сти мелодического насыщения всей музыкальной ткани «Реквиема», примечательной органичнейшим, логически осмысленным движением составляющих ее голосов.

Вместе с тем получают дальнейшее развитие излюбленные композитором приемы альтерационного письма, в частности давно уже «обыгрываемое» им «расщепление» аккордовых звуков. Чаще всего терции и сексты лада ¹.

Иногда это осуществляется на небольшом расстоянии. Замечательный пример — заключение песни баритона с хором «Я не умру». «Дай мне ясной жизни, судьба!» — распевает солист мажорный квартсекстаккорд. А дальше происходит великолепная перекраска мажоро-минорных соотношений, на которую так щедр обычно в своих сочинениях Кабалевский. «Дай мне гордой смерти...» — это распевается уже минорный квартсекстаккорд, и вдруг на слове «судьба!» мажорная тоника «высвечивает» весь оборот, придавая героическому образу характер светлый и даже нежный. Так тонкий штрих по-своему окрасил эмоциональное содержание номера...

Упомянем, наконец, о подлинно экспрессивной роли оркестра, порадовавшего разнообразием фактуры (вспомним, как мелодическая вязь начальных разделов сменяется хоральным аккомпанементом темы «И прощальные гимны...», а простая песенная ткань «Я не умру» или прозрачный орнамент «Черного камня» — «плотной», маршевой поступью «железных дивизий»). Впрочем, анализ подлинно драматургического мастерства оркестровки — достойный предмет особого, отдельного исследования.

«Реквием» Кабалевского был тепло, взволнованно принят любителями музыки и в Москве, и в Ленинграде. В реакции зрительного зала чувствовалось, что тема эта дорога слушателям, а воплощение ее ощущается не только как своевременное, но и как давно наболевшее. «Реквием» оказался сочинением, которое воистину «надо живым».

Этим ощущением нужности произведения, его художественной и гражданской значимости проникнуто было и исполнение.

В Москве и в Ленинграде эти вечера доставили слушателям немало минут настоящего, открытого общения с новой музыкой. В первую очередь сказанное относится к обоим юношеским коллективам (детскому хору Института художественного воспитания Академии педагогических наук РСФСР и Ленинградскому детскому хору радио и телевидения). Они пели свою партию с горячим увлечением, с завидной точностью интонационного строя.

Из солистов на первое место хочется поставить Валентину Левко. Сочный, густой звук ее голоса как нельзя лучше соответствует напевной ариозности меццо-сопрановой партии. «Сердце матери» В. Левко пела выразительно, вдохновенно. Н. Юренева продемонстрировала в этой же партии тонкость фразировки, четкую дикцию. Жаль, что временами вокальная интонация по чистоте оставляла желать лучшего. С. Шапошников (баритон соло) вновь показал высокую вокальную культуру пения и тонкость воплощения образа, задуманного композитором. Особенно хорошо исполнил С. Шапошников третий номер «Я не умру»; голос его, хотя и не сильный, выделялся на фоне хора благодаря умело найденной фразировке, тембровой палитре звука. Много искреннего было и в исполнении В. Валайтиса, исполнении проникновенном, драматически насыщенном.

Хотя оба филармонических оркестра, исполнявшие «Реквием» (Московский и Ленинградский), хорошо справились со своими задачами, все же в исполнении ленинградцев была своя прелесть — главным образом благодаря вовсе не дирижерским, но зато таким «композиторским» жестам самого автора сочинения. Как-то особенно тонко подчеркивал он, дирижируя в ленинградских концертах, характерные черты хоров первой части, детского хора, эпизода «Слушайте!». Зато Б. Хайкину удалось достичь большей динамичности в маршевых, «наступательных» эпизодах.

Вероятно, в процессе дальнейшей работы отточится звучание хоровой партии, исполняемой Академической капеллой им. М. И. Глинки в Ленинграде, Государственным Московским областным хором в Москве. Ставить ли обоим коллективам в вину то, что, выступая без перерыва полтора часа подряд, они к концу устают и вторую половину, во всяком случае, последнюю треть сочинения поют хуже, чем его начало?

