средних» симфонических форм. Всевозможные оркестровые программные миниатюры, полуэстрадные сюиты, увертюры, рапсодии, наконец, концерт, поэма и «маленькая симфония» (симфониетта) являются, как известно, чем-то вроде промежуточного звена, своего рода «мостом» между симфонией и менее сложными, более «массовыми» жанрами. (Не случайно таким именно путем развивается обычно искусство молодых национальных культур). Поэтому особое значение приобретает здесь контакт с аудиторией.

Как добиться, чтобы музыку поняли, чтобы воплощенная в звуки мысль была воспринята широкими слушательскими кругами? Вот вопрос, всегда волновавший советских композиторов. Одно из средств, к которому охотно прибегают наши мастера, давнее и испытанное, — программность во всех ее разновидностях.

Интересный материал для размышлений на эту тему представляют в частности, отдельные новые

сочинения московских композиторов, в том числе и те, что прозвучали на зимнем смотре. Поделюсь некоторыми соображениями о них. Но прежде напомню, что программа, каковы бы ни были ее литературные достоинства, сама по себе не обеспечивает еще музыкальному произведению успех, не упрощает творческих задач. Скорее наоборот: облегчая слушателю восприятие музыки, программность усложняет работу композитора, ставя перед ним, например, требования естественного слияния логики музыкального развития с логикой программных образов, особой конкретности звукописи, подчас яркой изобразительности и т. п. Может быть, оттого здесь чаще приходится встречаться с промахами, чем с большими удачами.

Как необычный по жанру программный цикл задумана симфоническая повесть Н. Богословского «Василий Теркин». Каждую из девяти ее частей предваряет стихотворный эпиграф, который, по мысли автора, «как бы "нацеливает" слушателей на наиболее точное сюжетное восприятие музыкального номера». Впрочем, на такое восприятие наталкивает и сама музыка, например, в третьей части («Гармонь»), Здесь уж не забыта ни одна деталь текста: начинают часть гаммообразные ходы баяна («для начала, для порядку, кинул пальцы сверху вниз»), за которыми следует лирический напев («грустный памятный мотив»), переходящий в «русский» танец весьма шаблонного характера, каких насочинено уже довольно много («плясуны на пару пара с места кинулися вдруг»), а пляска в свою очередь обрывается фанфарными трубными сигналами («из конца в конец колонны: "По машинам!" — донеслось»).

В принципе такая звуковая описательность при хорошем художественном чутье и чувстве меры не противопоказана музыке, хотя и не является ее основным специфическим выразительным свойством1. Однако в повести Богословского чрезмерно прямолинейное понимание программности привело к попытке буквально пересказать музыкой сюжетную основу почти вне эмоционального переживания композитором данной темы. Стремление к максимальному соответствию поэтическим образам, так же как и желание писать «простым доходчивым языком», несомненно заслуживали бы одобрение, если бы не обернулись на деле пассивной маловыразитель ной иллюстративностью, бедностью тематизма, который явно уступает в яркости лучшим песням того же автора.

Образы лишены необходимой рельефности и свежести, музыка нередко сбивается на много раз слышанные, шаблонные интонации: таков и танцевальный эпизод в упомянутой «Гармони», и «бодрый» строевой марш в последней части, малоинтересна и лейттема сочинения.

«Симфоническая повесть» не свободна и от просчетов композиционного характера — девятичастный цикл чрезмерно растянут, в нем нет общей кульминации.

Иного типа программностью отмечены «Озорные частушки» Р. Щедрина, хотя никакой программы в буквальном смысле слова автор и не объявлял. «Изобретательность, — говорил Прокофьев, — у композитора почти не менее важна, чем внутреннее содержание». Выдумка богатейшая, виртуозная изобретательность, целый каскад великолепных оркестровых находок (затейливо изукрашенная, «резная» фактура, полиметрические наслоения и неожиданные ритмические пере бои) — первое, что замечаешь в этой симфонической картинке. Притом наряд ее оригинальный, «свой», не с чужого плеча, сразу напоминающий знакомую творческую манеру автора. Вместе с тем фантазия здесь ярче, эффекты острее. Русская частушка, для «открытия» которой немало уже сделал Р. Щедрин, показала свои новые краски, и трудно не подивиться мастерству и находчивости композитора. А все же в целом от сочинения остается ощущение неудовлетворенности, словно что-то автором недосказано.

Ощущение это связано, вероятно, с некоторой импрессионистичностыо замысла. Поначалу чувствуешь в «Озорных частушках» праздничную приподнятость, как будто, проходя улицей, услыхал неясно доносящийся веселый наигрыш, задорное притоптывание каблуков, молодые голоса И ждешь: вот-вот зазвучит сама песня. Но нет ее! Мелодия, необязательно широкая, кантиленная, но сколько-нибудь ясно очерченная мелодическая мысль — так и не появляется. По-прежнему доносятся отрывки «простеньких восьмитактных мотивчиков», удалой посвист, лихие пощелкивания и постукивания, отзвуки веселья. Словно постоял немного, прислушиваясь, и не подошел, прошел дальше...

«Если композитор обнаружил выдумку без достаточного содержания, — писал Прокофьев в том же месте Автобиографии, — это, прежде всего, плохо для него самого: другие переймут его

_________

1 Привлекательный, «батально» изобразительный фрагмент, хотя и не очень новый по приемам (литавры — залпы орудий, пикколо и барабанчик — военный строй и т. д.), удачно введен, например, в средний раздел симфонической поэмы В. Купревича «Поле русское, Бородинское...». Заметим попутно, что по характеру это не поэма, а скорее симфоническая картина.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет