Выпуск № 5 (294) | 1963 - страница 17

ствии это было названо «линеарностью», линеарным, внегармоническим голосоведением). Танеев не питал к таким сочетаниям особого влечения, не останавливал на них внимания и говорил, что Бах велик не «потому», что они у него встречаются, а «несмотря на это».

Игру Сергея Ивановича в концертах я слышал редко. В тот период времени, о котором я пишу, он вообще редко выступал с исполнением чужих сочинений. Помню его исполнение Первого концерта Чайковского и на bis его же «Rêverie du soir». Помню также, как он играл на двух роялях с А. Гольденвейзером «Силуэты» Аренского. Из всего этого запомнилась особенная какая-то нежность и ласковость, с которыми была сыграна на bis упомянутая пьеса Чайковского.

Неоднократно Сергей Иванович играл нам то или другое только что написанное свое произведение еще до исполнения его в концерте. Хорошо помню один вечер.

В кабинете горели свечи (электричества Танеев не признавал). При этом старинном, уютном, но тусклом освещении Сергей Иванович сыграл нам только что законченный фортепианный квартет. Кроме меня, слушателями были Жиляев, Станчинский и К. Сараджев, с которым Танеев неоднократно в моем присутствии советовался относительно штрихов и пассажей струнных партий в своих камерных ансамблях. Сергей Иванович играл квартет наизусть, сам исполняя и фортепианную партию, и все три остальных голоса (рукопись была предоставлена слушателям, кажется, Сараджеву). Несмотря на сложность задачи, Танеев справился с ней великолепно, как всегда очень уверенно и пластично выявляя все существенное. Я слушал с благоговейным вниманием и восхищением.

Слева направо: А. Александров, А. Гедике, С. Фейнберг, Н. Мясковский, А. Шеншин, Е. Павлов. 20-е годы

Странно, что у меня не осталось в воспоминании такого же яркого впечатления от первого исполнения этого квартета в концерте с участием автора, хотя, несомненно, исполнение было превосходно. Не знаю уж, чем это объяс-

нить. Вероятно, домашняя обстановка усиливает чуткость к восприятию музыки.

Например, сильнейшее впечатление произвела на меня только что написанная Девятая соната Скрябина в исполнении автора у него на квартире. При этом, кроме меня, присутствовали: А. Гольденвейзер, Л. Конюс, Н. Жиляев, доктор Богородский и жена Скрябина, Татьяна Федоровна. Позднейшие исполнения Скрябиным этого произведения в концертах такого впечатления на меня не производили.

Один раз я слышал также импровизацию Танеева на большой фисгармонии-органе на квартире у В. Булычева, руководителя хоровой капеллы, посвятившего свою деятельность исполнению произведений строгого стиля. Сначала я подумал, что Сергей Иванович играет неизвестное мне произведение Баха в форме хоральной прелюдии. Но это оказалась превосходная контрапунктическая импровизация, мастерская по форме и стилю. Танеев рассказывал мне, что вместе с Аренским они нередко упражнялись на двух роялях в контрапунктической импровизации на заданную тему.

Возвращаясь к моим занятиям по вторникам, упомяну, что первые ноты и книги, которые я получил от Сергея Ивановича для прочтения и изучения дома, были: оркестровая партитура «Дон Жуана» Моцарта, которую я знал тогда только в клавире, «Биография Моцарта» Улыбышева и небольшая книжка Гуно на французском языке, содержащая в себе подробный разбор музыки «Дон Жуана».

За знание французского языка Танеев счел нужным меня похвалить. Я об этом рассказываю как о примере того, что Сергей Иванович всегда интересовался не только музыкальными занятиями своих учеников, но и их общим развитием. Помню, например, что в 1908 году в Дюдькове, когда я начал с ним систематически заниматься контрапунктом строгого стиля, Танеев спросил, на каком факультете учусь я в университете. Узнав, что на филологическом, попросил разрешить какой-то интересовавший его лингвистический вопрос. Мне кажется, что он хотел проверить, занимаюсь ли я серьезно наукой или только числюсь в университете. Увы, я не помог ему в лингвистике. С. И. сначала стал иронизировать над горе-филологом, но, узнав, что я на философском отделения, учинил мне замаскированный экзамен по философии Канта. Тут он все же остался доволен и очень серьезно похвалил меня за достаточную эрудированность.

Очень характерно, что именно Моцарта и именно «Дон Жуана» Танеев рекомендовал мне для изучения в самом начале нашего знакомства. Моцарт был, как известно, одним из любимейших композиторов Чайковского, а «Дон Жуан» — произведением, которое внушило ему любовь к музыке. Танеев несомненно воспринял эту любовь от своего гениального учителя и стремился привить это чувство и своим ученикам. Процесс овладения партитурой «Дон Жуана», кажется, первой, которую я в своей жизни увидел, и, во всяком случае, первой, мною изученной, представил изрядные трудности, особенно вначале. Пришлось освоиться с общепринятым расположением инструментов, с транспонирующими инструментами, с приемами чтения партитур с листа. Партитура «Дон Жуана» ознакомила меня и с принципами классической оркестровки — помощь Танеева при этом была, разумеется, неизбежна. Трудности, о которых я упомянул, с избытком покрывались удовольствием, которое я получил, и пользой, которую извлек из такого тщательного изучения. В дальнейшем я получал от Танеева и другие подробные задания; давались мне и хоровые партитуры Палестрины с пометками. Танеев выписывал на полях различные отступления от «правил» строгого стиля, имеющиеся в произведениях Палестрины: параллельные квинты, тритоны и т. п., а также интересные контрапунктические комбинации, перестановки со сложными показателями, различные каноны. Получал я и другие сочинения, иногда только что вышедшие из печати, например клавир «Китежа» Римского-Корсакова, партитуру Второй симфонии Рахманинова, о которых потом велась у нас беседа.

Выдавая ноты и книги из своей библиотеки, что он делал очень охотно, Танеев вел записи в двух тетрадках. В одной регистрировались фамилии и адреса учеников, взявших книгу или ноты, и отмечались авторы и названия взятых сочинений. В другой регистрировались авторы и названия и указывалась фамилия «абонента». Таким образом, всегда было легко справиться и кто взял искомую вещь, и какие названия находятся у данного лица. Любовь к порядку была одним из характерных свойств Танеева.

(Окончание следует)

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Слева направо: А. Александров, А. Гедике, С. Фейнберг, Н. Мясковский, А. Шеншин, Е. Павлов. 20-е годы

Содержание