Может быть, стоило поискать возможность для

_________

¹ Уже говорилось о родстве главной темы «Реквиема» одной из лейттем «Семьи Тараса». В «Реквиеме» этот мелодический образ как бы сжат в одну гармоническую вертикаль, включающую в себя и нисходящее, от квинты к тонике, трезвучие си бемоль минора, и четвертую повышенную ступень (ми бекар), задержанную к квинте, и временами «расщепленную» терцию (ре бемоль, ре бекар).

перерыва, помимо имеющихся в «Реквиеме» небольших оркестровых интерлюдий ¹.

Среди профессионалов «Реквием» был воспринят по-разному. Находятся музыканты, упрекающие это сочинение в отсутствии трагизма, якобы обязательного при воплощении подобной темы, — трагизма, по их мнению продиктованного самой жизнью, уроками прошлого. Судьбой окруженца Солженицына и героя «Чистого неба». Судьбой защитников Брестской крепости, узников лагерей смерти, первых, почти безоружных ополченцев. Что ж, возможно и такое прочтение темы «Реквиема». Все зависит от склада дарования композитора; ведь и в прошлом были «Реквием» Моцарта и «Немецкий реквием» Брамса.

Но не будем упрекать композитора за то, что писал он не такую музыку, какую хотелось бы некоторым его критикам. Оценим лучше то, что он написал. А написал Дмитрий Кабалевский глубокое по мыслям сочинение. Сочинение, очень нужное живым. Всем живым.

_________

¹ Кстати, они кажутся не совсем ровными по качеству. Наряду с отличными, выразительнейшими фрагментами (например, начало третьей части — вступление оркестра, основанное на теме «Вечной славы» и интонациях темы «Помните!») встречается в сочинении и музыка изобразительного свойства (как, скажем, небольшой инструментальный «переход», Allegro до минор, от одного эпизода «Черного камня» к другому — после слов: «Где она теперь, невеста?»).

Г. Орджоникидзе

Знакомьтесь: молодость!

Право и долг молодости — сказать новое слово, внести свежую струю в развитие художественного творчества, отразить в музыке великую и сложную эпоху, жизнь народа, его будни и героизм. Жгучие проблемы современности ждут молодых художников, принимающих эстафету большого реалистического искусства. Трудная и ответственная задача!

Эстетические принципы социалистического реализма не догма и не предвзятая программа. Категории добра и зла, красоты и уродства не абстрактные понятия, а реальный мир, познанный и отраженный в стройной эстетической системе. Она выковывается в процессе борьбы за приближение коммунистического завтра и раскрывается советскими композиторами по-новому, на новом историческом материале, в новых творческих стилях. Наша музыка самобытна именно новизною своего героя. Возникшая на плодородной почве отечественной культуры, она имеет и свои славные традиции, определяемые содержанием социалистической действительности.

Созвучность этой действительности, общественная актуальность тематики, прочные связи с музыкой народного быта, борьба за подлинно прекрасное, а не внешне красивое, демократичность в самом прямом и высоком смысле этого понятия — вот некоторые существенные «заповеди» нашей эстетической программы. Именно такова советская музыкальная классика, насчитывающая не один десяток творений — от сложно-синтетических до эстрадных, воплотивших духовный строй нашего современника и его эстетический идеал. Кто же как не молодые композиторы должны развивать это новое и окончательно утвердить его?

Естественно, что каждое поколение художников подхватывает животворные традиции советской музыки и несет их дальше. Так, например, можно назвать О. Тактакишвили и С. Цинцадзе — композиторов, вступивших на творческую арену почти одновременно, к концу 40-х годов, и внесших свежую струю в развитие национальной культуры. Оба безусловно опирались на ее истоки и новые достижения. Но вместе с тем именно с их именами связано появление новых тем, новых стилистических черт национальной музыки, ее большая интернациональность и повышение профессионального уровня.

Современная тема своеобразно преломлена в двух симфониях и Фортепианном концерте О. Тактакишвили. Он развил некоторые принци-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Г. Орджоникидзе

Знакомьтесь: молодость!

Содержание